Ловчие
Шрифт:
Виктора бы найти!
Лихо?.. Да, оно помогло бы обнаружить Виктора, будь он рядом. Клятвопреступник же. Хотя, нет, вряд ли. Это работало иначе, не на поиск, а лишь на выявление в ближайшем окружении. Разыскать же львицу с помощью одноглазого вовсе не составит труда, ведь я мог просто-напросто сделать её отмеченной. На этот раз никаких фортелей лихо выкинуть не должно. Загвоздка заключалась в другом. Поступи я так, просто бросившись в погоню за Сабэль, то почти наверняка в итоге обнаружу себя поднятым за ноги. Львица не промах. Она позволит к себе приблизиться и даже будет
Дед поручил мне отнять у Сабэль артефакт, но не сказал ни его названия, ни как он выглядит. Добавил только таинственно, как обычно делал, когда толком не помнил нихрена, а сказать что-то должен был, что предательница сама поймёт, о чём речь, и сама всё отдаст. Тем более, если просьбу усилить свистом удушаемого из раззявленной пасти лихо.
И всё бы хорошо, да только вот как мне добраться до нужного таланта одноглазого?! От затеи вот прямо сейчас броситься в погоню за Сабэль стоило если не отказаться, то хотя бы снова всё хорошенечко обдумать и взвесить. Семь раз отмерь, как говорится…
Перед отъездом дед в красках объяснил, почему в голове у меня пересохший подсолничниковый жмых вместо серого вещества. Рукопожатие с Гансом равносильно росписи кровью на пыльном пергаменте. Ну или почти. Они давно друг друга знали. Очень давно. И, как выразился дед, при встрече он напомнил бы немчуре, как Фридрих драпал. Что бы это ни значило.
Патриарх об устройстве родов так рьяно не рассказывал, как о Гансе. В итоге-то выяснилось, почему забывчивость дедова на него не распространилась. Но когда я только слушал, то еле сдерживал себя от глупого и прямого вопроса - какого вообще хрена?!
А началось всё с моих вопросов про арбитров и заповедники для сущностей, которые, как ни странно, оказались очень даже взаимосвязаны. Боевая дрожь поутихла, как и плачь Иго, и до меня дошло, что нкои я отправил за пределы храма без всякой подготовки. Заповедник выдумать рыбине большого труда не составило, я просто мысленно скопировал скалу, под которой она отобедала незадачливой ловчей, да только поздно было. Выяснилось, что пребывание сущностей вне заповедников и храма накладывало на ловчего отпечатки, от которых очень трудно, а порой и невозможно избавиться. Я заработал всего лишь трещины и шелушение на тыльных сторонах ладоней. Андрей же, видимо, достаточно долго держал нкои не в заповеднике, раз кожа с него начала слезать кусками.
Андрей… Это же не чечётку на столе сбацать - сделать из ловчего снова спящего. Наверняка большинство ловчих покрутило бы у виска, скажи я им об этом. Разве что та же Натали прислушалась бы, да и то не факт.
Я сразу вспомнил протянутую костлявую руку - холодную, на которой даже снег не таял. Вероятно, и Ганс в своё время злоупотреблял удержанием пойманной сущности без подготовленного заповедника. Или даже многих. Как оказалось, догадка была очень верной. Мало того, жертвование внешним видом в угоду сущностей, которым по какой-то причине не нашлось устроенного местечка, всецело характеризовало бывшего арбитра Ганса Рихтера.
Об арбитрах дед рассказал смазано, почти вскользь, и постоянно морщил лоб - вспоминал. Цель их существования - блюсти исполнение законов Скрижалей. Они не вмешивались ни во что, ни в одну войну или даже самый явный геноцид, если там не нарушились правила Игры Извечной. А как они могли быть нарушены, если геноцид и Игра Извечная - суть одно? Арбитрами становились избранные члены различных родов и различных культур. Особо рьяные ревнители правил, законники, которым только и подавай, что порядок и прозрачные условия ведения злосчастной Игры. Таких людей всегда хватало.
Но вот как в числе арбитров оказался Ганс - загадка. Сказать, что он никогда не отличался особой беспристрастностью - не сказать ничего. Он был прагматиком, как истинный сын Баварии, но только когда дело не касалось его страстей. А их у него насчитывалось целых три.
Ганс был в авангарде атаки на род Велес ещё тогда, в семнадцатом. Вот отсюда-то и росли ноги у дедовской вспышки памяти. Если бы не арбитры в рядах ловчих, род бы выстоял. Патриарх тогда отпустил всех, кто не хотел погибать, но почти никто не ушёл. А когда пришли ревнители законов Игры, ситуация изменилась в корне. Правом очищения решили воспользоваться многие, ведь это были уже не пустые обещания вотчинников, а слова, нанесённые на Скрижали, и арбитры гарантировали их исполнение.
Тогда-то и была поставлена под вопрос искренность мотивов Ганса, его верность Скрижалям. Он был особо рьян в нападках. Особенно жесток. Дед даже сетовал, лучше бы, мол, рожа Ганса из памяти выветрилась, а не суть родового проклятья. Рихтер оказался в числе осаждающих Малинов Ключ даже не столько из-за девочки-выродка... Она была всего лишь предметом торга. Ганс предлагал деду обмен: жизнь дочери за контроль над Духом рода Велес, который на тот момент был полноценным, готовым по желанию патриарха в любой момент вступить в бой.
Чем всё закончилось, известно. Род Велес пал, а с Ганса вскоре сняли все охранные сущности, лишили судейских и надзирательных полномочий, да и отправили обратно в Мюнхен. Только вот Ганс, похоже, был лишь рад этому. Он никогда не радел за дело Игры настолько, чтоб пренебрегать родной культурой. И годы, проведённые в шкуре “беспристрастного” арбитра, теперь давали его роду немалые преимущества.
Ганс был неизменен в трёх вещах: всегда симпатизировал Лиге Либертум и закостенелой, холодной, и оттого ещё более опасной ненавистью ненавидел Вотчину.
Третьей страстью Ганса Рихтера было коллекционирование. Что бы мог собирать такой человек? Правильно, сущности. И, естественно, не обычные, а редкие, легендарные и, с прицелом на Духа Велес, ещё и божественные. Он болел этим, бредил. Легко пренебрегал собственным телом, которое порой разрушалось от воздействия некоторых духов. И не гнушался ничем ради власти над сущностью, которой у него ещё не было в коллекции. Подкупами, убийствами, интригами. Войнами. Один только Ганс заварил две-три локальных войны в Африке, где под напором всё той же Лиги уступала свои исконные позиции культура чернокожих народов Иссушенная Мать.