Лорды Белого замка

Чедвик Элизабет

– Так чего же вы хотите от меня? – поинтересовался он. Ему стало не по себе: а вдруг Уна попросит его устроить де Шомону этот «несчастный случай»?

– Я хочу, чтобы ты забрал Тару. – Уна показала через плечо на собаку. – Я уже говорила: мертвый муж мне не нужен. А я боюсь, что Тара перегрызет де Шомону глотку, если только он сам раньше не убьет ее. А на тебя моя собака не рычит. Забери Тару с собой в Англию. Она будет верно тебе служить.

Фульк покосился на собаку. А та, словно почувствовав его взгляд, подняла голову и пару раз стукнула хвостом по полу. Интересно, как отнесется лорд Теобальд к тому, что на

полу его комнаты будет похрапывать охотничья собака размером с пони?

– Ну что, возьмешь Тару?

– С удовольствием, миледи, – сказал Фульк, обрадовавшись, что отделался так легко. Но тут же нахмурился. Уна сказала: «Забери ее с собой в Англию» – словно поездка была делом решенным. И он спросил: – А что заставляет вас думать, будто я не останусь в Ирландии надолго?

– Не что, а кто! Твой принц. – Взгляд ее васильковых глаз вдруг стал твердым, как стекло. – Когда все серебро будет потрачено, а все вино выпито, игра закончится. В свите Иоанна есть достойные люди. Один из них – твой господин, другой – Уильям де Бург, но оба, увы, ничего не могут поделать, поскольку связаны по рукам и ногам властью принца. Как долго вы тут задержитесь? Думаю, до осенних ветров, не дольше. – Наклонившись над Фульком, Уна коснулась губами его щеки, а затем отступила назад. – Эх, будь ты лет на десять постарше! – с чувством сказала она. – Какая жалость, что ты так молод! Хотя, может быть, это и к лучшему.

По дороге к двери Уна наклонилась к собаке, обняла ее обеими руками и нежно шепнула своей любимице на ухо прощальные слова на родном языке. Потом, приказав Таре остаться, быстро вышла не оборачиваясь.

Фульк наконец-то позволил себе глубоко вздохнуть – с облегчением и сожалением одновременно – и тут же схватился от боли за ребра. Через мгновение собака неслышно подошла к своему новому хозяину и лизнула ему руку.

– Вот это было у тебя под чепраком. – Усевшись на край кровати, Жан продемонстрировал Фульку осколок стекла от разбитого кубка. Из таких кубков пили только представители знати, сидевшие за почетным столом, поскольку стекло стоило дорого и к тому же легко билось. – Хитро задумано: в ту секунду, как ты опустишься всей тяжестью своего веса на седло, осколок должен был вонзиться в тело чалого, словно острая шпора.

Фульк взял кусок стекла и повертел его в пальцах. На кожу упало пятнышко зеленого света. Зловещий острый зубец окрашивала толстая полоса запекшейся крови с прилипшими серыми волосками. Осколок сам по себе был недостаточно длинным, чтобы убить животное, но его хватило, чтобы оно обезумело от боли, так что не выдержало сердце. Фульк вспомнил хитрый взгляд де Мальфе и довольную ухмылку на лице принца Иоанна. Они, несомненно, сочли это удачной шуткой.

– Я знаю, кого винить, – мрачно произнес он. – Отец был прав. – (Жан вопросительно поднял брови.) – Мне надо было сделать так, чтобы этот ублюдок больше не поднялся.

В сентябре из Англии прибыла галера с письмами, на ней же приехали и посланники короля Генриха. Пророчество Уны сбылось.

– Мы отправляемся в Англию, – сказал Теобальд, одеваясь к обеду у себя в комнате. Час тому назад он вернулся с приватной беседы, имевшей место в покоях Иоанна. – Дорожные сундуки должны быть собраны к рассвету.

Фульк знал, что так и будет. И без предсказаний Уны все было понятно: и по неуклонному потоку дезертирующих наемников, и по недовольным разговорам горожан, которым постоянно недоплачивали за товар.

– Выходит, король Генрих не прислал больше серебра?

Фульк помог Теобальду облачиться в придворную котту из малиновой шерсти, обшитую по краю золотой тесьмой.

Теобальд покачал головой:

– Если серебро и прибыло, то не для Иоанна. Пусть он и любимчик Генриха, которому отец во всем потакает, но всему есть свои пределы. На новое серебро попросту опять купили бы вино, а казна Генриха не бездонна. Подозреваю, Иоанн, приехав домой, сперва получит нагоняй, а потом… Словом, повторится история про блудного сына.

Фульк понимал, что имел в виду Теобальд. После происшествия с шахматной доской принца лишь слегка побранили, не более того.

Теобальд застегнул пояс и проверил, надежно ли пристегнуты ножны.

– В том, что случилось, виноват не только Иоанн, – сказал он, проводя гребнем по своим коротко подрезанным рыжеватым кудрям. – Нельзя ожидать от избалованного юнца, что тот будет выполнять работу взрослого. И тем не менее, – прибавил Уолтер, положив гребень на сундук, – полагаю, что урок все усвоили. – Взяв плащ, он улыбнулся Фульку. – Бьюсь об заклад, что тебе не жалко уезжать, да?

– Вы правы, сэр. Не могу сказать, что мне здесь было слишком плохо. К тому же я многому научился, но… – Фульк слегка покраснел под спокойным взглядом серых глаз лорда. – Но я хочу снова увидеть семью и родной дом.

– Странствовать приятно. – Теобальд перевел взгляд с Фулька на оконный проем, сквозь который проникал тусклый зимний свет. – Но и возвращаться обратно тоже очень приятно.

Они отправились из Уотерфорда с утренним приливом. Резкий ветер гнал корабль к дому, и оба вглядывались в покрытое рябью серое море: Теобальд с тревогой, а Фульк – с покорностью.

Пока последние сундуки еще грузили на корабли, Жан вернулся из очередного набега на кухню с богатым уловом – бараньим пудингом, бутылкой хмельного меда и известием для Фулька: Ги де Шомон, новый муж Уны Фицджеральд, был серьезно ранен на охоте.

Глава 6

Валлийская граница, лето 1189 года

Старшие мальчики из семейства Фицуорин и братья де Ходнет, Болдуин и Стивен, провели все утро на ярмарке в Освестри, изучая товары, которые предлагали шорники, торговцы лошадьми и оружейники. Фульку надо было забрать отремонтированную уздечку, Уильям искал новое седло, и, конечно, все молодые люди не прочь были поглазеть на изящные мечи, выложенные на тряпице перед лавкой кузнеца.

Некоторые из клинков были выкованы из одной полосы стали, другие изготовлены по старинке, из нескольких слоев железа, и отбиты молотом до появления на поверхности причудливых волнистых узоров. Говорили, что эти узорчатые клинки слабее обычных, но зато им не было равных по красоте.

– Когда стану рыцарем, куплю себе такой клинок. – Карие глаза Уильяма горели жадным огнем.

Ему уже исполнилось восемнадцать, и теперь этот стройный вспыльчивый юноша отчаянно жаждал наступления заветной церемонии, которая сделает его наконец настоящим мужчиной и воином.