Ловушка для Ильи
Шрифт:
Хороша кровать изукрашена,
Должно бы кроваточки подложной быть.
Она старому кровать уж указыват,
А сама от кроваты далечо стоит.
Как могуци плеци росходилисе,
Ретиво серце розъерилосе,
Он хватал-то он за белы руки,
Он бросал он на кровать ле тесовую
Полетела кровать да тесовая
Да во те во погреба глубокий.
Как спущался стар да во глубок погргб
Там находитса двадцать деветь молодцев,
А тридцатый был сам старый казак,
Сам старый казак да Илья Муромец,
Илья
Он ведь начал плетью их наказыват,
Наказывать да наговаривать:
Я уж езжу по полю ровно тридцеть лет,
Не сдаваюсь на реци я на бабьи же,
Не утекаюсь на гузна их на мяхкие.
Вот они тут из погреба вышли,
Красное золото телегами катили,
А добрых коней табунами гнали,
Молодых молодок толпицями,
Красных девушек стаицями,
А старых старушек коробицами.
Илья улыбнулся. Кажется, что совсем недавно то было, а уж песни поют... Но быстро сошла улыбка с лица его. Старость? Немощь? Смерть в постельке, среди кучи вздыхающих родных и близких? Неужели, все это впереди? Или лучше погибнуть в бою... Как, собственно, быть? Искать смерть самому? Нет!
***
Леса и леса, все темнее и темнее чаща, все тоньше тропка, по которой несет Илью старый Бурушка.
Раньше все гулял Илья по чисту полю, а теперь - на старость лет - в лес забрался. Свой ли этот лес али чужой? Свой, вроде, живут здесь люди, что говорят на языке русском, все одного корня ростки, одного богатыря потомки. Да только не признает здешний люд князя Киевского.
Да не так, как гордые древляне не признавали, дани не платимши. Нет тут о князе Владимире и слыхом не слыхали...
Далеко заехал Илья, ох далеко. Русь Великую, Русь Киевскую проехал давно, а Большая Русь все не кончается... Сколько же еще до Старых гор, до краев неведомых? Долго ли до мест заветных, богатырями давно не хоженых?
А лес совсем уж черен стал. Что за деревья такие - все черные, да трава - черная? Нет, не огнем горелая, живая трава да листва, но темна и черна? Не было такого еще!
А вот и поляна. Странно, что - сюда солнце никогда не заглядывает, ветерок не захаживает? Посреди поляны - терем черна дерева. И - тишина...
Вот где покой, вот где можно дни свои закончить - подумал Илья. Ну, посмотрим, что внутри. Зашел Илья в терем черен невелик, а в нем - черный стол. А на столе - черный гроб!
Крышка открыта, внутри - пусто, да не просто пусто, мягкие пуховые подушки, да шелка черные - так и манят, так и манят - приходи к нам Илья, отдохни на нас! Да и гроб велик да широк - под стать богатырю, да не простому, а самому-самому!
– Так, стало быть Святогору - в Святых горах, а мне, Илье - здесь, посередь леса?
– покачал головой Илья, - Хорош гробик, да не по мне!
– По тебе, Илюша, по тебе, - молвил гроб сладким голосом, - ты ложись на подушки пуховые, отдохни да поспи, крышечкой от мух укрывшись...
– Илья Муромец не наступает на одни и те же грабли второй раз! засмеялся Илья, да пошел из терема вон, - А по мне сказано еще, что только глупцы учатся на своих ошибках, мудр человек - на чужих глупостях своей мудрости набирается... А уж как Святогор-богатырь погиб, по смерть помнить буду!
– Куда ж ты, богатырь?
– закричал гроб во след, - Ведь Судьба меня для тебя приготовила! Да из лучшего что ни на есть черного дерева!
– А мы, богатыри, сами свою Судьбу творим!
– сказал Илья, взгромоздясь на Бурушку.
– А былина?
– Пусть по другому поют!
– Ну, а мне чего теперь делать?
– чуть не заплакал гроб.
– А ты жди своего Черного Человека, - посоветовал Илья почти душевно, хорошая причиталочка получится...
Стоит черный-черный лес, а в нем - черный-черный терем, в том тереме черном стоит черный стол, на столе -черный гроб. А в гробу - черный мертвец... Отдай мое сердце!
Последними словами Илья шуганул высунувшийся было за порог черный гроб. Тот с испугу так обратно и завалился...
А конь понес, не спеша, Илью дальше и дальше. Лес начал явно светлеть да зеленеть...
***
Долго ли, коротко ли ехал старый Илья, да настала тут ночь темная, кромешная. Да так настала, что все темно да темно. Уж и утру пора бы засветлеть, и дню ясному настать, а все темень да темень. Один месяц ясный по небу шастает, да что с него толку-то.
А по лесу вокруг все волки воют... Да не так воют, как обычно, а жалобно! Видно и им, волкам, страшно стало!
Что-то там впереди вроде засветилось. И поехал Илья на те отблески. Ехал долго, а как подъехал поближе, так и света стало сразу много-премного. Что же видит Илья? Посередь леса поляна преогромная, а посередь поляны - дуб стоит огромный, не то что верхушки, середины не видно - в облака упирается. Но не от дуба того свет светил... Была там еще и колесница о трех конях!
Никогда не видывал Илья подобной колесницы. Тройка коней богатырских, красотой невиданной глаз радовавший, бились, да вырваться на могли крепко держали за уздечки злые люди их. Ну и кони - глазам не то что приятно смотреть на них было, уж так они сияли, что и больно очам становилось, и невозможно долго смотреть на златой огонь их... Может, и не удержали бы их, да впряжены те кони были в колесницу красным золотом сиявшую, выделки невиданной, древней, да неземной, не человечьей! Но лежала та колесница перевернутая...
Только теперь понял богатырь, что была освещена вся поляна огромная светом ярким. И свет тот шел от колесницы да коней тройки, но как бы и не от них, а от ореола, их окружавшего. Догадался Илья, что за колесница перед ним, да почему так долго темна ночь стоит! А тут еще и старика увидел старого, древнего.
Привязали того старика злыдни прямо к дереву, дубу великому, сто-обхватному, да сидели вокруг, и хихикали.
И ножи точили булатные - видно резать-мучить того старца собирались!