Ловчие
Шрифт:
Коренных же жителей города, помимо неброскости в одежде, граничащей с неряшливостью, иногда можно было отличить по пасмурным лицам. У кого-то пострадали близкие, кто-то получил обморожение сам. Иные просто были озлобленными, несмотря на канун праздника. Как вот эта подвыпишвая девица, кричащая что-то неприятное в телефон своему, видимо, уже бывшему. Или вон тот высокий парень, с головой обмотанный клетчатым шарфом, что ледоколом пёр сквозь людей на той стороне Невского.
Настроение было ещё паршивей, чем до ночёвки в мастерской. В храм я старался не смотреть, чтобы не натыкаться взглядом на тень Лены,
Время ещё оставалось, и стоило бы заскочить в какой-нибудь ломбард, продать последнюю целую монету. Как ни крути, а дед будет очень недоволен, если я вернусь без телефона. Без связи плохо, да ещё и через храм патриарх перестал откликаться. Как бы не случилось чего…
Перевязка с пораненной вервольфом руки давно слетела, но заметил я это только сейчас. Странно, ещё вчера, когда лез по металлической шатающейся лестнице, предплечье болело, а теперь - ни капельки. Но выглядела не очень, хоть и не кровоточила.
Ближайшая подходящая вывеска попалась только в знаменитом доме Зингера. Я вошёл внутрь, огляделся. И тут звучала въедливая “Merry Christmas”. Сразу у входа стояла идеально ровная приземистая ёлка, наряженная одинаковыми по размеру шарами и красно-белыми витыми загогулинами леденцов, а откуда-то из-под неё доносилось “хо-хо-хо” электронного Санты.
Это оказался вовсе не ломбард, а сувенирная лавка с говорящим названием “Клюква”. Но прежде чем искать другой вариант, я решил предложить монету здесь. Мало ли. Ровными рядами вдоль стены на разной высоте стояли начищенные до блеска самовары “от мала до велика”. Одну стену занимали тарелки с видами Питера, другую - всякие значки-медальки времён СССР. Последние, видимо, неплохо шли в предпраздничные дни - возле них толпились не то китайцы, не то корейцы. Колонна по центру была заставлена матрёшками всех возможных и невозможных видов - всё для туриста, лишь бы тот раскошелился. Тут же были и ушанки, и балалайки, и всевозможные иконы-триптихи, и водка, на которой красным по белому для недоверчивых было написано “Vodka”. Не хватало медведей. И злого чекиста.
А, не, медведи имелись в ассортименте. Справа возле выхода висела репродукция знаменитой картины Шишкина “Утро в сосновом бору”, где на поваленном дереве резвились полугодовалые медвежата, а рядом, на другой картине, ревел потревоженный охотниками шатун. Да и “чекист”, как выяснилось, тоже был. Всем чекистам чекист.
Со стены нанизывал нас всех на взгляд ростовой портрет Сталина. И неизвестно, что отталкивало покупателей больше: чересчур натурально написанный вождь народов при кобуре и трубке или шестизначный ценник.
Расплывшаяся красная харя антиквара дополняла этот балаган. Огромный какой-то, с залысиной во всю яйцеподобную голову, он выглядел так, словно под одежду неведомо зачем напихивал хренову тучу воздушных шаров. От него так и ожидался порыв трижды смачно чмокнуть в щёку под сокровенное “то-ва-рищъ!”. И вот с ним-то моя привычка проверять всех подряд не подвела. Он оказался ловчим.
— О, прошу-прошу, - растянул улыбку старьевщик, довольный, как жирный кот при виде сметаны.
– Чем могу быть полезен, собрат?
Последнее слово шаркнуло по уху неприкрытой фальшью. Я обернулся на китайцев, что никак не могли выбрать то ли тарелку, то ли значки с октябрятами, и выложил единственную целую монету на прилавок.
— Возьмёшь?
— А… всего-то… - разочарованно протянул антиквар и почти брезгливо поднял монету толстыми пальцами.
— Сколько?
– нетерпеливо спросил я.
— Хм… Серебро… Посторонняя примесь есть, конечно же, но в пределах, м-да, в пределах… Тысяча семьсот девяносто… девяносто пятый, да. Екатерина уже давно Великая и почти мертва. Крым, естественно, наш. Пять тысяч рубликов, милчеловек.
— Шесть.
— Четыре с половиной, - осклабился антиквар, всем видом давая понять, что дальнейшая игра пойдёт только на понижение, и что вообще он готов купить монету только из благотворительных побуждений - праздник же. Ясно было, что это грабёж. Но грабёж вполне узаконенный.
— Давай, - я пододвинул к нему монету, и тот выложил на прилавок четыре с половиной тысячи рублей. Нда, на них нормальный телефон не купишь. Надо что-то думать.
— Это… всё?..
– почему-то удивился он, когда я забрал деньги и уже собрался на выход.
– Просто… если есть ещё, я взял бы дороже. Одна - четыре с половиной. К примеру… четыре - каждая уже будет по пять тысяч! Что скажешь, собрат?
Я вынул оставшиеся три. И правда, зачем они мне? Хотел положить их на прилавок, но что-то меня остановило. Откуда он узнал, что всего их четыре?.. Едва увидев царапины на монетах, антиквар сменился в лице и по-быстренькому натянул стеклянный взгляд. Я насторожился.
— М-м-м… Да, пять тысяч. Каждая, - погладил он вдруг вспотевшую высокую лысину. Занервничал?..
Я спрятал монеты в кулаке.
— Восемь!
– вдруг врезал он толстой пятернёй об прилавок и свирепо уставился на меня.
– Восемь за каждую - это же в общем…
— Я умею считать, - как можно спокойней ответил я. Китайцев уже не было. В лавке мы как-то слишком внезапно остались вдвоём.
— Дам за них эмпу Вотчины. Одну. И, ясное дело, обычную. Решай, собрат!
По его тону я понял, что эта самая эмпа предлагается не каждому. Ещё бы знать, что это за штука такая. И почему он так вцепился в исцарапанные монеты? Не потому ли, что на них гербы возрождающихся родов? Или может потому, что нанесла их легендарная сущность? Возможно, с помощью монет каким-то образом можно найти или первых, или выйти на вторую. Так или иначе, отдавать монеты я не собирался.
“Дед!” - позвал я в храме. В ответ ничего. Как и вчера.
— Ну? Чего замер? Согласен или нет? Тебе от них что толку? Вотчина за них и того меньше даст, поверь! Да ещё и не отвертишься от допросов!
“Дед, японский бог, ты где?!”
Тишина. Странная и даже несколько пугающая. Как если бы “на том конце” не просто не отвечали, а вообще больше никого не было. Возникло нехорошее чувство.
— Да что ты о себе возомнил?!
– вскинул толстые ручищи антиквар, вконец озверев.
– Думаешь, можно так вот запросто прийти сюда и дразнить? Из какого ты рода, ублюдок, говори! Ты же знаешь, знаешь, к кому заявился, да?! Или стой, стой… Тебя Кацман подослал?! Говно это невысранное?! Редкую! Понял, вымогатель?! Редкую эмпу Вотчины, одну! И ни шагу тебе больше не уступлю! Вам же всё равно плевать на них! Какая вам разница, что с ними станет?!