Loveц
Шрифт:
Конец семестра, конец зачётной недели. Новогодний студенческий вечер назначен на двадцать восьмое. Это было неудобно – поздно. Она нашла способ уговорить факультетских активистов перенести праздник на двадцать четвёртое. Действительно, многие иногородние ребята хотели бы не пропустить университетский шабаш и к Новому году попасть домой. А, как известно, нормальная студенческая вечеринка длится не менее недели. При этом Катя понимала, что Павел будет присутствовать на дискотеке только при условии её проведения в вычислительном центре, а потому обратила своё внимание на Виктора, точнее на Виктора и свою подругу
– Зоська, придумывай что угодно, но Витька должен пойти с тобой.
– Я совсем не против, но тебе-то это зачем?
– Если не будешь спрашивать сейчас, то, во-первых, я тебе потом всё расскажу в мельчайших подробностях. А, во-вторых, ты же сама говоришь, что Витька – классный. Значит получишь удовольствие.
И Зоська расстаралась на славу. Витьку раздирало на части: с одной стороны, он никак не мог упустить возможность как следует развлечься, с другой – прекрасно понимал, что Пашка ни за что не захочет потратить даже часа свободного машинного времени на сексфизкультуру под музыку, по его определению. Но Катерина всё рассчитала.
К девяти вечера они с Зоськой спустились в машинный зал.
– Мальчики, танцы в разгаре, а вас нет.
– Девочки, парней на курсе до фига.
– Паш, может хоть на часик, а то простатит заработаешь на этой табуретке.
– От простатита, Витя, будешь убегать по утрам на стадионе, а сейчас работай.
– Паш, не ломай мне кайф, не хочешь идти сам, отпусти меня.
– Так! Работник ты сейчас, соответствующий тому месту, где твои мозги. Убирайся с глаз моих долой. Но, чтобы через три часа был здесь.
Зося, не понимая происходящего, ещё попыталась уговорить Павла, но услышала раздражённое, почти злое: – Ребята, вы мне мешаете. Все вон!
– Вы идите, – тихо шепнула Катька Зосе, – Я подойду чуть позже.
Она села на Витькин стул рядом с Павлом.
– Я же сказал – все вон!
– Я могу помочь, пока Витя развлекается.
– Ещё не хватало!
– Я правда могу, я хорошо знаю эту тему.
– Откуда?
– Ваш руководитель – мой отец.
Эта информация заставила громадную, лохматую, носатую башку повернуться, чуть ли не со скрипом, и на Катерину уставились рыжевато-зелёные кошачьи глаза – так смотрят на мышь.
– А, значит это ты дочка Александра Филипповича. – казалось, на этой фразе весь интерес парня иссяк.
Боже, подумала она, как он красив.
– Да, я его дочка, и поэтому знаю вашу работу. Я слежу за ней.
– Зачем?
– Мне это интересно. Я тоже хотела быть в вашей группе. Но отец сказал, что у меня мозгов не хватит. Что этой темой могут заниматься только гении.
О, господа мужчины, владеющие собой и всем миром, без промаха попадают в цель женщины, сумевшие ненавязчиво назвать вас гениями, а главное, могущие поверить в это. Башка медленно, но без скрипа, повернулась, и в глазах на ней был уже не только гастрономический интерес.
– Вот это можешь рассчитать?
– Давай. Это смогу. Я уже пробовала.
– Скажи, ты что, в самом деле только за этим сюда пришла?
– Нет, я пришла потому, что люблю тебя. Но тебе же нужны расчеты. Будем работать.
Где-то далеко из динамиков неслось: «Не умирай любовь, не умирай любовь!», а Павлу казалось, что словосочетание «Не умирай» каким-то непостижимым образом трансформировалось в «Не отвергай». Он ещё с минуту смотрел на эту девушку, как будто первый раз увидел её (впрочем, так оно, по сути и было) и не отверг. Честные Витька с Зоськой через три часа спустились в вычислительный центр, но он оказался заперт, и они, счастливые, удалились.
После праздничной ночи, сумасшедшей зимней сессии и пьяных каникул можно было ожидать, что жизнь, используя излюбленный штамп всех повествователей, войдёт в своё русло. Однако, напротив: прежде полноводная, широкая река отчаянным водопадом свалилась в узкое ущелье и там забурлила, перемалывая всё своё естество, считая таковым не только воду, но ил, камни, брёвна и всё живое и неживое, что могла обнаружить в себе. Виктор с Зоськой, как и следовало ожидать, нашли друг друга, но университет оставался на первом месте, оттого дуэт двух гениев неофициально превратился в квартет. Павел окончательно освободился от какой-либо арифметики, Виктор руководил расчётами и экспериментами, которые виртуозно выполняла Катерина, а Зоська всех вовремя кормила, поила кофе, в общем всячески следила за их здоровьем и внешним видом, изредка отвлекаясь на свои курсовые задания. И Витька ей однажды сказал:
– Не знаю, получится ли из тебя физик, но жена физика и мать будущих физиков ты будешь гениальная.
Впрочем, в последствии они эту мысль осуществили.
Работа двигалась с ужасающей скоростью. Несколько из написанных статей уже были опубликованы в престижных иностранных журналах. И тут Павел заметил нечто странное, ранее не обнаруживаемое, в изучаемых ими полях.
– Витька, видишь эти точки – тыкал он карандашом в какие-то сумасшедшие графики – перепроверьте расчёты, здесь не может быть дискретов.
Расчёты перепроверялись и не один раз, и с изменением данных и параметров, но точки неизменно появлялись, правда в разных местах, не выказывая никаких закономерностей в своих размещениях.
– Что это может означать, Паш?
– Пока не знаю, дыры какие-то.
– Ворота?
– Фиг их знает, может, и ворота. То закрыты, то открыты. Найти бы последовательность их гостеприимства.
– Маэстро, мы в поисках!
– Я рад.
Катерину, между тем, стала беспокоить тревожная мысль. Павел был, насколько умел вежлив, даже по-своему заботлив, руку подать, вперёд пропустить, если не в ВЦ, конечно, но попыток повторить безумство декабрьской ночи не возобновлял. Промучившись эдак пару месяцев, она решила просто поговорить с ним. Об этом. В конце концов, трудно быть не только женой гения, но и возлюбленной, а она вполне полноправно себя таковой считала. Оставшись однажды вдвоём в лаборатории, что, впрочем, бывало не редко, она решилась:
– Ты жалеешь о том, что было тогда?
– Нет. Почему ты спрашиваешь?
– Потому что ты больше не хочешь этого.
– Неправда.
– Тогда, почему избегаешь меня? В чём причина?
– Во мне.
– То есть? Ты болен? Я не нравлюсь тебе больше? Объясни. Это мучительно…
– Я не знаю. Я очень хочу быть с тобой.
– Так будь!
– Нет, подожди, выслушай. Если это любовь, то я должен… Нет, конечно, не должен. Но мог бы, если нужно, пожертвовать ради тебя всем, как уже делал это однажды.