Ловчие
Шрифт:
— Извините, но туда…
— Нихт! Нихт ферштейн!
– замахал руками я, изо всех сил выжимая из себя Ганса.
Пройти мне всё же удалось, и притом аж до второй ширмы. Большего и не требовалось. В бизнес-классе тоже не оказалось бабки, и я без боя сдался на милость стюардесс, которые тут же отвели меня на место и вежливо предложили водички.
Жаль, не водочки…
Я проснулся сразу после приземления, и как водится в таких случаях - от аплодисментов пассажиров. Удачным исходом полёта был недоволен разве что Жигуль.
Тайланд встречал нас ранним-ранним утром: солёно-влажным, сонно-тёплым.
Туристов грузили в подогнанный прямо к трапу автобус. Хоть рейс и прилетел из России, слышалась не только русская речь. Кто-то впереди ругался по-украински, да смачно так, что понятно было всем: если недоумок Гена ещё раз забудет оплатить обеды, она не знает, что с ним сделает. Где-то в туристическом ручейке звучала одинокая азиатская речь - наверное, отзванивалась домой усталая обладательница огромных мешков под глазами. Та, что нашлась на месте бабки-терминатора. Я шёл мелкими шашками к автобусу, выкинув из головы всё. Ну, или почти всё.
“Keep rollin’, rollin’, rollin’ eah!” - гремлин коряво косплеил лидера “Limp Bizkit”.
Расселись быстро, большинство опять отрубилось. Водитель выехал за пределы взлётного поля и плавно вырулил на шоссе. До города, судя по путеводителю, было ещё минут двадцать, и можно было просто наслаждаться рассветными видами.
А наслаждаться было чем. Недаром мы с Леной когда-то выбрали в качестве нашего первого раза именно Тай. Ухоженные улицы, ровные дороги, поросшие по обочинам красивыми пальмами и прочими диковинными русскому человеку деревьями. Неправдоподобной лазури море и приветливые люди. Последнее для неё очень важный пункт, потому как Лена чересчур ранимый человек, глубоко переживающий даже самую мимолётную ситуацию.
Была таким человеком.
Я стиснул зубы и посмотрел на ладони. Я ведь почти задавил гада. Почти отомстил…
Автобус почему-то начал сбрасывать скорость, и я подумал, что уже всё, приехали. Но вокруг мелькал какой-то хилый тропический лес, слева щетинился камнями взгорок, а справа уходил вниз неплохой такой обрывчик. Да и остановки никакой поблизости не было.
Двери раскрылись, и внутрь автобуса на ходу кто-то впрыгнул. Пассажиры толком не отреагировали. Всем было наплевать, так как большинство спало, ещё не отойдя от перелёта. Уснул бы и я, если бы не разглядел в полутьме салона две одинаковые рожи.
Близнецы были даже одеты один-в-один, и так же скалились, глядя на меня. Недобро, с издёвочкой - ну что, мол, не ушёл? Они двинулись ко мне, глаза их остекленели, и я понял, что очутился в ловушке и совершенно не знаю, что делать. Лихо мне не помощник, точно, как и певец недоделанный.
Разве что…
Я коснулся поручня и уже почти приказал Жигулю заклинить тормоза, как вдруг позади близнецов поднялась та самая азиатка с мешками. Лицо её поплыло, словно восковое, а руки опустились до полу, сделав её похожей на сухопутного спрута. Неизменным остался только взгляд-сверло, оставшийся у неё от прошлого облика бабки.
— Эй, - булькнула она грубеющим, почти уже мужским голосом, и один из одинаковых обернулся.
– Привет хозяйке, шакальё!
Кровь брызнула мне в лицо, я вскочил, и в это время автобус въехал в неосвещенный тоннель.
Глава 10
Удар вскрыл темноту россыпью искр, я покачнулся и сник. Раззявил рот, но втянуть воздух не смог, будто кто-то всесильный взял да и включил в нашем сонном автобусе космос.
Со всех сторон слышались мычание и стоны, щелчки и свист, как если бы лихой казачий разъезд на святки нарвался у погоста на гурт обнаглевших бесов. Я отполз, поднялся, цепляясь за спинки сидений, и в это время тоннель выплюнул автобус на божий свет.
Щупальцерукое долговязое нечто уже расправилось с одним из одинаковых - в широкой груди последнего краснели несколько рваных дыр. Второй тщетно пытался выбить окно, топчась грузными ботинками по будто бы ничего не замечающим женщинам. Кровь из его ран лилась им на лица, одежду, попадала в волосы, но они спали болезненно крепким сном.
Седой мутант, тот самый отец несчастной Саши выбрасывал руки-бичи сверху и сбоку, как лассо, пытаясь обвить беглеца и повалить. Явно осторожничал, чтобы не навредить болванам, в которых превратились обычные пассажиры. В отличие от его противника.
Я не мог остаться в стороне. Отдышавшись, накинулся со спины, схватил неудачливого беглеца и всем весом потянул назад. Вышло неуклюже, зато действенно. Тот затрепыхался пытаясь высвободиться, но спустя миг над нами обоими нависло вытянутое лицо:
— Я знаю, ты меня слышишь, сучка...
– я крепко держал руки второго близнеца, отец Саши приблизился почти вплотную, будто никак не мог различить, что там ему сипели в ответ.
– Думала замаскировать всё под пробуждение прирождённого? Что торпеда твоя справится, всё будет шито-крыто, и я не догадаюсь? А если не справится, то я не удержусь от соблазна, да и задушу его? Всё так, сучка, всё так. Только вот прыткий он оказался. Ушёл. А двойняшка твой не прыткий, - он вдруг обвил шею близнеца и тот замычал и забился.
– И предсказуемый, в отличие от тебя. Жди, сучка, я приду. Готовь себе погребальный ковёр.
Щупальце перекрыло кислород, и одинаковый начал задыхаться. Секунд пять я ещё подержал его за руки, терпя боль - весу-то на мне было немало!
– но вдруг понял, что соучастником убийства быть не хочу. Что неправильно это - вот так! Что…
— Держи! Держи его!
– рявкнул бывший сосед, брызгая тягучей слюной; мир рябил, как старый ламповый телевизор.
– Она нас всех угробила: тебя, меня, Сашу мою! Это слуга той дряни, что тебя оттрахала! Не отпускай!..
И я не отпустил. Что-то зарычало во мне: потаённое, глубокое, исконное. Глубже храма и сущностей в нём. То самое, что рычало, когда я рвал и портреты, написанные Леной, и одежду Сабэль. Лихо задрожало мелко-мелко, словно готовая исчезнуть телевизионная картинка, а гремлин бился в истерике и бегал по световому кругу, что не выпускал его с постамента.