Ловушка для Черного Рейдера
Шрифт:
А вот по поводу проведения опознания преступников самой Ниной приходилось учитывать и такой момент. Опознание Турецкий решил провести тоже в официальной обстановке. То есть в кабинете прокуратуры, в присутствии младшего юриста и понятых. Конечно, рисковал немного: с тех пор испуганная Нина могла и забыть физиономии насильников — от страха и желания поскорее избавиться от своего кошмара. А потом негоже, конечно, было и генералу самому с фотоаппаратом в засаде у здания милиции сидеть. Но Александр Борисович никогда не гнушался настоящей оперативной работы, да и учитель у него был в ту пору великий — сам Славка Грязнов, сыщик, что называется, от Бога.
Сообщать о своем решении прокурору Григорию Никифоровичу Дремову Турецкий не стал. Следственное мероприятие производилось
А, между прочим, когда однажды у Светланы появилось в глазах сомнение относительно одной из очередных акций Александра Борисовича, в которой пришлось поучаствовать и ей, он без всяких колебаний изложил ей свое категорическое и откровенное видение малопочтенных действий прокуратуры — и, в первую очередь, в отношении нее, чтоб у младшего юриста никаких сомнений не оставалось. В том, кто и как ее «использует». Ну, в смысле, — ее профессиональный талант, красоту, невероятное женское обаяние. Он нарочно излагал свое «видение» в превосходных степенях определений, чтобы у нее не оставалось и тени сомнений в его искренности и восхищении. Но тут же в бочку своего меда, щедро вылитого к ногам Светланы, он кинул немножечко, мягко выражаясь, дерьмеца, — якобы исключительно из уверенности в том, что он, тем не менее, глубоко ошибается и готов немедленно пасть перед девушкой на колени, моля ее о прощении. Он и сказал неуверенным тоном: если только она сама не предложила им собственный вариант– «соблазнения» москвича.
Ух, что было, что было!.. Буря! Ураган! Его бы — да в полезное русло! Но…
Турецкий уже взял с себя слово не подавать им всем такого повода, как ни трудно порой симпатичному и не старому мужчине противостоять величайшему из соблазнов…
И вот теперь, едва не одурев от постоянно попадающихся на глаза одинаковых тупых лиц с глазами, лишенными каких-либо мыслей, Александр Борисович сделал, наконец, решительный шаг.
В своем гостиничном номере он не доверял решительно ничему, а постоянно, ежедневно и едва ли не ежечасно проверять номер на «вшивость» просто осточертело. И он, закинув на плечо сумку с ноутбуком и собранными материалами, отправился в гости к младшему юристу.
С мамами Александр Борисович с юности умел разговаривать и устанавливать легкие контакты, это повелось еще с Иркиных теток. Так что и трудностей на этом участке деятельности не предвиделось, что и получилось. И очень скоро он мог без затруднений связаться и с Меркуловым, и Грязновым, передав им всю имеющуюся на руках информацию. Требовался коллективный ум. Александр Борисович очень рассчитывал на то, что оба друга примут самое активное участие в расследовании «друга Сани» уже по одной той причине, что дело столкнулось с непробиваемой стеной «системы». И без конкретного нажима «сверху» оно может тянуться бесконечно.
Он ведь не собирался постоянно проживать в этом городе, даже если бы решением самого губернатора ему, в порядке поощрения за особые усилия по «утоплению» уголовного дела о бандитах из милиции, предложили хорошую квартиру — дверь в дверь с квартирой одной очень обаятельной «младшей юристки» и ее хлопотуньи-мамы, симпатичной женщины вполне еще среднего возраста.
Светлана, естественно, присутствовала при «компьютерных переговорах» Александра Борисовича. Она уже понимала, что «просто Саша» на этом этапе расследования даже и в быту не очень удобен, можно
И Меркулов, и Грязнов приняли активное участие в «селекторном совещании», правильно оценили уровень собранных доказательств и дали несколько дельных советов — каждый с позиции своей епархии. Заодно, кстати, и определили необходимую степень «информированности» Светланы: ее «ежедневные» доклады начальству ведь никто не отменял.
Странно, конечно, что Турецкий тогда как-то сразу поверил девушке. Обычно он действовал осторожней. Но, позволяя ей присутствовать при принятии кардинальных решений, за одну только информацию о которых Светкины «работодатели» заплатили бы огромную цену, он почему-то ни минуты не сомневался в ней. И не в том даже дело, что его риск оказался полностью оправданным: Светлана не подвела, хотя некоторые санкции впоследствии коснулись и ее, — а в том, что девушка сама заявила Саше, что она впервые в жизни ощутила вкус настоящей работы. Ну, ясный перец, как говорится: учитель, воспитай ученика, чтоб было на кого потом сердиться… Пересмешка изречения известного поэта, согласно которому учитель должен учиться у своего ученика. Фраза из ностальгических семидесятых годов, и что бы там ни говорили, в чем бы ни убеждали новые теоретики недавнего прошлого, а юность — всегда прекрасна. И Турецкий никогда в этом не сомневался.
Очень всем понравилась идея Александра Борисовича относительно вбивания клина. Получив единодушное добро, Турецкий сделал конкретный вывод о том, что предложение будет активно проработано, друзья примут все меры к тому, чтобы этот способ перестановки сил был задействован с максимальной отдачей.
Покончив с делами, Александр убрал ноутбук в сумку и вопросительно взглянул в глаза Светланы, смотревшей на него с непонятным выражением. Что-то не так? Нет, оказалось наоборот: все именно так. Просто Света, как она сказала позже, незадолго до отхода московского поезда, которым уезжал Александр, поняла, куда, в чьи руки, кинула ее судьба. И все шуточки и смешочки, все разнообразные Сашины «дурилки» на самом деле были продуманными и четкими действиями профессионального следователя, не допускающего никаких непредвиденных случайностей. Школа? Вероятно. Но именно тогда, в собственной комнате, во время заседания «большого хурала», как сострил Грязнов, она уверовала в окончательную их победу, которую она уже ощущала также и своей. Света, по ее словам, даже изменила собственное отношение к себе. Во всяком случае, признание это ее было красивым и очень приятным для Александра Борисовича.
А способ проведения опознания с Ниной Крюковой был одобрен и в общем и в частностях в том варианте, который и предложил Турецкий. Более того, Меркулов взял на себя миссию договориться и немедленно передать для аналогичного опознания фотографий «действующих лиц» в норвежский госпиталь, где проходил длительный курс лечения лейтенант Маркин.
Вот видишь теперь, девочка, каковы мы! Свои категорически отказались лечить человека, средств нет, не умеют, а норвежцы — чужие, в сущности, люди, просто такие же полицейские, блюстители порядка, поняли беду коллеги из России и взялись помочь, и ведь у них получается! Ну, чем же не повод для повышенного интереса судей, проявленного во французском городе Страсбурге?
Некрасиво, да, и местные «органы» волнуются в ожидании оплеухи из Москвы. Понимают, что не избежать, и пытаются своей мышиной возней заморочить, затуманить, запылить мозги всем, и себе в том числе. Прав был, наверное, отставной министр. Хотя его запоздалый вывод в те, уходящие девяностые годы двадцатого столетия решительно никому не понравился…
Сам акт опознания Александр Борисович назвал тогда первым звонком. А кое для кого он стал и последним…
Появление в здании прокуратуры Нины Крюковой в сопровождении матери и участкового уполномоченного поначалу прошло как-то незаметно. Но очень скоро, едва все в следственном кабинете было подготовлено и уже явились приглашенные Светланой Георгиевной понятые, по коридорам старинного здания словно холодный ветер пронесся.