Ловец мелкого жемчуга
Шрифт:
Он часто вспоминал теперь чеховские строчки, кстати и некстати; впрочем, всегда оказывалось, что кстати.
Разгорался огонь в камине, и сложенные рядом березовые дрова выглядели как-то особенно свежо и радостно. Легко здесь было забыть, что на улице ноябрь, промозглый и смутный, и что на сердце такая же смута, как на улице.
Меню, поданное миловидной официанткой, и в самом деле производило ошеломляющее впечатление.
– А рысь разве можно есть? – спросил Георгий, пока Федька с Матвеем изучали карту вин.
Девушка сморщилась так, как будто ее спросили, можно ли есть мышей.
– Я бы не ела, – сказала она. – Это же кошка! Но люди
– И какая она на вкус? – заинтересовался Георгий, подумав, что не стал бы есть кошку даже сейчас, когда пришлось перейти почти на хлеб и воду.
– Да, говорят, сладковатая такая, на медвежатину похожа.
– А медвежатина какая? – улыбнулся Георгий.
– А вы попробуйте, – посоветовала официантка. – Есть скоблянка из медведя с белыми грибами. Будете?
– Они, девушка, барсучатину возьмут, – насмешливо произнес Матвей. – Или вот сурка тушеного. Как, Федор, возьмете сурка? Или вы с дружком бобрятину предпочитаете?
– Мы дикую утку под ореховым соусом возьмем, – спокойно ответил Федька. – И паштет из кабана с клюквой. Люди мы простые, любим здоровую пищу.
Наверное, из-за этого и возник разговор про московские понты, и из-за этого Матвей Казаков взволновался несколько больше, чем можно было ожидать от «сибирского лесопромышленника».
Он понравился Георгию сразу и с каждой минутой нравился все больше. По тому, как он сидел, положив большие руки на темный дубовый стол, как смотрел на собеседника – без дурацкого прищура или ухмылки, изучающе и прямо, по тому, как спрашивал и отвечал, – по всему этому чувствовалось, что он ясно осознает свое место в этом мире и свои возможности. У него был взгляд человека, немного больше, чем надо, уверенного в себе, но и других не считающего быдлом.
Впрочем, Федька, похоже, не слишком вдумывался в чувства клиента. Он быстро и без труда выудил из Казакова вполне предсказуемый биографический набор: что тот вышел в бизнесмены из комсомольских работников, что дело у него в Иркутске и окрестностях стабильное, «насколько вообще может быть что-то стабильное в наше время и в нашей стране», и пора это дело «переводить в другой масштаб», да и жена рвется в столицу, и дети подросли, надо их в хорошую школу пристраивать, а там и университет не за горами.
– Короче, ребята, нужна большая квартира на Патриарших прудах, – заключил он. – На Патриках – так у вас тут, кажется, называют?
– Еще говоришь, в Москве понты, – усмехнулся Федька. – А квартира на Патриках – это не понты твои колхозные? Привезешь небось бультерьера и будешь его в московском дворике выгуливать, старушек пугать. А в квартире евроремонт забацаешь и пейзажи развесишь, по килограмму краски на каждом. Недавно по ящику показывали, – повернулся он к Георгию, – один вот такой же точно в Питере квартиру Зинаиды Гиппиус купил. Ту, в которой и Бродский жил, при совке она коммуналка была. Один в один так и есть: где можно и где нельзя золотом обляпано, пейзажи дорогостоящие поразвешаны. Жаль, сортир не показали – зуб даю, унитаз тоже золотой. И туалетная бумага с монограммами.
– Ты к чему это мне говоришь? – Лицо Матвея мгновенно залилось краской.
– К тому, что к Москве прислушиваться надо, – спокойно ответил Казенав. – И понимать, что не все ты тут за деньги купишь. Хотя и многое. Да не стремайся ты так, – примирительно добавил он. – Сделаем тебе хату! Может, и не на Патриках, так ведь если без понтов, это и не обязательно. Тебе земляк твой все рассказал? Насчет расценок за услуги, насчет сроков, когда чего проплачивать? –
– Устраивает, – буркнул Матвей. – Не кинете, надеюсь. Невыгодно вам пока клиентов кидать, правильно я понимаю?
– Правильно, – засмеялся Федька. – Планов у нас громадье, зачем нам кидалово? Ну, Матюха, дернем еще горилки за наше светлое будущее, а там и на посошок!
– За будущее не пью, – покачал головой тот. – Плохая примета.
Но под горячее – тушенного в сметане зайца – он все-таки выпил, и Георгий поддержал компанию, хотя в голове уже гудело от всяких настоек и наливок. Ему почему-то неловко было перед Матвеем за Федькины нравоучения.
– Что это ты его воспитывать взялся? – спросил он, когда огоньки такси, на котором уехал Казаков, исчезли в сыром ноябрьском тумане.
– Скажи, виртуозная работа? – усмехнулся Федька. – На грани фола, мог бы и сорваться сибирячок. Поехали, Рыжий, до дому, до хаты, там и поговорим. Водочки еще возьмем…
– Куда – до дому? – невесело усмехнулся Георгий.
– Ну, в общагу по старой памяти. Меня-то не выгнали еще, а тебя разок проведем как-нибудь.
Георгию совсем не хотелось ехать в общежитие. Зачем бередить душу? Но ничего другого он предложить не мог, поэтому покорно поплелся за Федькой, который уже махал рукой у обочины.
Казенав действительно быстро договорился с общаговским вахтером – сунул ему одну из трех бутылок, купленных по дороге в киоске, и уже через пять минут отпер знакомую дверь на четырнадцатом этаже.
– Не журись, Рыжий, – сказал он при этом. – Не великие хоромы, чтоб по ним страдать.
– Да дело не в хоромах, – пробормотал Георгий. – Сам же понимаешь…
– Понимаю, не глупее паровоза. Ну и что теперь, всю оставшуюся жизнь по альма-матер убиваться? Давай, располагайся, прими рюмашку с холоду.
Георгий снял ботинки – они давно прохудились, и ноги промокали насквозь сразу же, как только он выходил на улицу, – и «принял» не рюмашку, а стакан, чтобы сердце не саднило тоскою. Вспомнилось вдруг, как Федька, посвистывая, клеил вот эти самые обои в «подоночий» цветочек, и как сияла за окном Москва – огромная в лучах летнего солнца, широко и свободно раскинувшаяся перед ними…
– Ты закусывай, закусывай, – напомнил Казенав, доставая что-то из стоящего на тумбочке маленького холодильника «Морозко». – Или нажраться хочешь до потери чувств? Тоже дело хорошее, если не каждый день. А то поел бы. Колбаса вот, пирожки с лосятиной из кабака я прихватил, не оставлять же было. Спрашиваешь, зачем я над лесопромышленником стебался? – сказал он, хотя Георгий ничего уже не спрашивал. – По двум простым причинам. Во-первых, такие, как он, только сильных уважают. Во всяком случае, тех, кто их же на место умеет поставить. Я и поставил – больше уважать будет. А во-вторых и в-главных, нет у меня сейчас хаты на Патриках, нет и не предвидится. Та, откуда ты бабульку вывозил, случайно обломилась, я ее у работодателя своего перехватил, пока он на Кипре пузо грел. А вообще-то Патриаршие так круто схвачены из-за таких вот булгаколюбов сибирских, что туда лезть – себе дороже, могут и бошку отстрелить. Ну а раз хаты нет, значит, надо клиенту внушить, что она ему там и даром не нужна. Сунем его в Замоскворечье – есть одна коммуналочка на Большой Ордынке. Тоже, между прочим, не жук начхал, пусть спасибо скажет.