Лошадь как лошадь. Третья книга лирики

Шершеневич Вадим Габриэлевич

ПРИНЦИП АЛЬБОМНОГО СТИХА

Муаровый снег тротуарами завиваетсяКак волосы височками чиновника.Девушка из флигеля косого китайцаПод тяжестью тишины!Девушка, перегнувшая сны!Ты ищешь любовника? Не стоит! Он будет шептать: Останься! Любовью пригладит души непокорственный клок, И неумело, как за сценой изображают поток На киносеансе, Будет притворяться: страдает от вторника В гамаке убаюканных грез. Разве не знаешь: любовник - побитый пес, Которому не надо намордника.Н а и в н а я ! Песок на арене,Как любовь, для того, чтоб его топтать,Я не любовник, конечно, я поэт, тихий, как мать,Безнадежный, как неврастеник в мягких тисках мигрени! Но я еще знаю, что когда сквозь окна курица, А за нею целый выводок пятен поспешит, Тогда, как черепами, Сердцами Играет улица, А с левой стороны у всех девушек особенно заболит.И все, даже комиссары, заговорят про ДантеИ Беатриче, покрытых

занавеской веков,Верь! Весь звон курантовТолько треск перебитых горшков. И теперь я помню, что и я когда-то Уносил от молодости светлые волосы на черном пиджаке, И бесстыдному красному закату Шептал о моей тоске.А ты все-таки ищешь молодого любовника,Красивого, статного, ищешь с разбега,Тротуарами, где пряди снегаЗавиваются височками чиновника! Ну что же, ищи! Свищи! Сквозь барабаны мороза и вьюги, Сквозь брошенный игривым снежком плач, На нежных скрипках твоих грудей упругих Заиграет какой-нибудь скрипач.

СОДЕРЖАНИЕ ПЛЮС ГОРЕЧЬ

Послушай! Нельзя же такой безнадежно суровой,Неласковой!Я под этим взглядом, как рабочий на стройке новой,Которому: протаскивай!А мне не протащить печаль сквозь зрачок.Счастье, как мальчикС пальчик,С вершок.Милая! Ведь навзрыд истомилась ты:Ну, так оторвиЛоскуток милостиОт шуршащего платья любви!Ведь даже городовойПриласкал кошку, к его сапогам пахучимПритулившуюся от вьюги ночной.А мы зрачки свои дразним и мучим.Где-то масленица широкой волнойЗатопила засохший постИ кометный хвостСметает метлойС небесного стола крошки скудных звезд.Хоть один поцелуй. Исподтишечной украдкой,Как внезапится солнце сквозь серенький день.Пойми:За спокойным лицом, непрозрачной облаткой,Горький хинин тоски!Я жду, когда рот поцелуем завишнитсяИ из него косточкой поцелуя выскочит стон,А рассветного неба пятишницаУже радужно значит сто.Неужели же вечно радости объедки?Навсегда ль это всюдное "бы"?И на улицах Москвы, как в огромной рулетке,Мое сердце лишь шарик в руках искусных судьбы.И ждать, пока крупье, одетый в черное и серебро,Как лакей иль как смерть, все равно быть может,На кладбищенское зероЭтот красненький шарик положит!

Октябрь 1915

ПРИНЦИП ГАРМОНИЗАЦИИ ОБРАЗА

И один. И прискорбный. И приходят оравойТочно выкрики пьяниц шаги ушлых дней.И продрогшим котенком из поганой канавыВылезаю из памяти своей.Да, из пляски вчерашней,Пляски губ слишком страшной,Слишком жгучей, как молнии среди грома расплат,Сколько раз не любовь, а цыганский романс бесшабашныйУносил, чтоб зарыть бережливей, чем клад.И все глубже на лбу угрюмеют складки,Как на животе женщины, рожавшей не раз,И синяки у глаз,Обложки синей тетрадки,Где детским почерком о злых поцелуях рассказ.Но проходишь, и снова я верю блеснувшимРесницам твоимИ беспомощно нежным словам,Как дикарь робко верит своим обманувшим,Бессильно-слепым,Деревянным богам.

Октябрь 1917

КВАРТЕТ ТЕМ

От 1893 до 1919 пропитано грустным зрелищем:В этой жизни тревожной, как любовь в девичьей,Где лампа одета лохмотьями копоти и дыма,Где в окошке кокарда лунного огня,Многие научились о Вадиме Шершеневиче,Некоторые ладонь о ладонь с Вадимом Габриэлевичем,Несколько знают походку губ Димы,Но никто не знает меня....Краску слов из тюбика губ не выдавитьДаже сильным рукам тоски.Из чулана одиночества не выйду ведьБез одежд гробовой доски.Не называл Македонским себя иль Кесарем.Но частехонько в спальной тишиЯ с повадкою лучшего слесаряОтпирал самый трудный замок души.И снимая костюм мой ряшливый,Сыт от манны с небесных лотков,О своей судьбе я выспрашивалУ кукушки трамвайных звонков.Вадим Шершеневич перед толпою безликоюВыжимает, как атлет, стопудовую гирю моей головы,А я тихонько, как часики, тикаюВ жилетном кармане Москвы.Вадим Габриэлевич вагоновожатый веселийМежду всеми вагонный стык.А я люблю в одинокой постелиСловно страус в подушек кусты.Губы Димки полозьями быстрых санокПо белому телу любовниц в весну.А губы мои в ствол наганаСловно стальную соску сосут.

