ЛОУЛАНЬ и другие новеллы
Шрифт:
— Почему здесь нет правителя Вэйсюя? Почему утопились Фуцзю и другие люди? — обрушился Бань Чао на Гуана и его чиновников. Голос полководца гремел, слова звучали резко, словно команды. Не сходившая с лица Бань Чао суровость делала его иным, совершенно на себя не похожим…
За убийство Чэнь My, бывшего Всеуправляющего Западным краем, Гуан и Фань были казнены.
Бань Чао ввел войска во все три царства и, наконец, водворил в них спокойствие. Он взял в плен 15 тысяч человек и захватил 340 тысяч голов скота — лошадей, коров, овец.
Полгода Бань Чао провел в Яньци. Он возвел на трон нового правителя, полностью усмирил волнения в царстве
В следующем, восьмом году под девизом правления Юн-юань (96 г. н. э.) [63] Бань Чао был удостоен титула Динъюань-хоу и получил во владение тысячу дворов.
В девятом году Юн-юань (97 г. н. э.) Бань Чао направил Гань Ина послом в государство Дацинь (Римская империя). У западных границ царства Аньси (Парфия) дорогу Гань Ину преградили вооруженные люди, поэтому посол не достиг своей цели и вернулся домой. Тем не менее, могущество Ханьской империи распространилось за Памир, и она стала принимать дары даже из таких далеких стран, которые отстояли от империи на 40 тысяч ли…
63
Следующий год был седьмым годом под девизом правления Юн-юань, т. е. 95 г. н. э.
В начале четырнадцатого года под девизом царствования Юн-юань (102 г. н. э.) Бань Чао впервые направил на высочайшее имя просьбу разрешить ему вернуться на родину:
«Если жизнь моя завершится в воинском стане, то жалеть я нисколько не буду. Но при всем том не хотелось бы, чтобы потомки писали: "Вассал такой-то скончался в Западном крае". Слуга ваш покорный уж не питает надежды достичь уезда Цзюцюань. Желал бы лишь одного: еще при жизни своей войти во врата Юймэньгуань…
С тех пор как получил я приказ отправиться в пустыню, уж тридцать лет пролетело. С родными своими навек разлученный, более их не увижу; все, кто со мной рука об руку шли — все покинули мир сей… Годы мои велики, семьдесят мне миновало. Хвори меня одолели, дряхлость и старость, и нет уже на голове моей ни одного черного волоса…»
В своем длинном письме-прошении на высочайшее имя Бань Чао ни словом не погрешил против истины: ему действительно уже было за 70, и 30 лет он провел в чужих краях. Император Хэ-ди внял просьбе Бань Чао и весной того же года издал указ о возвращении его на родину.
Получив приказ возвращаться, Бань Чао решил тотчас же покинуть Гуйцы. Перед отъездом он пригласил к себе своего преемника, нового Всеохраняющего Жэнь Шана и обратился к нему со следующими словами:
«Нет за Великой стеной средь служилого люда почтительных сыновей иль благодарных потомков. Все, кого в дальних землях на должности мы назначали, — все совершали проступки и прегрешенья. Души у варваров — словно у птиц и животных: трудно взрастить их, но проще простого разрушить. В чистой воде не водится крупная рыба. Добросердечным правлением мира в низах не добьешься. К мелким проступкам питай снисхождение, забрасывай крупные сети…»
Тридцать лет жизни в чуждых пределах многому научили Бань Чао. И говоря о людях с душами, как у животных и птиц, он имел в виду далеко не только одного Чжуна, правителя царства Шуле…
В седьмой луне Бань Чао двинулся через зыбучие пески на восток. Много лет назад вместе с ним шли на запад тридцать
Пустыня же за эти годы совершенно не изменилась. Обжигающе горячий ветер все так же носил по воздуху песок, мелкие камни и засыпал ими путников.
А еще в поле зрения ослабевших глаз Бань Чао часто попадали караваны важно шествующих верблюдов, которые принадлежали кочевникам — это было единственное, что изменилось в пустыне.
Бань Чао прошел — как он и надеялся, живым — через ворота заставы Юймэньгуань; миновал уезд Цзюцюань, на землю которого он не чаял снова вступить; прошел через несколько городов, в которых шла бойкая торговля с племенами инородцев — и, наконец, в конце восьмой луны, проделав путь длиной более трех тысяч ли, вступил в столицу, Лоян.
Вскоре после прибытия Бань Чао получил аудиенцию у императора Хэ-ди. Когда-то полководца направил послом в Западный край император Мин-ди. С той поры на троне сменилось два поколения монархов — сначала его занял Чжан-ди, а затем Хэ-ди. Нынешний Сын Неба был молод, ему исполнилось только 24 года…
Выйдя из императорского дворца, Бань Чао в сопровождении трех человек отправился пройтись по улицам Лояна. Они показались ему сплошными торговыми рядами, над которыми витали варварский дух и варварские манеры. Одежды прохожих били в глаза своей роскошью. Бань Чао заметил женщин, чьи запястья были украшены речным жемчугом из страны Юйтянь. Собственно говоря, все изобилие в городе создавалось рядами лавок, в которых продавались товары из варварских стран. Бань Чао своими глазами увидел, что те трудности и лишения, которые он испытывал в чужих странах, удивительным образом превратились в изобилие лоянских улиц. Улиц, по которым он, Бань Чао, сейчас проходил…
— Варвар!
Крик мальчишки заставил Бань Чао остановиться. Он вдруг понял, что это слово относится именно к нему. Тридцать лет жизни на чужбине действительно превратили его в старого варвара. Желтая пыль пустыни изменила цвет кожи и глаз, а годы одиночества окончательно согнали с его лица присущие ханьцам хладнокровие и невозмутимость.
Бань Чао давно страдал от болей в груди, и после аудиенции у Хэ-ди слег в постель. Император, узнав о болезни посла, соизволил прислать ему лучшие лекарства…
В начале девятой луны, когда здоровье Бань Чао немного улучшилось, он снова получил у Хэ-ди аудиенцию, на которой представил монарху детальный доклад о положении дел в западных землях.
Выйдя в тот день из императорского дворца, Бань Чао снова решил пройтись по улицам Лояна. И снова услышал:
— Варвар!
На этот раз кричала уже целая ватага уличных мальчишек.
Бань Чао направился на северо-западную окраину города, где жили торговцы из числа варваров. Мужчины и женщины из стран Западного края зазывали покупателей каждый на своем языке.
По дороге Бань Чао повстречался один сюнну. Это был древний, зажившийся, изможденный старик, одетый в какие-то лохмотья, и только глаза у него были острые, пронизывающие. Бань Чао мельком взглянул на сюнну и вдруг понял, что когда-то знал этого человека…
Лишь через некоторое время его осенило: неужели это Чжао?! Тот самый Чжао, с которым в его жизни было столько связано? А если это Чжао, то, значит, он тоже много дет провел в северных пустынях и набрался обычаев сюнну, которые изменили не только черты лица, но и весь его облик…