Ловчие
Шрифт:
Также два постамента внутри храма не значили, что я мог поймать всего две сущности. Дед не любил это слово, но замену ему почему-то не искал, словно был вынужден произносить его как по рекламному контракту. “Бестиарий” - это некое место вне храма, этакий заповедник внутри воображения ловчего, где обитают незадействованные на данный момент сущности. Для его строительства нужно много знать о конкретной чуде-юде, ведь всякой твари необходим был свой заповедник.
— Ты може изловчиться и поймать кумихо где-нибудь в корейских трущобах, но если Колесо ставит
— Де!..
Я сморгнул колкое видение с храмом и увидел Иго. Девчушка влетела внутрь подстать прозвищу - одежда в разные стороны, многострадальная дверь настежь, пустая чашка, что дожидалась её, оказалась под столом, хоть и уцелела. Она запыхалась, ноздри раздувались, словно Иго неслась к нам через лес пару-тройку километров с важной-преважной вестью.
Примерно так и вышло.
— Де! Они здесь! Другие из Вотчины - Кеша видел двоих близнецов со стеклянными глазами! Я домой дунула, а Витька…
— Котя, - дед посмотрел на меня хмуро.
– Пока ты тут, Иго в опасности. Во мне они не увидят никого, да и за тын не шагнут - не смогут. Но если тут будешь ты…
— Я выведу его околицей, к станции, де!
– замахала руками Иго.
— Нет, ни шагу из пролеска. Дорогу на словах объяснишь, как деревню обойти - и мигом назад!
– строго сказал дед и добавил, глядя на меня: - Постарайся вернуться, малец. Не дай лихо себя угробить.
Глава 8
— Ты точно в порядке? Ты какой-то… другой.
Он всё так же бубнил в “моржовые усы”, а из рук не выпускал протёртый уже до невозможности дежурный стакан, который никому и никогда не ставил на стол. Я видел Митрича всего несколько дней назад, но ощущение было, будто прошла целая жизнь.
— Да всё хорошо, Митрич. К врачу ходил. Вот, на обезболивающих, но без костылька. Медленно, коряво, зато сам.
— М, - стакан издавал жалобное “гжм-гжм-гжм”.
– Я думал. Тебя эта. Ну. Помнишь?..
– я кивнул.
– Странная она, Кость. Ты б с ней того. Не надо.
— А я и не собираюсь, - заверил я, а сам посмотрел на Митрича красноречивым взглядом, напоминая о цели моего визита.
— А. Да. Это легко. Сколько надо-то?
— Сколько сможешь. Только я не скажу точно, когда отдам. Но, Митрич, ты ж меня знаешь…
— Знаю. Что с квартирой думаешь?
– спросил он, а сам исчез где-то в подсобке. Он что-то бубнил оттуда, я не слушал. Моё внимание вдруг привлекла плазма на стене.
“…экологи продолжают работать под Литейным мостом, в то время как сообщения приходят практически со всех концов города, и всюду явление наблюдается под мостами. Большие чёрные пятна на льду похожи на розлив мазута, но как уверяют в МЧС, недавнее падение в Неву автомобиля не при чём. В местах бурения для взятия проб специалисты отмечают массовую гибель рыбы…”
— Во. Кость. Я могу занять тебе тысяч… - появившийся из подсобки Митрич пошевелил усами, держа в руках банковскую карту.
– Сто. Сойдёт? Не помню точно, сколько здесь. Я ремонт хотел. Начать. Да тебе нужнее. Ремонт-то. Только ты это…
— Не-не, ты ж меня знаешь, Митрич. Если сказал не пью, значит не пью больше. Спасибо тебе. Была б Лена, поцеловала б тебя. А так…
Я перегнулся через стойку и обнял старого друга. Тот, как всегда, засмущался.
— Видел, чего натворили?
– указал он в телевизор, пытаясь перевести тему.
Я-то как раз видел. Взгляда отвести не мог, потому как прекрасно помнил и лысого, и что Литейный в его плевковом турне был первым и последним мостом одновременно.
— Кость.
— Да, Митрич, ты не переживай… - немного рассеянно говорил я, убирая карту во внутренний карман.
— Наркоман этот. Который тогда тебя искал.
— Да их теперь таких… - я не договорил, поняв наконец, что Митрич усиленно показывает мне на кого-то взглядом.
— Константин Родин?
Сногсшибательным бывает запах - перегара, например, или духов. Внешность бывает такой, это дело обычное. Но вот чтобы акцент… Немец был в чёрном длинном пальто, которое, судя по всему, отобрал у самого Нео, и в лёгкой чёрной же шляпе с серой полосой. На улице вовсю валил снег, и он прошёл вглубь пустующего бара даже не отряхнувшись, прямо в верхней одежде.
— Он самый, - кивнул я и развернулся, готовый ко всякому. Если и этот руки отрастить надумает, Митрич в стороне не останется. У него под стойкой бита.
— Прелестно!
– просиял немец и, протянув пятерню, каркнул: - Рихтер. Ганс Рихтер.
Рука его была сухая, холодная, точно из могилы торчащая. Я поёжился и неосознанно обтёр свою ладонь о штанину. Лицо гостя было вытянутым и неподвижным, как маска, а когда он говорил, создавалось впечатление, что передо мной чревовещатель - губы едва размыкались.
— Будет позволено?
– указал он на ближайший столик, и Митрич вяло кивнул.
Мы сели. Ганс, не прекращая тянуть улыбку-ниточку, снял заснеженную шляпу и аккуратненько устроил её на углу стола. Едва он сделал это, белые кристаллики на ней начали медленно таять.
— Я хочу сделать вам предложение, Константин, от которого вы не откажетесь, - самонадеянно начал он.
– Какова ваша информированность относительно Игры Извечной?
Я раскрыл было рот, но Ганс остановил меня жестом - всё, мол, этого достаточно.
— Прелестно! Тогда это сократило нам время. Время, знаете ли, единственный невосполнимый ресурс!
Боковым зрением я видел Митрича. Старый бармен пялился в телевизор, у которого вдруг пропал звук и замедлилось изображение. Он вёл себя так, будто нас не было в баре. Или даже не так. Он вдруг превратился в механизм, в заводную куклу: взгляд погас, широкие плечи поникли, а лицо приобрело глуповатый вид, к тому же он почти не моргал.
— Он нас не видит, - дружески заверил Ганс.
– Можете говорить любые непристойности!