Ловушка для эмира
Шрифт:
Остаток дня эмир в сопровождении Омера паши провел в местной церквушке. Он отметил царивший там порядок, полюбовался на тщательно выбеленные стены и сверкающий над алтарем цветок лотоса из белого золота, символ Шаллиах. Пришлось выслушать о делах и нуждах почтенного отца настоятеля, пока Омер паша раздавал от имени эмира милостыню нескольким нищим, нашедшим
Вечером Ибрагима нашел Карим и настоял на том, чтобы пострелять из лука.
– Люблю это место, – говорил двоюродный брат, небрежно целясь в небольшие щитки, повешенные янычарами на деревья. – Надо чаще бывать здесь. – Стрела вылетела из лука и со стуком вонзилась прямо в центр мишени. – Прекрасно.
– На твое счастье пришло время моей женитьбы, – сказал Ибрагим, медленно поводя луком вверх–вниз, хотя знал, что такой точный выстрел, как у Карима, ему не сделать. Сын тетки не зря слыл самым метким стрелком среди членов династии.
– Не грусти, Ибрагим, – засмеялся Карим, и стрела ушла чуть правее. – Завтра в это же время ты уже будешь на пути во дворец.
– Если только не случится того, чего так боятся паши, – пробормотал эмир, наугад выпустив еще одну стрелу, которая угодила в самый край мишени. – Проклятие…
– А чего они боятся? – улыбка на смуглом лице Карима померкла, и он, опершись на свой длинный лук, внимательно посмотрел на эмира. – Неужели попытки срыва ритуала или, не дай Шаллиах, покушения?
Ибрагим коротко взглянул на него и промолчал.
– Ты поэтому привез с собой Касыма? – продолжал Карим. – Или дело в Лейле ханым?
– Похоже, все знают, что Дикая Пчела отправила мне воспитанницу, – устало прикрыл глаза Ибрагим.
– Послала юную девушку убить тебя? Однако… – Карим осекся, смотря куда-то за плечо эмира.
К ним направлялся Касым. Приблизившись, он обвел родственников настороженным взглядом.
– Мне сказали, что вы стреляете, и я захотел присоединиться. Только....
– Принесем тебе лук послабее и поможем вспомнить, как это делается, – быстро сказал Карим, жестом подзывая одного из янычар.
Ибрагим ободряюще улыбнулся брату, чувствуя гнетущую тяжесть в груди.
За ужином Мурад паша, отложив приборы, озадаченно посмотрел на эмира.
– Я был уверен, что мы выследили и поймали всех предателей, повелитель, – медленно произнес Первый Визирь.
– Был?
– До того, как вы спросили меня.
– Но ведь это возможно? – сам не понимая своей тревоги, настаивал Ибрагим. – Что один из сообщников моей мачехи до сих пор сидит во дворце, а в данный момент находится здесь, с нами?
– Возможно все, повелитель, если на то есть воля Шаллиах, – вздохнул Мурад паша, снова принимаясь за забытый ужин. – Если кто-то и остался, то причиной могут быть лишь две вещи: или этот человек слишком мелок, слуга или стражник, или, наоборот, слишком велик.
Ибрагим почувствовал, как внутри у него все похолодело.
– Мурад паша, – тихо прошептал эмир, подаваясь вперед, – если ты говоришь о том же, о чем думаю я, то у нас всего две кандидатуры.
– Доган паша и Омер паша, – в тон ему ответил Первый Визирь, и его лицо словно закаменело, как было всегда, когда он глубоко задумывался над чем-то очень важным. – Ваш сираскер и ваш верховный кади, повелитель. Оба входили в совет дивана вашего покойного отца и благополучно пережили все потрясения, ничем не запятнав себя.
– Если это Доган паша, то дело плохо. – Ибрагим, окончательно замученный мрачными предчувствиями, перешел на шепот. – Низамуддин ага, глава янычар, его человек.
Громко звякнул прибор о тарелку, Мурад паша моргнул, покачал головой и выпрямился. Черты его лица разгладились.
– Повелитель, мы ищем унесенный ветром песок с вершин барханов, – рассудительно произнес Первый Визирь. – Если мы дадим волю нашим страхам, то любой из пашей, даже заступивших на должности после вашей коронации, может оказаться предателем.
Конец ознакомительного фрагмента.