Лорд поневоле
Шрифт:
– Я думаю, что он заставил выкинуть это из газеты, – объявила она за завтраком перед открытием магазина. – Он ужасно деликатен! Если бы вы видели, как он снял шляпу передо мной, – настоящего аристократа видно сразу!
– Ты будешь маркизой, Милли, – воскликнула одна из продавщиц.
– Я полагаю, что мы еще раз увидим тебя в суде, – глубокомысленно добавила другая. – Нарушение обещания жениться и тому подобные вещи… Знаю…
Мисс Фарленд считала это маловероятным. Она и его сиятельство были только друзьями. Только это и ничего больше…
Тем не менее,
В воскресенье мисс Фарленд явилась в гости к маркизу Пальборо. Гвенда была очень любезна, но сначала сильно разочаровала ее, так как (по первому впечатлению мисс Фарленд) она могла быть никем иным как молодой супругой его сиятельства. Что касается Чика. то ом был прост и мил, болтал с одинаковой легкостью как о погоде, так и о состязаниях легковесов. Но ни одна из этих тем не волновала мисс Фарленд.
Внезапно она превозмогла робость и стала многозначительно покашливать и хихикать на каждом слове. Она даже назвала Чика по имени.
Чик покраснел и поперхнулся чаем, но это ему понравилось. Гвенда не покраснела и не поперхнулась, но ей это вовсе не понравилось.
Чик проводил ее.
– Вы мне будете писать, Чик?
Милли Фарленд сложила губки так очаровательно, как только могла. Она много поработала перед зеркалом, и теперь ее мина была, несомненно, самой удачной.
– Писать? – переспросил удивленный Чик. – О! Э… конечно, я буду писать… э… Да… О чем же мне писать?
– Я хочу знать, как вы поживаете, Чик.
Она опять сложила губки.
– Вы будете мне писать, не правда ли? Я так одинока здесь, и я так была счастлива сегодня… с вами, – прибавила она многозначительно.
Чик знал этот взгляд по множеству кинематографических драм, но все-таки он не узнал его. Милли очень любила кинематограф (все-таки воспитательное значение кинематографа порой недооценивается многими).
– Что вы о ней думаете? – спросил он, придя домой.
– Очень, очень хорошенькая девушка, – отвечала Гвенда.
– Не правда ли? Бедная малютка, она так одинока! Ей так понравилось здесь. Она просила меня писать…
Гвенда подошла к окну.
– Начинается дождь! – заметила она.
– Я знаю, – сказал Чик. – Когда я шел домой, уже накрапывало. О чем я могу ей писать, Гвенда?
– Что за вопрос, Чик! – воскликнула она, улыбаясь.
– Но, в самом деле…
– Пишите ей о нефти, – подсказала Гвенда, стоя на пороге, – о боксе, но не пишите ей ничего ни о ней, ни о себе самом, Чик. Это совет… совет старой замужней женщины.
– Гвенда! – вскричал Чик. – А если она вовсе не интересуется нефтью?
Но Гвенда уже вышла.
На следующий день он попытался написать первое письмо, но обнаружил чрезвычайную скудость тем для переписки с человеком, вкусы и интересы которого были для него тайной. К счастью, мисс Фарленд сама избавила его от затруднений, прислав целое послание.
О, как она была бесконечно довольна и счастлива! Она хотела бы просить его оказать ей маленькую услугу. Она чувствует, что должна открыть ему свое сердце! Один джентльмен хочет на ней жениться! Но она не любит его! Может ли брак быть счастливым без любви?
И так далее на восьми страницах.
Гвенда видела, как Чик хмурился над письмом, и удивлялась.
Чик чувствовал, что он является хранителем великой тайны и был связан словом не говорить о сомнениях Милли ни одной живой душе. Чик питал большое уважение ко всем женщинам и не мог оставаться безучастным, когда прелестное дитя готовилось к браку с нелюбимым человеком.
В тишине своей комнаты он писал. Он исписал двенадцать страниц, прежде чем сообразил, что начал писать. И письмо Чика предостерегало от безрассудства брака там, где нет любви. Он развил такую философию любви, которая его самого привела в изумление. В его письме было такое место:
«Социальное или финансовое состояние человека несущественно, все равно, маркиз я или мусорщик, все равно, зарабатываете ли вы свой хлеб или вы – леди из самого высшего общества! Если вы любите меня и я люблю вас, остальное не имеет никакого значения!».
Он опустил в почтовый ящик толстый конверт, в немалой степени гордый тем, что помог человеку.
На следующее утро он крайне изумился, получив ее ответ, который мог быть отправлен только ночью. На этот раз мисс Фарленд написала семнадцать страниц. Письмо Чика так помогло ей! Она никогда еще не встречала мужчину, который так хорошо понимал бы женское сердце!
На семнадцатой странице была приписка. Не может ли Чик встретиться с ней в половине девятого у большой статуи в Гайд-парке?
Чик принял это предложение и помчался в Гайд-парк Ему не нужно было брать ее за руку, когда они гуляли по одной из пустынных дорожек. Она сама избавила его от сомнений, взяв его руку и крепко держа ее во время прогулки. Было немного странно, что мисс Фарленд ни единим словом не обмолвилась о том нелюбимом джентльмене, который желал заманить ее в брачные сети. Больше всего она говорила о себе. Она рассказала, кем была по своему происхождению: ее отец был офицер, а мать – дочерью сельского священника. Кем были ее прадедушка и прабабушка, она хорошо не знала и завидовала аристократии, которая помнит всех своих предков.
(По счастью, она не интересовалась предками маркиза Пальборо: в этом вопросе он мог бы оказаться далеко не на высоте).
Чик проводил ее обратно до Оксфорд-стрит.
– Мы еще увидимся, да? – прошептала она нежно.
Затем Чик поцеловал ее. В мыслях у него не было ничего подобного, но прелестная, слегка закинутая назад головка была так мила, что Чик поцеловал ее.
Когда в этот вечер Гвенда вернулась домой, Чик, более хмурый, чем когда-либо, поджидал ее в гостиной.