Ловушка для Котенка

Грин Агата

Кто-то из посетителей кафе попросил увеличить громкость, чтобы послушать выступление Гоина Малейва. Я тоже посмотрела на огромный экран на стене. Малейв вещал что-то о вложениях в оборону. Как всегда, выглядел он одновременно устрашающим и насмехающимся; в Союзе его прозвали Монстром за агрессивную манеру вести дела и бесчувственность. Однако такой его образ пошатнулся с тех пор, как он женился на никому не известной девушке с никому не известной планеты1.

— Вот он, твой альфа, — сказала я Нери. — Ты всегда им интересовалась.

Что же на экран не смотришь?

— Он был альфой, пока не связался с той костлявой девчонкой.

— Ревнуешь?

— Ревность — это пошло. И вообще, меня настораживает твоя привычка приписывать мне всякие слабости.

— У всех есть слабости.

— Кроме меня, — самоуверенно возразила Нери, но ей как никому другому шла самоуверенность.

Я заметила заинтересованный взгляд хорошо одетого гражданина, сидящего за соседним столиком. Он смотрел на Нери. Жаль, что он так молод, сестре нравятся мужчины постарше, которые лучше собой владеют и так открыто одобрение не показывают. А этот разве что не кричит глазами: сражен, поражен…

Мужчина быстро решился на атаку: поднялся, пригладил и без того идеально лежащие волосы, подошел к нам. Я уже привыкла к подобным сценам и не отдала должное тому, как мило он рассыпался в любезностях и комплиментах перед нами. Он тщетно пытался скрыть волнение и, в общем, не представлял для Нери интереса. Ее очаровывали такие мужчины, в присутствии которых становится страшно — она называла это харизмой.

Я думала, сестра быстро избавится от предсказуемого поклонника, но она была с ним на удивление любезна и даже обменялась контактами. Получив желаемое, тот удалился. Даже мне он показался скучным, а уж Нери и вовсе, наверное, его в слизняки записала. Она не любит, когда с ней сюсюкаются, желают угодить.

— Он же не в твоем вкусе. Зачем дала свои контакты? — спросила я.

— Видела, какие накопители на его перстнях? Высший класс. Такие штучки себе далеко не все могут позволить, значит — он богат, и значит — может быть полезен.

Я откинулась на диванчике. Люблю Нери за ее смелость делать то, что хочется, за вкус к жизни, за сильный характер, за то, что она, как настоящая Кошечка, приземляется всегда на лапки. Но с каждым годом ее желание стать значимее в обществе становится все сильнее. Да и про деньги она упоминает все чаще в разговорах, хотя наш Род в числе бедных не состоит.

— И не надоедает тебе такая охота?

— Я прекращу охоту, когда поймаю достойную дичь. И ты шевелись. Иначе тебя и впрямь сочтут второй кровью и запрячут в глуши, где ты зачахнешь от тоски прежде, чем придумаешь, как оттуда выбраться. Помни, что я сказала про Гебуму: военные базы, отборные самцы…

— Если не удастся поймать Каркано, так хотя бы наслажусь сменой обстановки.

— «Если не удастся»? О, Звезды, — Нери сделала вид, что испугана, — ты превращаешься в размазню!

— Сказать, во что превращаешься ты?

— Не кусайся, Котенок, — миролюбиво

заключила она. — Я о тебе волнуюсь. Ты же знаешь, в нашей среде нужно быть всегда начеку. Чуть дашь слабину — проглотят не жуя!

— Блага, — к нам подошел официант с подносом. Улыбнувшись, он начал выкладывать на столик красивейшим образом оформленные пирожные, покрытые съедобными цветами. — Комплимент от гражданина, пожелавшего остаться неизвестным.

Я посмотрела на все это великолепие:

— Красота. С тобой выгодно ходить по кафе, Нери. Ты ведь поделишься?

— Комплимент — вам, гражданка, — возразил мне официант, улыбаясь еще шире.

Мои брови приподнялись, а Нери, рассмеявшись, спросила:

— Ты ведь поделишься?

Спустя неделю я уже летела на Гебуму, полная решимости заполучить идеального мужчину. Путешествие, правда, сильно меня вымотало. Сначала мне было плохо после искусственного сна, потом стало чуть легче от коктейлей для облегчения самочувствия, которыми поили пассажиров, затем затошнило на космолете, который «спускал» пассажиров с орбитальной станции планеты на саму планету.

Но хуже всего оказалась адаптация к планете!

Выйдя из кондиционированного здания космопорта планеты Гебума, я осознала, что умру раньше, чем доберусь до станции «Найрив». Хоть врачи уверили, что в течение примерно двенадцати часов я привыкну к условиям планеты и сочли мое состояние удовлетворительным, при первом же вдохе мои легкие как будто сжались.

Пару минут я привыкала к тому, что вижу, слышу, ощущаю, и не двигалась с места. Как только стало чуть легче, я медленно и осторожно пошла вперед, напоминая — никакой жалости к себе, если опоздаю на служебный аэробус станции, придется ждать рейсового, который прибудет следующим утром.

Нужный мне аэробус уже подали. Сделав еще парочку глубоких тяжелых вдохов-выдохов, я побрела к аэро-площадке, волоча за собой тяжелую сумку на колесиках. Еще одна сумка, поменьше, болтающаяся на длинном ремешке на плече, то и дело хлопала меня по бедру, словно подбадривая. Я не прошла еще и полпути, а уже устала — так устала, что впору разлечься прямо здесь и сейчас…

И все же я дошла. Аэробус угрожающе порыкивал двигателями; я отметила, что машина довольно потрепанная и особого доверия не внушает. Сбросив сумку с плеча, я протянула женщине-контролеру руку, показывая идентификационный браслет.

— Блага, — отрывисто сказала женщина и считала данные с моего браслета посредством компактного устройства. — Тринадцатое и четырнадцатое места.

— Блага, — утомленно протянула я и вновь схватилась за сумки. Протиснувшись внутрь, я безо всякого интереса посмотрела на ряды тесных, близко стоящих кресел, и пошла к своим местам. Усевшись у окна, я устроила рядом сумки и позволила себе откинуться на спинку. В аэробусе было не намного прохладнее, чем снаружи, и мне уже не хватало воздуха.