Ловелас
Шрифт:
И протянула ему шляпу, в которой лежали фанты.
Май улыбнулся, попросил прощения и вышел из-за карточного стола. Шумной стайкой вокруг шляпы столпились дети и девицы, подошел лейтенант Бартель, смерил Мая взглядом и выбрал фант.
– Разворачиваем! Разворачиваем!
– защебетали юные создания вокруг Мая.
Он развернул. "Поцеловать в губы того, у кого фант внутри окажется розового цвета" - было написано там.
Все стали показывать друг другу развернутые чистые бумажки.
– Что у вас?
– спросила Мая Береника.
Май
Май подошел, позволил лейтенанту прочитать свой фант. Амелия, тоже взглянувшая туда, до непристойности громко расхохоталась.
– Вам нравятся детские игры, лейтенант?
– спросил Май, наблюдая замешательство молодого вояки, и, не дав тому опомниться, наклонился, сильно прижав его плечи к дивану, и оделил таким поцелуем, что Бартель Фрей, точно застигнутая врасплох невинность, брыкнулся и начал вырываться.
У бедной Амелии из глаз градом покатились слезы, размывая искусный грим, Береника надела на голову шляпу из-под фантов и без сил повисла на спинке стула, дети визжали, близнецы икали от смеха, аббат обернулся и спросил: "Что там такое?", старые дамы раскудахтались, словно куры, в жилище которых пробрался хорек. Май тоже рассмеялся. Не смешно оказалось только Бартелю Фрею.
– Идите за стол к картам, лейтенант, - великодушно предложил Май, полагая, что месть его свершилась.
– Я вас избавлю от этой мороки, взяв бремя героя на себя.
Бартель вскочил. Лицо у него было таким, что приступ смеха у всех не прекратился, а, наоборот, усилился. Теперь уже и Май, не имея возможности остановиться, утирал с глаз слезы. Кто-то опрокинул на стол вазу с фруктами, залаяли собаки.
Иоганн Фосс постучал тростью по каминной решетке и прервал это безобразие, обратившись почем-то к дочери. Он сказал:
– Береника, по-моему, ты ведешь себя неприлично.
И тут Мая стукнуло. Смех пропал. Он с трудом перевел дыхание и смахнул слезинку. У него даже не было его обычных сомнений. Он увидел очень хорошо: все вокруг - лишь декорации к спектаклю; пьеса, которую автор взялся писать, не зная толком, чем она закончится, да так и не сподобился закончить. А в жизни, просто в жизни, ничего не произойдет, ничто не изменится. Для реальных событий все, что творится вокруг не имеет никакого смысла.
Он хотел сказать: "Береника, не будет свадьбы, а если и будет - она ничем вам не поможет". Но не сказал. Эти слова надо было произнести раньше. Вчера. Или сейчас - но не при всех. Поэтому вслух Май сказал вот что:
– Если эта игра неприлична, быть может, стоит сыграть в какую-нибудь другую?
Его потянули сзади за локоть. Возле него стояли близнецы и, не мигая, смотрели на Мая.
– Давайте просто побеседуем, - предложила одна.
– Вы, вероятно, очень интересный собеседник, - добавила другая.
– Бартель сказал нам, что вы знаменитый путешественник, - продолжила первая.
– Расскажите нам о ваших путешествиях, - подхватила вторая.
А Май сразу подумал, что две женщины в постели - это вдвое лучше, чем одна.
– Извольте, - согласился он.
Он сел на прежнее место Бартеля Фрея возле томно откинувшейся на подушки Амелии и стал рассказывать о граде святой Елены, вновь завоеванном тюрками, о гаремах, красавицах востока и о странных взглядах той далекой страны на любовь и на брак.
Ему хотелось привлечь внимание Береники. Но она, хоть и сидела близко, и делала вид, что слушает Мая, на самом деле прислушивалась к чему-то вне гостинной и даже вне замка. По тонкому ветерку Силы Май понял это. На секунду ему подумалось, что у девчонки какая-то своя игра, отличная от игры ее отца и рассказанного Маю плана, но близнецы уже почти повисли у него на шее, события входили в привычное для Мая русло, и мысль эта им быстро и без сожаления забылась.
Зато его рассказом живо заинтересовалась Амелия.
– А может ли мужчина равно любить трех или пятерых женщин, как если бы это была одна?
– спросила она.
И Май только было хотел развернуть широкое философское и логическое обоснование такой любви, как его прервал Бартель Фрей.
– Правду ли говорят про вас, что вы не играете в карты без обмана? громко спросил он.
Все в гостинной замолчали. Кто посмотрел на Бартеля, а кто - на Мая. Даже Береника сделала на мгновение вид, что присутствует именно здесь, а не где-то в другом месте. И Май как-то неожиданно для себя обнаружил, что держит придвинувшуюся к нему Амелию за руку. Он отпустил руку хозяйской жены и поднялся.
– Желаете проверить, лейтенант?
– поинтересовался он.
– Хотелось бы, - отвечал Бартель.
Май взял свободный стул и подошел с ним к карточному столу. Он делал неправильно. Он знал, что поступает не так, как следовало бы поступить. Но он был застигнут необходимостью сохранять свое обличье. Ах, если бы здесь его совсем никто не знал. Ах, если б выглядел он, как тот невзрачный баснописец. Увы. Даже знание будущего не избавляет от обязанности делать ошибки. Слишком много зрителей ждало от него решительного шага.
Аббат взял в руки колоду, но тут же вернул ее на стол, увидев, сколько денег Май достал из кошелька.
– Это не по моим доходам, - с сожалением вздохнул он.
Сдавать карты взялся Иоганн Фосс.
– Береника, ты не могла бы последить, честно ли ведется игра? невежливо спросил Бартель.
– Это излишне, - вмешался в разговор старый маркиз.
– Господин Май снискал свою репутацию не низким шулерством, уверяю вас. Его игра искусство.
Безразличный взгляд Береники скользнул по играющим и вновь обратился в никуда. Кто-то там был за стенами замка, с кем она вела неслышную другим беседу, или даже спор, - Май мог бы в этом поклясться. Впрочем, тех почти неощутимых течений Силы, что овевали ее и кружились по гостинной, ему было достаточно, чтобы чувствовать полную уверенность в себе.