Ловушка для Золушки
Шрифт:
Ему, вероятно, уже стукнуло пятьдесят, волосы на висках у него были жидкие, лицо одутловатое. Сунув свою салфетку молодому человеку, который меня впустил, он поспешил мне навстречу.
— Входи, не будем же мы здесь стоять. Почему ты не позвонила по телефону? Входи же.
Он втолкнул меня в комнату и запер дверь. Положив руки мне на плечи, он внимательно меня рассматривал. Несколько секунд пришлось мне терпеть этот осмотр.
— М-да, вот это сюрприз так сюрприз! Я, разумеется, узнал бы тебя с трудом, но выглядишь ты восхитительно и,
— Вам все известно?
— Ну, разумеется, мне все известно! Мюрно только третьего дня говорила со мной по телефону. Она разве не приехала с тобой?
Эта комната, очевидно, была его рабочим кабинетом. В ней стояли гладкие строгие кресла, большой стол красного дерева, книги на застекленных полках.
— Когда ты вышла из клиники?
— Кто вы?
Подсев ко мне, он взял меня за руку, все в той же неснимаемой перчатке. Вопрос мой его ошеломил, но по его лицу, изумленному, расплывшемуся сперва в улыбку, затем омрачившемуся, я могла понять, с какой быстротой он мысленно сделал свои выводы.
— Ты не знаешь, кто я такой, и тем не менее пришла ко мне? Да что же это происходит? Где Мюрно?
— Она не знает, что я здесь.
Я чувствовала, что его удивление растет, что на самом деле все должно быть проще, чем я думала. Он выпустил мою руку.
— Если ты меня не помнишь, то откуда ты знаешь мой адрес?
— Из вашего письма.
— Какого письма?
— Которое я получила в клинике.
— Но я не писал тебе!
Теперь я в свою очередь недоуменно таращила на него глаза. Он смотрел на меня так, словно я неразумное животное, но по его лицу я видела, что он сомневается уже не в моей памяти, а в моем рассудке.
— Погоди минуточку, — сказал он. — Сиди спокойно.
Я вскочила одновременно с ним и загородила ему дорогу к телефону. Не владея собой, я закричала:
— Не делайте этого! Я получила письмо, на конверте был указан ваш адрес. Я пришла к вам, чтобы узнать, кто вы, чтобы вы сказали, кто я!
— Успокойся же! Никак не пойму, что ты тут плетешь. Если Мюрно ничего не известно, я должен ей позвонить. Не знаю, каким образом тебе удалось уйти из клиники, но, очевидно, сделала ты это без спросу.
Он снова взял меня за плечи, пытаясь усадить в кресло, с которого я вскочила. Кожа на висках у него была землистая, а щеки вдруг побагровели.
— Умоляю вас, объясните, вы обязаны мне объяснить! Я, может быть, рассуждаю как дурочка, но я не сумасшедшая! Умоляю вас, объясните!
Так и не усадив меня в кресло, он отказался от этого намерения. Но когда он снова ринулся к телефону, стоявшему на столе, я схватила его за руку.
— Успокойся, — сказал он. — Я тебе зла не желаю. Ведь я знаю тебя столько лет.
— Кто вы?
— Я Франсуа Шанс! Адвокат. Веду дела Рафферми. Включен в «главную книгу».
— А что это такое?
— Приходно-расходная книга. В нее были включены люди, обслуживающие Рафферми. Те, кому платили по ведомости. Я тебе друг, но это нужно долго объяснять. Именно я занимался ее коммерческими сделками во Франции, понимаешь? Да сядь же ты!
— Вы писали мне после несчастья?
— Нет. Мюрно просила этого не делать. Я, как и все, справлялся о твоем здоровье, но писать не писал. Ну что я тебе мог сказать?
— Что я буду принадлежать вам вечно.
Произнося эти слова, я отчетливо сознавала, что это немыслимая чушь, не мог же написать такое письмо этот господин с отвислым подбородком, который годился мне в отцы.
— Что? Да это же смешно! Да я никогда бы себе этого не позволил! Где письмо?
— У меня его нет.
— Послушай, Мики, я понятия не имею, что у тебя на уме! В твоем теперешнем состоянии ты, может статься, бог весь что выдумала. Прошу тебя, дай мне позвонить Мюрно!
— Но как раз Жанна-то и подала мне мысль поехать к вам. Я получила от вас любовное письмо, и притом Жанна говорила, будто вам со мной не везло и вы не имели ни малейшего шанса на успех, что ж, по-вашему, я тут выдумала?
— Мюрно читала это письмо?
— Ничего об этом не знаю.
— Не понимаю, — сказал он. — Если Мюрно говорила, что у меня нет ни малейшего шанса на успех у тебя и мне, мол, не везет, то, во-первых, потому что за тобой водилась привычка каламбурить по поводу моей фамилии, а во-вторых, она намекала и на кое-что другое. Ты, по правде сказать, частенько причиняла мне неприятности.
— Неприятности?
— Оставим это, пожалуйста. Тут и твои сумасбродные долги, и помятое иной раз автомобильное крыло — это все сейчас уже не важно. Будь добра, сядь и дай мне позвонить. Ты хоть успела позавтракать?
У меня не хватило духу снова удержать его за руку. Я дала ему обойти вокруг стола и набрать номер, а сама медленно пятилась к двери. Слушая телефонный гудок, он не спускал с меня глаз, но было ясно, что он меня не видит.
— Ты не знаешь, она сейчас где, у тебя?
Он положил трубку и набрал номер снова. У меня? Значит, Жанна скрыла от него, как и от всех других, где она меня прячет: ведь он поверил, что я выписалась из клиники только сегодня утром. Я поняла, что до того, как Жанна забрала меня из клиники, она, должно быть, жила в другом доме, это и было «у меня»: именно туда Шанс и звонил.
— Там не отвечают.
— Куда вы звоните?
— На улицу Курсель, конечно. Разве Мюрно завтракает не дома?
Его окрик «Мики!» донесся до меня уже в прихожей, когда я отворила дверь на лестницу. Никогда еще мои ноги так не уставали, но ступеньки были широкие, а лодочки крестной Мидоля удобные, и я не оступилась, сбегая по лестнице.
Минут пятнадцать я бродила по улицам вокруг Порт-д'Отей. Тут я заметила, что все еще держу под мышкой папку с газетными вырезками, которую дал мне доктор Дулен. Я остановилась перед стенным зеркалом у витрины, чтобы посмотреть, на месте ли мой берет и не смахиваю ли я на злоумышленницу.