Ловушка для Ангела

Дмитриева Марина

Устало, протер лоб. Никак… у меня нет объяснений даже для самого себя. Только уверенность — я не мог этого сделать. Что же на самом деле случилось той чертовой ночью? Впился требовательным взглядом в светловолосую девушку. Только Лина больше не поднимала глаз, сидела несколько отрешенная, зареванная, но все равно прекрасная, и крутила в руке носовой платочек.

— Возможно, у Нестеровой был сообщник, который помог организовать инсценировку изнасилования.

Зал опять взволнованно загудел. Я же ни на секунду не выпускал из своего внимания красавицу со светлыми волосами, боясь пропустить её реакцию на эти слова. Она рассеяно взглянула в мою сторону, а потом жадно вдохнула,

словно ей стало не хватать воздуха. Никакого детектора лжи не надо, чтобы понять — Ангел врет. Конечно же… в одиночку Лина не смогла бы организовать эту западню. Только вот все остальные в зале, скорее всего, подумали, что возмущение моими словами вызвало её приступ удушья. Бедная девочка… Ха. Маленькая безжалостная врушка!

— Напоминаю вам, что следствие не нашло никаких доказательств того, что в доме был кто-то посторонний. Отпечатки пальцев принадлежат вам, потерпевшей и домработнице.

— Значит, плохо искали, — отчеканил я опять-таки начальствующим тоном.

Чем только вызвал раздражение у судьи, прокурора, да и всех присутствующих тоже. Мне полагается быть жалким? Не дождетесь!

Впрочем, и наши с адвокатом попытки найти следы кого-то другого оказались безрезультатными. Камера у подъезда не зафиксировала никаких посторонних людей, соседи по площадке тоже ничего не видели и не слышали. Это только доказывает, что западня была тщательнейшим образом продумана. Руки, в желании придушить эту лживую гадину, невольно хищно сжались на прутьях решетки. Эх, Ангел, мне бы только добраться до твоего прекрасного тела, а потом я вытрясу, выебу из тебя всю правду.

— Подсудимая говорила вам, что она девственница?

— Нет.

— Вы же взрослый опытный мужчина, могли бы догадаться и без слов.

— Как?! На лбу у Ангелины этого не написано. Да и танцы, которые демонстрировала потерпевшая в клубе, нельзя назвать невинными. Она же не просто танцевала, а словно трахалась с музыкой.

— Подсудимый, подбирайте выражения, — в который раз сделала мне замечание судья. — Еще парочка подобных реплик и вы будете удалены из зала судебного заседания.

Ангелина, лицо которой я ни на секунду не выпускал из своего поля зрения, посмотрела в мою сторону, голубые глаза удивленно расширились. Взять бы эту белокурую головку ангела, обхватить руками и давить, пока мысли, что там роятся, не вылетят наружу, показывая всем собравшимся, и мне в том числе, правду.

— Ну а потом, вы должны были почувствовать?

Должен… но я, осел, не так трактовал сигналы её тела. Слёзы боли принял за слёзы удовольствия. Впрочем, понимание этого факта вряд ли бы помогло мне выбраться из ангельской ловушки. Ведь я уже выпил заколдованный кофе.

— Я никогда раньше не трахал… не был с девственницами.

— Это доказывает только тот факт, что вы на самом деле много выпили, и вам было наплевать, первый ли это опыт у потерпевшей с мужчинами.

— Протестую, ваша честь, давайте не будем апеллировать предположениями, — вскочил адвокат.

— Ничего это не доказывает, — раздраженно начал я. — Еще раз напоминаю, вела Ангелина себя совсем не как девственница.

— Вы имеете в виду танец?

— Не только, я имею в виду всё, что помню за тот вечер. Лина была очень сексуальной и горячей, откликалась практически на каждое моё прикосновение. А как она дышала, хрипло звала меня по имени. Может, конечно, играла, — вряд ли это было лицедейство, Андрей, вспомни пульсацию на твоих пальцах и члене, её стоны оргазма. — Нет, не играла, такое не сыграет даже самая опытная шлюха.

