Лосев

Тахо-Годи Аза Алибековна

Спорят о православии и его отношении к браку, о пришедших к христианству из других религий, о религии и искусстве (можно ли в воскресенье после литургии слушать Вагнера?), о положении Церкви и ее расколе.

Валентина Михайловна сдает магистерские экзамены и переписывает от руки Правило Зосимовой пустыни об избавлении от плотских страстей (для о. Мельхиседека из Зосимовой), [126] делает задания для школы (никак ее не бросит), исследует атмосферу Марса для В. Г. Фесенкова и ходит через день по типографиям.

126

У меня случайно сохранился листочек с фрагментом этого Правила.

Есть еще одна важная задача. Записывать жизнь старца о. Давида (Дм. Ив. Мухранова), знаменитого афонского архимандрита. Они с о. Иринеем и другими братьями были высланы за имяславие с Афона еще перед Первой мировой войной, отлучены от службы, но потом суд Московской Синодальной конторы оправдал главных зачинщиков этого «мятежа», разрешил служить в определенных московских приходах. [127] Батюшка о. Давид – духовный отец и наставник Лосевых,

к нему со всеми невзгодами идет Валентина Михайловна. Живет он у одной благочестивой духовной дочери, Екатерины Ивановны, [128] в окружении заботливых, но спорящих из-за любви к о. Давиду матушек и монахинь. Валентина Михайловна мечтает после смерти о. Давида напечатать его житие. Батюшка против записи его слов: «бес подглядит», но Валентина Михайловна не слушает батюшку. Она вообще очень своевольна, несмотря на послушание у любимого старца и желание смириться. Удается ей это плохо, ибо она, по словам о. Давида, «мир с Богом соединить хочет». А это для монаха немыслимо. Он призывает свою духовную дочь к терпению, приводит в пример собственную жизнь. Оказывается, трижды хотел наложить на себя руки. Трудно бороться с мирскими искушениями и страстями. От них не так-то просто уйти. Вот о. Давид возлагает на голову Валентины Михайловны крест Афонский со святыми мощами. Утешает – нельзя помнить все свои грехи, отдельно каждый. Бес тогда одолеет; и думать непрестанно о грехах нельзя – впадешь в уныние, а это самая радость для беса. Бог посылает искушение по силам, говорит он. И помыслов, учит о. Давид, не надо бояться. «Врагу приятно, что боишься. Пусть идут. Пройдут» (14/I—1926). Учит о. Давид Иисусовой молитве Алексея Федоровича и Валентину Михайловну. Сначала по пять минут, следуя правильному дыханию, а потом и дольше, и «на сердце» переводит.

127

См.: Еп. Иларион (Алфеев). Священная тайна церкви. Введение в историю и проблематику имяславских споров. Т. 1–2. СПб., 2002. (Об А. Ф. Лосеве – т. 2. С. 118–129 и множество других ссылок.)

128

Мне после ознакомления с Делом Лосева (№ 100256) на Лубянке (в июне 1995 года) стала известна фамилия этой Екатерины Ивановны, жившей в Армянском переулке. Это Бриллиантова, якобы родственница о. Давида. На самом деле родственница профессора А. И. Бриллиантова, отправленного с Лосевым в лагерь.

Хорошо говорит монахиня Степанида (она при о. Митрофане), что, кроме исповеди и отпущения грехов, еще нужно покаяние: «Все, что взыщете с верой, – придет». И молиться надо так: «Хочу или не хочу, спаси меня». Усмирить себя советует о. Давид Валентине Михайловне молитвой и поклонами. Назначил ей 300 молитв Иисусу Спасителю, 200 – Богоматери, 30 земных поклонов – Иисусу, 20 – Богоматери. Молитву только вслух, чтобы «шла по всем суставам».

Идет своя научная, философская жизнь, своя церковная, семейная, духовная. Именно такая духовная общность, «крепкое родство не по крови, а по духу» (10/V—1928) связывает Лосева с имяславцами, со знаменитым математиком, президентом Московского математического общества Д. Ф. Егоровым, с богословом М. А. Новоселовым, философом В. Н. Муравьевым, с о. Феодором Андреевым и его супругой Наталией Николаевной (из Ленинграда), математиком Н. М. Соловьевым, его сыном экономистом С. Н. Соловьевым, математиками, совсем молодыми В. Н. Щелкачевым, П. А. Черемухиным, В. Л. Олсуфьевым, университетским товарищем Н. В. Петровским, А Б. Салтыковым и его кузеном A.В. Сузиным, Г. А. Рачинским, бывшим председателем Религиозно-философского общества памяти Вл. Соловьева, профессором математики и физики Н. Н. Бухгольцем, владыкой Феодором (Поздеевским), священниками И. А. Сверчковым, о. А. Воронковым (непреклонным антисергианцем), B.Д. Лиорко (будущей супругой писателя М. М. Пришвина), ученицей Лосева по Институту Слова, артистом М. Н. Хитрово-Крамским, искусствоведом Н. М. Тарабукиным, филологом Н. М. Гайденковым, поэтом Г. И. Чулковым, другом Вячеслава Иванова.

