Lot-Te-Rей
Шрифт:
Я - хумано, ты - хумано,
Мы равны и сексуальны...
– в тот год этот незатейливый хит победителей Евро-Азиатского песенного конкурса продержался в топе музыкальных чартов рекордные пятьдесят недель.
За прошедшие годы мир сильно изменился в лучшую сторону. В эпоху гендерного равенства не осталось места сексуальной дискриминации, и даже то, чем Салливан тайно мечтал заняться в молодом возрасте, из разряда преступлений постепенно дрейфовало в категорию дозволенного, хотя и не до конца одобряемого поведения. Во всяком случае, если убийца мог представить записку жертвы о том, что она сама хотела получить
"Как ты похожа на Стефанию!
– иногда думал про себя старый тьютор.
– Вот только Стефания была неблагодарной дрянью, а ты - сам ангел!"
Салливан, стесняясь и скрывая это от себя, ревновал Вирджинию к её одноклассникам, краснел, словно сам был подростком, и даже пытался писать стихи. К лету - после переходных экзаменов он собирался удетерить Вирджин и, забрав её из приюта для несовершеннолетних хумано, предаваться эстетическим телесным радостям не только на уроках, но и дома, так что известие о выигрыше в этой чёртовой лотерее прозвучало для старого тьютора как свист рака на горе под разразившим ясное небо громовым раскатом!
– А я и не знал, что они теперь допускают к участию в лотерее хумано, не достигших двадцати пяти...
– сказал Салливан.
Вирджиния засмеялась, и её голос серебряным колокольчиком зазвенел в пустом кабинете эстеса.
– Теперь в лотерее участвуют даже первоклассники! Вот только везёт не всем!
Везёт ли? По этому поводу у Салливана имелось собственное мнение, но высказать его он не успел - дверь класса распахнулась, что заставило тьютора вздрогнуть и поморщиться. Даже директор школы не позволял себе заходить в кабинет эстеса без стука.
Салливан вопросительно уставился на вошедшего. Ну, конечно! Кто же ещё мог быть столь наглым и пренебрежительным к правилам. Только этот мерзкий русский иммигрантишко! Салливан тут же внутренне поправил себя - тьютору не полагалось допускать мыслей, дискредитирующих ученика по стране происхождения.
– Привет Айван!
– сказал он, растягивая губы в широкой улыбке, но короткостриженый подросток даже не удостоил учителя взглядом.
– Чё, пойдём что ли?
– бросил он Вирджину.
– Ладно, Салли! Я к тебе потом заскочу!
– защебетал романтик-френд и быстро чмокнул тьютора в носик.
Иван даже дверь за собой не прикрыл. Что и говорить! Это был совершенно нелицеприятный тип и потенциальный преступник, находящийся под наблюдением школьного психолога. Но дурным наклонностям этого хумано были весомые оправдания: из варварской России Иван приехал всего лишь три года назад, имел генетическую предрасположенность к нарушению правил, кроме того один из родителей подростка был бывшим criminal, кажется, контрабандистом, и его то ли зарезали, то ли застрелили, то ли заживо сожгли бандиты. Собственно, этот факт и стал причиной того, что второй родитель убежал с детьми в спокойные и законопослушные Евро-Азиатские штаты. Иван получил политическую защиту, а затем гражданство, после чего, в соответствии с Законом об иммигрантах, был изъят из генетической семьи и перемещён в приют, по несчастью оказавшись в одном блоке с Вирджинией.
Салливан смотрел удаляющейся паре вслед. Иван совершенно по-хозяйски обнял девушку за талию. Это не возбранялось - подростки могли заниматься чем угодно, но происходящее, тем не менее, очень не нравилось тьютору.
"Конечно, это не ревность, - успокаивал он себя.
– Мне просто кажется, что этот хумано плохо влияет на Вирджина".
– Чё ты трёшься с этим уродом?
– спросил Иван с сильным славянским акцентом.
– Не знаю, - Вирджиния пожала плечами.
– Просто хотела с ним попрощаться.
– Чё за "попрощаться"? Сказала: отвали - и пусть катится.
– Иван присовокупил к своей речи грубое русское ругательство.
– Ну, нас же многое с ним связывает... Связывало, - тут же поправила себя девушка.
– Нельзя же быть жестокой напоследок. Я ведь выиграла в лотерею.
– Чё за лотерея?
– А ты разве не знаешь? Лотерея! Лотерей! Ежегодно объединённое правительство разыгрывает право граждан на размножение. Я стану родителем... Подожди, как ты говорил, звучит это слово...
– убедившись, что её никто не слышит, Вирджиния произнесла сладко-запретное и ужасно неприличное, - Я ста-ну Ма-терь-ю!
– Ну, типа, круто, наверное, - хмуро сказал Иван.
– Но у тебя же всё равно отнимут ребенка. Вы в вашей дурацкой Евро-Азии не знаете своих родителей!
– Не знаем, - улыбнулась Вирджиния, - потому что родители умирают вскоре после того, как рождается ребенок. Это правила лотереи: обязательная добровольная эвтаназия.
Иван снова выругался.
– Чё же за страна у вас такая! Хотя, у нас тоже делишки, не дай божЭ, какие творятся. И чё - никак нельзя от этого долбанного лотерея отмазаться?
Вирджиния покачала головой.
– Никак нельзя!
Новое ругательство.
– Тебе не кажется, что это какая-то разводка, ведь ребёнка все равно отправят в приют или отдадут для adoptации каким-нибудь уродски-уродливым фрикам?
– Ну, и что!
– пожала плечами Вирджиния.
– Зато у него буду я. Целых три года...
– Ты знаешь, - она снова перешла на шёпот, - я ведь помню своего ро...
Вирджиния запнулась.
– Я помню свою маму!
Иван ничего не ответил. Свою мать он не просто помнил, он её прекрасно знал и очень злился на неё за то, что вопреки совету отца она решила спрятаться в Евро-Азии, куда за немалые деньги перебралась с ним, Колькой и Настасьей. Теперь четырнадцатилетний Колька был в соседнем детдоме, а двенадцатилетняя Настасья ожидала прохождения процедуры удетерения в социальном центре. При воспоминании об этом Иван нахмурился.
– И кто будет отцом твоего ребенка? Тоже какой-нибудь победитель лотереи?
Вирджиния кивнула.
– Ага. Его мне подберёт специальная matching machine для повышения вероятности создания потомства с благоприятными качествами, ну, или это право выкупит какой-нибудь богатей.
– Интересно, что бы на это сказал мой отец...
– пробормотал Иван.
– Кто?
– Папа, папа мой что бы сказал! Его убили, когда мне было четырнадцать. Он всегда умел находить нестандартные решения и выкручиваться из любых ситуаций...