Сентябрь 1919

КАТАЛОГ ОБРАЗОВ

Занозу тела из города вытащил. В упор.Из-за скинутой с глаз дачи,Развалился ломберный кругозор,По-бабьему ноги дорог раскорячив.Сзади: золотые канарейки церквей,Наотмаш зернистые трели субботы.Надо мною: пустынь голобрюхая, в нейЖавороночья булькота.Все поля крупным почерком плугИсписал в хлебопашном блуде.На горизонте солнечный вьюкКачается на бугра одногорбом верблюде.Как

редкие шахматы к концу игры,Телеграфные столбы застыли...Ноги, привыкшие к асфальту жары,Энергично кидаю по пыли.Как сбежавший от няни детеныш - мой глазЖрет простор и зеленую карамель почек,И сам я забываю, что живу крестясьНа электрический счетчик.

Август 1919

РИТМИЧЕСКИЙ ЛАНДШАФТ

Дома -Из железа и бетонаСкирды.Туман -В стаканОдеколонаНемного воды.Улица аршином портногоВ перегиб, в перелом.Издалека сноваДьякон грозы - гром.По ладони площади - жилки ручья.В брюхе сфинкса из кирпичаКокарда моих глаз,Глаз моих ушат.С цепи в который разСобака карандаша.И зубы букв слюною чернил в ляжку бумаги.За окном водостоков краги,За окошком пудами злоба.И слово в губах, как свинчатка в кулак.А семиэтажный гусар небоскребаШпорой подъезда звяк.

Август 1919

УСЕЧЕННАЯ РИТМИКА

Торцы улиц весенними тиграмиПестрятся в огнебиении фонарей.Сердце! Барабанами стукаВыгреми миру о скуке своей.Жизнь! Шатайся по мне бесшабашнойПоступью и медью труб!Язык, притупленный графит карандашный,Не вытащить из деревянной оправы губ.Любовь! Отмерла,ОтмерлаТы, а кроме-Только выслез и бред вчера...Докурю папиросу последнюю в доме,И вот негде достать до утра.Снова сердцу у разбитого корытцаПрезрительно толковать,И в пепельнице памяти рытьсяИ оттуда окурки таскать!Что окурки любовниц после этого счастья?Смешан с навозом песок на арене!Господь! не соблазняй меня новой страстью,Но навек отучи от курения!!!

Март 1918

ТОЧКА ПЛЮС НЕДОУМЕНИЕ

Звуки с колоколен гимнастами прыгалиСквозь обручи разорванных вечеров...Бедный поэт! Грязную душу выголилиЗадрав на панели шуршащие юбки стихов.За стаканом вспененной весны вспоминай ты,Вспоминай,Вспоминай,Вспоминай,Как стучащим полетом красного райта,Ворвалось твое сердце в широченный май.И после, когда раскатился смех ваш фиалкойПо широкой печали, где в туман пустота, -Почему же забилась продрогшею галкойЭта тихая грусть в самые кончики рта?!И под плеткой обид, и под шпорами напастей,Когда выронит уздечку дрожь вашей руки, -Позволь мне разбиться на пятом препятствии:На барьере любви, за которым незрима канава тоски!У поэта, прогрустневшего мудростью, строки оплыли,Как у стареющей женщины жир плечей.Долби же, как дятел, ствол жизни, светящийся гнилью,Криками человеческой боли своей!

ПРИНЦИП ПРОВОЛОК АНАЛОГИЙ

Есть страшный миг, когда окончив резко ласкуЛюбовник вдруг измяк и валится ничком...И только сердце бьется (колокол на Пасху)Да усталь ниже глаз чернит карандашом.И складки сбитых простынь смотрят слишком грубо(Морщины всезнающего мертвеца).Напрасно женщина еще шевелит губы!(Заплаты красные измятого лица!)Как спичку на ветру, ее прикрыв рукою,Она любовника вблизи грудей хранит,Но, как поэт над конченной, удавшейся строкою,Он знает только стыд,Счастливый краткий стыд!Ах! Этот жуткий миг придуман Богом гневным,Его он пережил воскресною порой,Когда насквозь вспотев в хотеньи шестидневномОн землю томную увидел пред собой...

Январь 1918

ПРИНЦИП ПАРАЛЛЕЛИЗМА ТЕМ

Были месяцы скорби, провала и смуты.Ордами бродила тоска напролет,Как деревья пылали часов минуты,И о боге мяукал обезумевший кот.В этот день междометий, протяжный и душный,Ты охотилась звонким гременьем труб,И слетел с языка мой сокол послушный,На вабило твоих покрасневших губ.В этот день обреченный шагом иноверца,Как поклониик легких тревожных страстей,На престол опустевшего сердцаЛжедимитрий любви моей,Он взошел горделиво, под пышные марши,Когда залили луны томящийся час,Как мулаты обстали престол монаршийДве пары скользских и карих глаз.Лишь испуганно каркнул, как ворон полночный,Громкий хруст моих рук в этот бешенный миг,За Димитрием вслед поцелуй твой порочный,Как надменная панна Марина, возник.Только разум мой кличет к восстанью колонны,Ополчает и мысли, и грезы, и сны,На того, кто презрел и нарушил законы,Вековые заветы безвольной страны.Вижу помыслы ринулись дружною ратью,Эти слезы из глаз - под их топотом пыль,Ты сорвешься с престола, словно с губ проклятье,Только пушка твой пепел повыкинет в быль.Все исчезнет; как будто ты не был на свете,Не вступал в мое сердце владеть и царить.Все пройдет в никуда, лишь стихи, мои дети,Самозванца не смогут никогда позабыть.