Loveц
Шрифт:
– Это учёный, физик, программист, между прочим, весьма известный за границей. Больше, чем у нас. Много умеет, не только в науке. Занимается какими-то древними, но не восточными единоборствами. Никогда не был женат. Очень нелюдим и замкнут.
– Мизантроп?
– Нет, люди, скорее, его не интересуют. Трудно описать его характер. Внешне он имеет спокойствие максимально зажатой пружины. Причём пружины, которая зажимает себя сама. Пожалуй, всё. Да, ему лет сорок-пятьдесят, не помню точно.
– Почти исчерпывающе. Ладно. Пробую: По аллее парка стремительной
– Ну, прямо, профессор Снейп из Гарри Поттера.
– Нет, у того глаза чёрные. Это – Нострадамус!
– Мефистофель!
– Распутин!
– Достаточно! Пишем – у вас осталось двадцать минут.
Отдавая мне работу, Богдан тихо сказал: «Вы очень точно описали его». И тут на меня нахлынуло: лицо, отражение лица в тёмной витрине.
– Ты знаешь его?
– Так, из Интернета.
Я пыталась поймать его взгляд. Это легко, он очень открыт. Как может быть открыт застывший свинец.
Школьные посиделки хороши необязательностью своего посещения, чем я обычно пользуюсь. Правила их проведения я поняла ещё в самом начале работы в школе, и вряд ли они изменились за двадцать лет, и наверняка не отличаются от таковых в любом другом коллективе. Вначале все создают иллюзию добросердечного единения, потом, по мере расслабления, честно делятся на группировки по интересам, и обязательно найдутся обиженные, пристыженные, поведшие себя как-то не так, то есть проявляется ещё одно положительное качество подобных вечеринок – создание поводов для пересудов в дальнейшем. А людям хорошо вместе, когда есть о чём поговорить. Сегодня же, против обыкновения, я решила посетить наше увеселительное мероприятие. Мне не хотелось идти домой, оставаться с собой наедине. Думаю, уверена – меня очень смутил урок в одиннадцатом – первом. Никак не выходил из головы образ незнакомца, созданный вдвоём с Богданом.
Итак, было шумно, людно, и, надо отдать должное, первые полчаса даже по-настоящему весело. Наша школа недаром считается самой сильной. Основное качество моих коллег – это интеллект, помноженный на чувство юмора. Почти у всех. Полуофициальная часть закончилась, и ко мне подсели мои приятельницы. Поговорить. О, сколько новостей я узнала об учениках, их родителях, о коллегах. Бразильской киноиндустрии грозит банкротство.
– Ой, Анька, что ни говори, но учебный год похож на беременность.
– Это как?
– Ну, первое сентября обставляется, как праздник. Весьма сомнительный, конечно. И не для всех. Но, в принципе, похож на зачатие. Потом пару месяцев эйфории от новизны ощущений и неосознания того, во что тебя втянули. С третьего месяца начинает тошнить. И не только по утрам. К Новому Году потихоньку втягиваешься, но, с каждым днём становишься тяжелее. И всё это заканчивается продолжительными болезненными родами выпускных экзаменов. Разница только в том, что за наших «новорождённых» мы не в ответе.
– Ну, как сказать.
– Но сделать-то ты ничего не можешь.
– Ой, девчонки, хорошо, что сидите. Слушайте новость года!
– Сплетня?
– Хорошо, сплетня года. Но правда.
– Ладно, говори.
– Видите, нашей снегурочки опять нет?
– Какой снегурочки?
– Да, Светки, Светланы Николаевны.
– Почему снегурочки?
– Ну, помните, она четыре года назад в спектакле играла?
– Так ведь Дюймовочку.
– Не я её снегурочкой назвала. Но к ней приклеилось. Дело-то не в этом. Такая дурочка! Ей мало было одной интрижки.
Подразумевалась грязная история, когда учительница… Нет, не хочу! Главное, в конце концов она благополучно вышла замуж за старого знакомого.
– Ну, слушайте. Она со своими приятельницами тусовалась в каких-то клубах, где бомонд развлекается. Она же у нас певица. Ну и влюбилась там в одного актёра – красавца. И куда лезет, с такой-то рожей. Благодарила бы Бога, что её вообще замуж взяли.
– Ну, ты уж слишком. Не фотомодель конечно…
– Ага, фотомодель! Для клиники челюстно-лицевой хирургии. Не перебивайте! Она и мужа своего стала на эти тусовки таскать, чтобы он тоже с этим актёром познакомился. Типа, так все приличнее выглядит. Ну, и затащила его к себе.
– Куда?
– В гости, конечно. Не в постель. В постель его уже муж затащил.
– Что-о-о ?!!
– То! Муж от неё к этому актёру ушёл. Ну просто сбылась голубая мечта.
Господи, как же мне было гадко. Что происходит с нашим миром? Почему люди делают такие вещи? Почему говорят об этом? Это их занимает, будоражит? Почему нужно периодически возвышенное опускать в грязь, а порок превозносить до небес? И вдруг мне стало смешно. Это юмор такой, человеческий. Иначе не выдержать весь объём, всю чудовищность отвратительного и всю мощь прекрасного. Требуется некоторое масштабирование. Всё просто и смешно.
Я бежала к своему спасительному дому то плача, то смеясь. Нет, я не осуждала ни коллегу, рассказавшую столь увлекательную историю, – очень жизненно, ни Светку – несчастная она. Многие женщины считают, что им дано слишком мало и не то, что хотелось. Ведёрко не такое, как у девочки в песочнице, бантик, не как у подружки в классе, и требуют это ведёрко, этот бантик, и отвергают предложенные им более ценные дары. Я бежала от своей школы, своих мыслей, а у подъезда моего дома стоял подросток, и вечернее солнце смотрелось в него, как в зеркало.