Ловушка для повесы
Шрифт:
— Вы не можете. Я имею в виду купить.
— Все можно купить.
— Но они так недолговечны. Они вянут, уже когда вы их срезаете. — Для Аделаиды в этом была их привлекательность. Маки нельзя было укротить в вазе или затерять в букете. — Им нужно радоваться в саду. Любоваться такими, какие они есть.
Коннор вертел цветок в длинных изящных пальцах.
— А этот долго простоит?
— Какое-то время. Без должного питания все постепенно вянет.
— Значит, до тех пор.
Он протянул ей
Их пальцы соприкоснулись на стебле, и Аделаида вспомнила, как эти пальцы скользили по ее щеке. Она вспыхнула при этом воспоминании и потянула цветок к себе с силой большей, чем намеревалась.
— Изабелла рисует их! — выпалила она прежде, чем вспомнила, что Изабелла ничего больше не рисует, потому что у них давно нет денег на рисовальные принадлежности. — У нее необыкновенный талант к этому. Мой отец говаривал, что, ухаживая за садом, я создаю красоту на сезон, а сестра, рисуя, улавливает и сохраняет сущность красоты для вечности. Он был безнадежно поэтичен.
Теперь Аделаида радовалась, что осталась. Ей было приятно сидеть с ним рядом и вести интересную беседу. Она позабыла, какое это удовольствие.
Находясь с сэром Робертом, она только слушала. Точнее, пыталась слушать. Барон был не то чтобы зануден, но слишком предсказуем и излишне многословен. Он вечно распространялся о своих недавних приобретениях для конюшни, о последних покупках у портного и, наконец, о последних услышанных сплетнях, обычно касавшихся людей, о которых Аделаида ничего не знала и которых никогда не встречала. Если ей везло, он разнообразил эту рутину жалобами на своих слуг. Ее вклад в разговоры ограничивался восклицаниями вроде «О Боже!» или «О да!», или «Какая жалость!», вставляемыми в подходящие паузы.
Сэр Роберт никогда не задавал ей вопросов. Он ничего не знал о ее семье, ее прошлом, ее симпатиях и антипатиях. Аделаида сомневалась, что ему было известно о ее любви к садоводству и о художественном таланте сестры.
С Коннором все было иначе. Он заставлял ее смеяться, думать, чувствовать. Меньше чем за двенадцать часов он узнал о ней больше, чем сэр Роберт за четыре месяца.
Их разговор напомнил ей оживленные споры и долгие беседы, которые она когда-то вела с отцом. Он поощрял ее думать и активно участвовать в разговорах. Ей очень этого не хватало. Ей не хватало того, чтобы мужчина разговаривал с ней, а не безапелляционно, самодовольно вещал.
— О чем вы задумались?
Заданный шепотом вопрос Коннора отвлек ее от рассеянных мыслей. Аделаида тряхнула головой. Ей не хотелось думать о сэре Роберте. Не сегодня утром. Не в эту минуту. Ей не хотелось думать о предстоящих годах бездумного подчинения.
— Я просто отвлеклась. Расскажите мне о своей семье.
— Моя мать была ирландкой, мой отец был британским джентльменом с владениями в Шотландии.
Аделаида
— Есть у вас братья и сестры?
— Не такие, которых мне хотелось бы признавать.
Сначала она решила, что он шутит, но быстрый взгляд на его лицо показал, что Коннору не до шуток.
— Я раз или два чувствовала то же самое, — призналась она.
Случались дни, когда ей больше всего хотелось отказаться от родства с Вольфгангом.
— Речь идет о вашем брате? — предположил Коннор.
Она неохотно кивнула. Конечно, не стоило надеяться, что он не слышал историю Вольфганга.
— Детьми мы очень любили друг друга.
— Но теперь...
А теперь ее брат находился в долговой тюрьме, куда попал из-за долгов, в которые влез из-за сочетания упрямства и себялюбия. И будет сидеть там, пока она как-то его не вызволит. Внезапно утро потеряло для нее всякое очарование. И трепетный свет, и теплый воздух, и шорох ветра в листве нагоняли на нее грусть.
— Мне бы хотелось...
— Чего бы вам хотелось?
Ей хотелось бы обладать талантом Изабеллы запечатлевать красоту. Она сохранила бы тогда для себя один или два момента этого утра.
Но это была невозможная мечта, напрасная надежда.
— Я хочу вернуться в дом. — Аделаида встала и, не подумав, обратилась к нему: — Вы меня проводите?
— Я не могу.
— Почему нет? Нет ничего плохого в том, чтобы леди и джентльмен прогулялись по саду среди бела дня.
Особенно когда вокруг нет никого, кто стал бы это обсуждать и комментировать.
— Обычно нет.
— Не могу представить себе обстоятельств, когда это было бы... — Тут ее осенила ужасная мысль. — Святые небеса! Вы женаты?!
— Нет. У меня нет ни жены, ни невесты.
Аделаида облегченно выдохнула. Грехов у нее было много, но ей вовсе не хотелось добавлять к ним еще и грех прелюбодеяния.
— Так в чем же дело?
— В том, что у меня нет и приглашения.
— Войти в дом из сада? — Она озадаченно фыркнула. — Не будьте смешным.
— Находиться в этом саду, — поправил ее он.
Понимание происходящего медленно доходило до ее разума.
— Вы, конечно, шутите?
Коннор ответил ей с детской улыбкой:
— Боюсь, что нет. Леди, встречи с которой я старался избежать вчера вечером, — это ваша хозяйка.
— Вы... вы просто вторглись сюда?! — Святой Боже! Неудивительно, что он старательно прятался прошлым вечером и не появился на завтраке. — Но зачем?..
— Чтобы увидеть вас, — непринужденно объявил он.
— Вы просто... Вы не можете... Я должна идти.
Аделаида круто повернулась и чуть ли не бегом направилась к дому.
— Аделаида, подождите.
Коннор догнал ее и пошел рядом.