Лосевы – активные антисергианцы, держат сторону митрополита Петра (Полянского), патриаршего местоблюстителя с 1925 года, гонимого и скитающегося по тюрьмам (помню, как А. Ф. рассказывал об его ссылке в какое-то страшное место под зловещим названием Хэ – как будто издевательская ухмылка). Они на стороне первого кандидата на должность патриаршего местоблюстителя митрополита Кирилла (Смирнова) – тоже в арестах и ссылках. Оба – Петр и Кирилл – погибнут в 1937 году. Обоих расстреляют. [129] Лосевы связаны с насельниками Данилова монастыря во главе с епископом Феодором (Поздеевским), [130] отложившимися от митрополита Сергия, и с насельниками Зосимовой пустыни. [131]

129

Митрополиты Петр и Кирилл канонизированы Русской Православной Церковью.

130

Расстрелян в 1937 году.

131

С радостью выяснила наконец, что друг и одноклассник А. Ф. «Шурка Протопопов» (так его вспоминал А. Ф., который еще в гимназии пророчил ему епископство – оба прислуживали в гимназической церкви) не только стал епископом Серафимом (А. Ф. об этом знал), но был активным антисергианцем и защитником митрополита Иосифа Ленинградского (недаром донской казак!). С печалью же узнала, что Серафим (Александр Алексеевич Протопопов, 1894–1937), епископ Колпинский, Ленинградской епархии, а с 1928 года епископ Аксайский, викарий Донской (родные ему и А. Ф. края), арестован в 1937 году и тогда же расстрелян. А я-то девчонкой, по просьбе А. Ф., ходила в Патриархию (в Мертвый переулок, в бывший особняк М. К. Морозовой) справиться о епископе Серафиме, и некий чин (уж точно гэпэушник) сухо отвечал, захлопнув дверь: «Никаких справок не даем». Мы-то с А. Ф. наивно надеялись (глупые), а бедный «Шурка» давно был мертв… (см. ниже кн.: Священномученик Иосиф, митрополит Ленинградский… С. 119, 329 и др.).

Имяславие стало для Лосевых не только настоящим исповеданием веры, но и основой научных трудов А. Ф. об имени, хотя по цензурным обстоятельствам

Имя Божие в «Философии имени» вообще не упоминается. Еще в 1922 году начали собираться приверженные к этому высокому духовному религиозному движению на квартире у Лосевых. Она была удобна тем, что помещалась на антресолях (вполне изолированно) квартиры родителей Валентины Михайловны. Были встречи и на квартире у П. С. Попова, сотоварища А. Ф. по университету. Именно у него дома познакомился А. Ф. с Н. М. Соловьевым, главным пропагандистом и ревнителем имяславия. Там однажды читал имяславский доклад о. П. Флоренский. К 1923 году относятся как раз имяславские тезисы богословского характера, направленные Лосевым о. П. Флоренскому, которые правил о. Ириней (Цуриков). Сохранился и черновик этих тезисов, несколько отличающийся от белового текста. В дальнейшем встречались и у профессора Д. Ф. Егорова, тоже старого имяславца. Приходили на эти собрания Н. В. Петровский, товарищ Лосева по университету, В. Н. Муравьев, сам Н. М. Соловьев, А. В. Сузин, Д. Ф. Егоров, Г. И. Чулков, инженер Ф. Г. Пономарев, художник В. А. Баскарев, артист М. Н. Хитрово-Крамской, профессор Н. Н. Бухгольц, Г. А. Рачинский, П. С. Попов. Бывали и монахи-имяславцы с Афона – о. Давид, о. Манассия и о. Ириней (соборный старец Пантелеймонова монастыря на Афоне). Монахи-имяславцы служили в часовне на Таганке и там поблизости жили, кроме о. Давида.

