Ловец
Шрифт:
Фло потерла кончик длинного крючковатого носа:
– Мое дело предупредить. Ты же не из простых… По одёже было видно и по холеным ручкам… Так что смотри сама, сдюжишь ли? – провокационно закончила она.
Я слабо кивнула, и старуха уплыла на кухню. Вскоре оттуда послышался бас, бренчание посуды, а потом и вовсе потянуло крепким табачным дымом.
А я лежала, таращась в потолок и осмысливая услышанное. Выходило, что мой муж планомерно потчевал меня блокатором магии, который, надо полагать, помимо всего прочего, сказывается и на здоровье. Ведь болеть я начала
Зато моя маменька была счастлива. Она промокала кружевным платочком невидимые слезинки и все причитала, что теперь у нашей семьи появился тот, кто сможет о нас с ней позаботиться. Родительница и тогда, наверняка, как и сейчас, не чаяла души в Греге. Как же, хороший юноша, из респектабельной, богатой семьи… На такого можно положиться. Как оказалось, на него не то что положиться, даже опираться не стоило.
Так зачем, зачем ему было меня убивать? Неужели из–за любовницы? Слезы беззвучно потекли по моим щекам. Я плакала и еще не подозревала, что под «отлежишься» старуха подразумевала лишь эту ночь.
А утро началось с ворчливого:
– Подъем!
Заспанный мозг не успел возмутиться такому произволу (кромешная же темень!), а тело уже начало подниматься. С кряхтением и стонами, но все же. И только сев на своей лежанке, проснулась окончательно и сообразила, что вроде как я больная и чуть ли не при смерти.
– Вот то–то же! – назидательно приветствовала меня старуха. – Башка, она, когда думает, дурит много. А тело, тело-то лучше знает, что ему уже можно, а что нет…
Я с сомнением посмотрела на хозяйку.
– И нечего на меня зенки пялить. Вон, роженицы через час с постели встают и ходють, дитя трясут. Думаешь, это оттого, что все вокруг изверги? – не дождавшись моего ответа, Фло продолжила: – А вот и нет… Работа посильная, она быстрее любого отлеживания боков хворь прогоняет.
Выдав сию умную мысль, старуха вручила мне линялое, но крепкое (пятерка заплаток – ерунда, они только шарму придают, как заверила меня дарительница) платье и косынку.
На мое несмелое: «А как же мое…», Фло лишь уничижительно фыркнула и заявила, что постирала, заштопала и продала все старьёвщику.
– Тряпки дорогие, но бестолковые, а деньги на твой прокорм были нужны, – прошамкала она через плечо, уходя из каморки.
Тима и Тома не было. То ли они уже удрали по своим делам, то ли еще не вернулись с водомерочьих бегов.
Как я вставала с топчана – отдельная история. Сага. Я чувствовала себя воином прошедших эпох, экипированным в полный боевой доспех с забралом, нагрудником, набедренником и латными перчатками. Причем доспех этот проржавел насквозь и еле проворачивался на шарнирных креплениях, так и норовя заклинить намертво.
Вот так вот, через силу, я одевалась. Когда же облачение завершилось, то поняла, что надеть платье – еще не значит быть в нем. Обновка оказалась столь широка, и с таким откровенным вырезом, что норовила миновать мое щуплое тело и улечься грудой на полу.
Но я нашла выход: подпоясалась так, что тесемки обвивали мое тело, начиная от линии под грудью и заканчивая собственно талией. Косынку же использовала и вовсе не по назначению: накинула на плечи, чтобы прикрыть ту область, которую некоторые оптимистично настроенные в мой адрес мужчины именовали «декольте». Не то, чтобы груди у меня совсем не было, но … Маменька всегда вздыхала и просила модисток поколдовать над фасоном, чтобы оная часть дамского образа была более впечатляющей.
В нынешней же ситуации вырез превосходил самые смелые ожидания, грозя перейти в категорию кошмаров, и косынка оказалась как нельзя кстати.
Когда я тихонько вошла на кухню, Фло суетилась у плиты, повернувшись ко мне спиной, а за небольшим, но добротно сколоченным столом восседала шикарная блондинка в розовой комбинации.
Красавица манерно сморщила носик, поднеся к лицу чашку с напитком, от которого исходил пар и, сложив губы трубочкой, протянула:
– Ну, ба-а-а, опять чай? А нет чего покрепче?
– Могу дать орех, – не оборачиваясь, отбрила Фло.
Я усмехнулась, и на этот звук обернулись и старуха, и красотка. И если Старуха ничего не сказала, то блондинка выразительно хмыкнула, окинув меня взглядом из разряда: надоели эти нищенки на паперти.
Сказать, что к такому презрению я не привыкла, значит, ничего не сказать. Да, я далеко не идеал, но я была любимой дочкой и, как мне до недавнего времени казалось, обожаемой женой.
Под презрительным взором девицы я стушевалась. Захотелось ответить колкостью, но язык словно прилип к небу, а в голове, как назло, не было ни единой мысли, кроме как: «Не стоит дерзить тем, кто дал тебе кров». Зато, в отличие от меня, старуха Фло рефлексией не страдала и назидательно произнесла:
– Ничего страшного, когда над тобой смеются. Главное, чтобы не плакали, – а потом с нажимом добавила: – Правда ведь, Марлен?
Блондинка отчего–то смутилась и поправила бретельку комбинации.
– А ты чего встала столбом? – это уже старуха обратилась исключительно ко мне. – Живо за стол завтракать. Все уже в доки ушли, одни вы, бездельницы, – тут она еще раз зорко глянула на Марлен, – прохлаждаетесь.
– Мне в кабаре раньше полудня и не надо. Репетиции никто в такую рань не назначает, – блондинка напоказ зевнула.
– Репетиция у нее, вишь ли! – фыркнула Фло. – А у меня рынок!
Хозяйка загремела крышками. Садилась я с такой же черепашьей скоростью, что и одевалась, и опустилась на табурет ровно тогда, когда передо мною поставили тарелку с кашей. Горячий разварившийся овес в иные времена отбил бы у меня всякий аппетит (к слову, последним я и так «страдала» крайне редко), но сейчас я поняла, что лучшая приправа к любому блюду – это голод. Мой желудок согласился с сей умной мыслью и поддержал ее руладой, а рот и вовсе наполнился слюной.