Лощина
Шрифт:
Он качает головой.
— Нет.
— Ты помнишь занятие с профессором Крейном? Экскурсию с Сестрой Маргарет?
— Да, — говорит он, хмурясь.
— Он помнит так же, как и я, — объявляю я маме, поворачиваясь лицом вперед. — Как ты это объяснишь?
— Есть много необъяснимого, Кэт, — говорит мама усталым голосом.
Она не может объяснить? Или не хочет?
Когда мы подъезжаем к нашему дому, Бром продолжает ехать дальше, говоря моей маме, что пригласит родителей
Мы распрягаем лошадей и заходим в дом, где пахнет куриным супом. Мама находит Фамке на кухне и говорит ей приготовить что-нибудь на ужин, раз у нас гости. Фамке выглядела очень удивленной, услышав о возвращении Брома.
— Правда? — шепчет Фамке, пока режет сельдерей, а мама ушла принимать ванну. — Бром действительно вернулся?
— Он действительно вернулся, — говорю я ей.
Она щурится на меня сквозь несколько прядей растрепанных седых волос, упавших ей на лоб.
— Ты не выглядишь счастливой, дитя.
Я нацепляю свою лучшую улыбку.
— Я счастлива. Испытываю облегчение.
— Но? — она прижимает нож к сельдерею, но не режет его.
— Но он ничего не помнит, — шепчу я. — Ни почему ушел, ни что произошло, пока его не было. Он даже не знает, как сюда попал. Сестры сказали, что он был дома несколько дней, но болел. Я в это не верю, и Бром тоже. Он говорит, что помнит лишь как проснулся сегодня в кабинете. Вот и все.
Фамке несколько мгновений смотрит мне в глаза.
— Что? — спрашиваю я.
— Они снова говорили о браке? Между тобой и Бромом.
— Да, — решительно говорю я. — Как будто он вообще никуда не уходил. Не пойми меня неправильно, я все еще люблю Брома, как и всегда, но…
— Но теперь ты с профессором.
Я смотрю на нее.
— Откуда ты это знаешь?
— Стены слушают, — говорит Фамке, возобновляя рубку. — Они слушают и наблюдают.
— Ты — это стены?
Она улыбается, но это горькая улыбка.
— Я здесь уже давно, Катрина. Я многое повидала.
Мне всегда нравилась Фамке. Я всегда доверяла ей. Но знала, что она предана моей матери, а не мне. Тем не менее, я должна спросить.
— Что ты видела? — шепчу я.
Фамке переводит взгляд на пустой дверной проем, затем снова на меня. Выражение ее лица становится печальным.
— Твой отец хотел для тебя самого лучшего. Ты знаешь это, не так ли?
Я киваю.
— Знаю.
— Но не того же, что и твоя мама. Он не хотел, чтобы ты выходила замуж за Брома.
Я потрясенно моргаю,
— Что ты имеешь в виду?
Конечно, он хотел. Они только об этом и говорили. Что он моя судьба, что Бром был бы идеальным мужем, и у нас будут идеальные дети, и мы никогда ни в чем не нуждались бы.
— Он не хотел, чтобы ты выходила замуж за Брома, потому что твоя мама этого желала. И родители Брома, — она делает паузу, нарезая сельдерей. — И Сестры. А вас с Бромом не спрашивали.
— Он хотел, чтобы я сама решила, — размышляю я.
Она поджимает губы, наклоняя голову.
— Да…
— И?
— Чего он на самом деле хотел, так это чтобы ты покинула Сонную Лощину.
Я качаю головой. Нет. Это противоречит всему, во что я верила, всему, что я слышала.
— Нет, — говорю я ей. — Перед смертью он сказал, чтобы я присмотрела за мамой.
Ее взгляд тверд.
— Ты уверена? — она наклоняется ближе. — Я приехала сюда, чтобы работать на твоего отца, Кэт. Он нанял меня, дал шанс, когда я потеряла мужа и у меня не осталось никого, никаких перспектив. Я любила его как сына. Моя преданность после его кончины принадлежит тебе, а не твоей матери.
— Ладно, — говорю я тихим голосом, не ожидая услышать это.
— В этом мире очень мало людей, которым ты можешь доверять, — говорит она. — Твой отец был одним из них. А мать — нет.
Горькая информация, но не удивительная. Ни капельки.
— Что она делает с моими тетушками в полнолуние? — шепчу я.
Она слабо улыбается мне, смахивая волосы взмахом руки.
— Я не ведьма, поэтому не могу сказать. Но я знаю одно. Твоя мать отнимает. Она отняла у твоего отца, отнимет и у тебя. И когда она ходит в школу в полнолуния, отдает.
Затем она поворачивается ко мне спиной и принимается за морковь.
— Теперь, пожалуйста, не отвлекай, мне нужно приготовить блюда для неожиданных гостей.
— Конечно, — тихо говорю я, обдумывая все, что она мне сказала. Я медленно ухожу, чувствуя себя ошеломленной, и иду в спальню, закрываю за собой дверь и сажусь на кровать.
Мой отец был единственным, кто заботился обо мне, единственным, кто давал, а не брал. Он любил меня, любил настолько, что был согласен на мой отъезд из Сонной Лощины.
Почему он умер?
Почему он оставил меня с той, кто относится ко мне как к товару, к бушелю, который можно обменять на что-то взамен?
Что-то мокрое капает на руку, и мне требуется мгновение понять, что я плачу. Вместо того, чтобы вытирать слезы, как обычно, я позволяю себе разрыдаться. Падаю на бок на кровати и рыдаю по отцу, сжимая пальцы в кулаки на простынях. Печаль пронизывает меня насквозь. Я скучаю по нему, по его преданности, по его любви. С ним я чувствовала себя в безопасности, которая оказывается, очень сильно мне нужна.