Ловцы пыли
Шрифт:
– Будешь выть, – грубо сказала она, – тебя сторож запрет в темной комнате одного!
Миша помнил, как она, жалуясь, говорила страшному чужому дядьке, что не может больше ждать, ей надо домой, у нее там тоже сын, и ушла. Миша остался один на один с этим дядькой в маленькой комнатке с черно-белым телевизором и старым диваном. И он не знал, что ужаснее: то, что родители его бросили, или этот страшный небритый мужчина. На этом диване он и заснул.
И только на следующий день пришел за Мишей отец, у него было потемневшее лицо и какие-то потерянные глаза. Воспитательница не ругалась, она лишь
– Бедный мальчик!
У Миши не слушались пальчики, и он никак не мог застегнуть левый сандалик. Но обычно строгий отец в тот день не замечал, что сын долго возится. Он сидел, упершись взглядом в стенку, и не торопил сына, как это обычно бывало. Воспитательница присела рядом с мальчиком, молча застегнула покривившуюся застежку. Потом собрала в пакет все Мишины вещи и подала отцу со словами:
– Вот, не забудьте. До свидания.
Ее лицо сердобольно скривилось. Отец ничего не ответил.
Миша радостно подпрыгивал оттого, что его не оставили в садике насовсем – этого он боялся больше всего. И он был доволен, что отец его не ругал, только почему-то страшно было смотреть на отцовское лицо. И Миша спросил о том, что не давало ему покоя:
– Где мама?
– Мама? – переспросил отец не сразу. – Мама? Нету… мамы. Уехала.
– Куда? – удивился Миша.
– Далеко. Отсюда не видать.
В памяти осталось строгое лицо матери в гробу, венки из ядовито окрашенных цветов. И повторяющиеся слова «несчастный случай».
Мать пришла к нему во сне, нестерпимо красивая, светлая, словно через нее просвечивало солнце. Она ласково перебирала его волосы.
Так память изредка подсовывала ему, как конфету, материнский лик, ее добрые глаза и певучий голос. И мир становился лучисто золотистым.
Петр Александрович Мохов день гибели жены запомнил на всю жизнь. Он работал во вторую смену. Ночью, возвращаясь домой, привычно взглянул на окна своей квартиры. Они были темными.
«Спит!» – снисходительно подумал Петр о жене.
Дверь открывал осторожно, чтобы ненароком не разбудить. Тихо прошел на кухню. И удивился: на плите стоял пустой чайник и приготовленный еще днем борщ.
Раздался звонок, и Петр с недобрым чувством метнулся в тесную прихожую с деревянной вешалкой и вышерканным ковриком на полу. Замок вдруг заело, едва ли не выламывая его, Петр успел заметить, что не стоят на привычном месте туфельки жены, нет ее плаща и куртки сына. Наконец ему удалось распахнуть дверь. На пороге стояла бабушка-соседка, живущая этажом выше.
– Петенька, – громко зашептала она и жалеюще сморщилась. – Беда у тебя! На твою Машу машина наехала. На остановке. «Скорая» увезла. Куда звонить тебе, не знали. А у меня все равно бессонница, вот я тебя и укараулила…
Петр не помнил, как провел ночь в больнице. В памяти остались гладкие холодные стены в приемном покое и старый, с дырами, линолеум.
Через месяц ушла из жизни теща: сердце не справилось с потерей дочери. Петр стал отцом-одиночкой. Бабушка-соседка приглядывала за Мишей, а Петр, в свою очередь, помогал старой женщине, когда нужно было что-либо отремонтировать.
У Петра не было проблем с сыном. Один раз, застав в квартире дикий беспорядок, Петр Александрович спокойно сказал Мише:
– Если через час квартира не будет сиять чистотой, приведу в дом мачеху. И на будущее запомни: порядок, обеды – на тебе. На мне – зарабатывание денег.
После такого заявления отца в квартире было всегда прибрано. Миша научился готовить, штопать, стирать.
Завод, где работал Петр, закрылся, и он нашел себе работу в частной фирме по установке межкомнатных дверей. Быстро освоил нехитрые для мужских рук навыки и трудился почти без выходных, чтобы как-то держаться на плаву. Иногда в квартире появлялись женщины, но они не задерживались.
И вот к старушке-соседке перебралась из другого города внучка Лида двадцати пяти лет, и Петр стал бывать у соседей чаще. Он и не заметил, как веселая, общительная девушка заняла его мысли. Когда бабушка умерла, он взял на себя хлопоты по погребению.
Но ожидание подвоха от жизни, появившееся после внезапной гибели жены, навсегда поселилось в сердце Петра Александровича Мохова.
Глава 5. Кристина Земцова: косметические радости
День второго мая был ясным и тихим. В душе Кристины Земцовой звенели колокольчики. Скоро приедет Костя. Он позвонил по мобильнику и сказал: «часа через два». А еще он едва ли не прошептал:
– Тинатин! Я приеду с бо-ольшим подарком. У тебя есть газета бесплатных объявлений? Ну да я сам прихвачу…
Кристине, которую родные и друзья называли коротко «Тиной», нравилось придуманное Костей имя – «Тинатин».
Круглые часы над телевизором показывали 11:30. Впереди было достаточно времени, чтобы привести себя в порядок.
Кристина комфортно устроилась на диване, подобрав под себя прожаренные в солярии ноги, справа от нее лежала большая коробка с косметикой, слева – круглое зеркало. Девушка всмотрелась в свое отражение. Прыщиков нет – и пудра была отложена в сторону. Кристина густой щеточкой тщательно причесали брови. Затем, прикрыв глаз, нанесла на верхнее веко карандашные штрихи и старательно растушевала их так, чтобы интенсивный оттенок у начала ресниц перешел в светлый тон. Выразительности глазам добавили темно-синие тени вдоль линии ресниц. Глаз стал казаться огромным, словно выступающим из густого тумана. Так же тщательно Кристина раскрасила второй глаз.
Подведя краской линию века, растерла ее и аккуратно заполнила пространство между ресничками. Растушевка – обязательный прием в макияже «дымчатые глаза». Уходит много времени, но какой эффект!
– Глаза, как два тумана! – всплыла в памяти когда-то услышанная стихотворная строка.
Ершиком с краской девушка сделала несколько движений вверх по ресницам. И они замохнатились, глаза стали похожи на диковинные цветы. Чуток перламутровых теней под дугами бровей придал глазам яркости.
Наконец, влажный блеск лег на губы. Заколка со стразами собрала в узел локоны. Все, она, Кристина, готова! Ах, надо же одеться! Девушка, метнувшись к шкафу, быстро перебрала вешалки с нарядами. Выбрала короткое платье-тюльпан. Большое зеркало отразило гламурную красотку, достойную обложки глянцевого журнала. От зеркала девушка устремилась к окну.