Ангел больше не поднимала голову, а так хотелось увидеть, понять, помнит ли она наш

вечер, как дрожала в моих объятьях, заглядывала умоляюще и потрясенно в лицо, а потом дергалась в оргазме, раскидывая в стороны обалденно стройные ноги. Сейчас голубые глаза смотрели в пол. Не хочешь вспоминать, жестокосердная гадина? Неумолима в своем желании меня засадить? Что ж, когда-нибудь я тоже буду неумолимым.

— То есть вы хотите сказать, что подсудимая испытывала удовольствие от избиения и ваших насильственных действий сексуального характера? — ёрничал прокурор.

— Нет, я совсем другое пытаюсь сказать — никакого насилия не было. И Ангел…Лина, безусловно, испытала наслаждение в моих объятьях, причем, насколько я помню, даже не один раз.

Потерпевшая опять зашлась в плаче, но глаз поднять не посмела, сволочь… А мне так хотелось заглянуть в её бесстыжие прекрасные очи.

— Кажется, вы даже не раскаиваетесь в содеянном?!

— Мне не в чем раскаиваться! Все, что было между нами тогда, я бы повторил с превеликим удовольствием, — хрупкие девичьи плечи вздрогнули после моего признания. Ну же, Лина, подними глаза, отдай мне свои глаза. — А вся дальнейшая инсценировка — дело рук этой милой девушки. Что, Ангел, совесть мучает, поэтому ты постоянно ревешь, словно принцесса Несмеяна?! Поэтому тебе так трудно дышать?!

Белокурая головка поднялась, требовательно впился в неё взглядом, на бледном лице ясно виделись опять-таки смятение и боль. Или я принимаю желаемое за действительность?!

— То ли еще будет, Лина, то ли еще будет.

— Вы угрожаете потерпевшей?!

— Угрожаю, — покладисто согласился я. — Муки совести съедят поедом её душу.

В голубых глазах боли стало ещё больше, впервые с того памятного вечера почувствовал хоть какое-то удовлетворение. Да, Ангел, ты будешь гореть в аду все время, пока я буду валяться на нарах.

Глава 8

— Для дачи показаний приглашается Каблова Варвара Витальевна.

— Представьтесь, пожалуйста, кто вы? Кем доводитесь потерпевшей и что можете пояснить суду по рассматриваемому делу?

— Каблова Варвара Витальевна, мне двадцать три года. Работаю учительницей русского языка в школе номер сорок восемь. Я подруга Ангелины, мы с ней вместе росли, живем ведь в одном подъезде, вместе учились в школе, а потом и в институте тоже. Про тот вечер, когда… произошла трагедия, к сожалению, ничего не могу сказать, не догадывалась даже, что случилась такая беда. Я видела Ангелину после, выглядела она ужасно, причем не только физически, она душевно все переломанная была. То плакала, то смотрела в одну точку застывшим взглядом неживой куклы. Думала, она свихнется. Разве так можно с Линой?! — обратилась к залу со слезами на глазах подруга потерпевшей — худенькая темноволосая девушка с резкими чертами лица.

Она переводила взгляд то на судью, то на представителей обвинения и защиты, когда Варя посмотрела в сторону подсудимого, брезгливость и негодование появились на девичьем лице. Впрочем, обвиняемый не высказал никакой реакции на слова свидетельницы, даже взгляда не заметил, тёмные глаза мужчины мрачно-уничижительно буравили красивую светловолосую головку потерпевшей. В лице подсудимого, нахмуренных бровях, остром неотрывном взгляде, твердой линии подбородка и чуть сжатых в презрении губах, было что-то хищное. Казалось, дай ему возможность, он её вместе с потрохами проглотит. А вот у потерпевшей речь подружки вызвала новый приступ рыданий. Бледная, красивая, дрожащая, с печатью страданий на лице, она невольно вызывала желание себя защитить, утешить, закрыть от прожигающего взгляда темных глаз.