Именно на этих собраниях делал А. Ф. свои доклады, тезисы которых, как мы знаем, сохранились в его архиве. Их около тридцати. Там же читал доклад Н. М. Соловьев «Перед кем должен был каяться патриарх Тихон». В докладе главной темой был тезис: покаяние Тихона не перед советской властью, а перед имяславцами. Патриарх возобновил в 1918–1923 годах запрещение Св. Синода, хотя имяславцы подавали челобитные на Собор. Н. М. Соловьев – враг компромиссов – требовал «политики патриарха Гермогена». Патриарх Тихон на требование «твердой политики» ответил, что «он Гермогеном быть не хочет» (Дело Лосева, т. 11. 4/Х—1930, л. 124). [132]

132

Далее т. 11 Дела не будет оговариваться. Ссылки на другие тома будут указаны специально.

Н. М. Соловьев делал как-то доклад о Синодском послании против имяславцев в 1919 году, резко выдвигая политические моменты (23/Х—1930, л. 133). У Лосевых с Н. М. Соловьевым были расхождения в 1924 году, Лосев имел свою точку зрения, философско-догматическую, на учение об Имени Божием, и политическо-идеологический пыл Н. М. Соловьева его не мог удовлетворять. Обычно, как говорила Валентина Михайловна, разговоры их кончались «классической фразой»: «Что вы все, Алексей Федорович, философия, говорите, да диалектика! Жизнь, творчество нужно! Творчество, а не диалектика!» С женой и сыном Соловьева познакомились после его смерти. Сын – Серафим – был специалист по экономике и праву, причем считался марксистом, но и имяславцем.

Лосев был сторонником имяславия как «чисто религиозной идеи», и политика в этом деле была ему чужда, поэтому крайности современных имяславцев на Кавказе, активно занимающихся политикой, были для него неприемлемы (17/VII—1930, л. 120). (Они, например, отказывались получать паспорта, распространяли антисоветские листовки и совершали другие акты гражданского неповиновения.)

Дело о реабилитации всех имяславцев, так и заглохшее в годы революции и на Поместном Соборе 1918 года не поставленное, все еще не было забыто. Афонские старцы о. Манассия и о. Давид еще в 1923–1924 годах напрасно ожидали решения патриарха.

Было составлено кружком московских имяславцев даже нечто вроде Отречения от Синодского послания 1913 года, и к нему присоединился епископ Ювеналий, [133] но от патриарха не отошел. Валентина Михайловна тоже подписала это отречение от Синодского послания, но лично с Ювеналием не встречалась, а Лосеву с Егоровым и Соловьевым пришлось быть у епископа Ювеналия, хотя он этого и не очень хотел, понимая бесполезность этого дела. Самое интересное, что запрещение патриарха было формальное и он сам лично служил в храме вместе с о. Давидом (16/III—1981, л. 246). Правда, не забудем, что в свое время Синодальная контора в Москве оправдала о. Давида и ряд главных «мятежников». Патриарха Тихона посетили Д. Ф. Егоров и Н. М. Соловьев, но патриарх не принял во внимание их прошения решить окончательно дело пострадавших еще при царском Св. Синоде и митрополите Антонии Храповицком (24/VII—1930, л. 115).

133

Расстрелян в 1937 году.

Однако как ни старались Лосевы остаться на путях чисто догматической проблематики, но неминуемо их имяславие соединилось с антисергиевским движением [134] (хотя отложившиеся от Сергия вовсе не были обязательно имяславцами и даже совсем не принимали имяславия, как, например, митрополит Иосиф (Петровых). [135]

Сохранился в Деле А. Ф. Лосева замечательный документ, являющийся, можно сказать, неким «Символом веры» имяславцев, собиравшихся вокруг Егорова и Лосевых (л. 218–219).

134

Митрополит Нижегородский Сергий (Страгородский), заместитель Патриаршего местоблюстителя Петра, в 1927 году издал так называемую Декларацию, в которой шел на компромисс с советской властью, поставив церковную высшую иерархию в полную зависимость от воинственно-безбожного государства, безжалостно уничтожавшего веру, монастыри, церкви. От Сергия отпали выдающиеся иерархи, Церковь раскололась. Власти уничтожили в первую очередь оппозиционеров, не признавших Декларацию, а значит, не лояльных к болыневистско-атеистическому государству. Отложившиеся от Сергия приняли в первую очередь гонения и мученический конец, исповедуя чистоту веры и свидетельствуя путь подвижничества. Однако в дальнейшем власти стали уничтожать и сторонников Сергия, объявив «пятилетку безбожия». Церковь постигла «общенародная трагедия» (см.: Акты Святейшего патриарха Тихона и позднейшие документы о преемстве высшей церковной власти. 1917–1943. Ч. 1–2 / Сост. М. Е. Губонин. М., 1994. С. 808–832, особенно с. 808–810).

135

Расстрелян в 1937 году вместе с митрополитом Кириллом.