Ложь во имя любви
Шрифт:
– Значит, ты осведомлена?
– Это все, что ты можешь мне сказать? – возмущенно прошипела она, забыв о толпе гостей. – Да, я все знаю! Неужели останусь в неведении? Этот фарс, именуемый нашим браком, не продлится долго, помяни мое слово!
– Потише! – зловеще прошептал он, не разжимая зубов. – Если ты не угомонишься, я найду способ тебя утихомирить, моя дорогая коварная женушка! Не забывай, что продолжение этого, выражаясь твоими словами, фарса выгодно тебе ничуть не менее, чем мне.
Он остановил протискивавшегося мимо них лакея
– Почему бы не выпить в ознаменование нашего вновь обретенного согласия? На сей раз по крайней мере оба мы не заблуждаемся. Если ты откажешься пить, – добавил он яростным шепотом, – я буду вынужден насильно влить этот бокал тебе в глотку.
Она выпила и даже изобразила улыбку, после чего прошептала, глядя в его холодные глаза:
– Я пью за твою погибель, презренный убийца!
Он помимо воли сузил глаза, мускулы на его лице напряглись.
– Итак, все окончательно прояснилось, – тихо проговорил он и повел ее навстречу гостям.
Почти до самого утра, пока не удалился последний зевающий гость, оба добросовестно сохраняли лицо. Мариса так устала, что буквально валилась с ног. Приближался момент, которого она с нарастающим волнением ждала последние несколько часов, но шампанское и накопившаяся усталость сделали свое дело: она была не способна выдержать еще одно столкновение.
Доминик тоже отчаянно зевал. Первое, что он сделал, когда Денверс окончательно затворил тяжелую входную дверь, – решительным движением сбросил тесный сюртук. Мариса хотела было незаметно ускользнуть, надеясь, что он не станет ее удерживать, но стоило ей дотронуться до перил лестницы, как он поймал ее за руку.
– Ты хорошо себя вела, – пробормотал он, полузакрыв глаза. – Ты всегда обладала способностями актрисы.
Она устало покачала головой и, вырвав у него руку, стала подниматься по лестнице.
– Вы тоже были в ударе, сэр. Теперь, надеюсь, необходимость в притворстве отпала? Прошу прощения, я тороплюсь в постель.
Он стал подниматься вслед за ней. При всем своем душевном и телесном изнеможении Мариса не могла не напрячься. Неужели он собирается?.. Нет, она этого не вынесет!
У двери своей комнаты она обернулась, не подозревая, насколько жалкой выглядит сейчас ее воинственность. Он унизил ее еще больше, насмешливо поклонившись:
– Не бойся, я не собираюсь взламывать твою дверь. Мои комнаты расположены напротив твоих, по другую сторону холла. Завтра мы это исправим. Нехорошо, если слуги примутся гадать, почему мы спим так далеко друг от друга.
Он развернулся и оставил ее в покое. Облегчение сочеталось у нее с удивлением: она не надеялась на такое легкое избавление.
Усталость Марисы была слишком велика, чтобы обдумать положение; несмотря на все испытания, она уснула мертвым сном. Но пробуждение примерно в час дня оказалось не таким приятным, как сон: вместо Симмонс, которой полагалось порадовать ее принесенным в постель завтраком, она увидела над собой пару холодных, оценивающих глаз, заставивших ее устыдиться утренней неприглядности ее облика.
Он дождался, пока она окончательно проснется, и презрительным жестом бросил ей на одеяло, которое она предусмотрительно натянула до самого подбородка, свернутый листок бумаги.
– Напрасно ты посылаешь тетушке записочки, любимая. Сегодня же вечером мы нанесем ей визит, если она сама не окажется здесь раньше. Что касается уведомления герцога, твоего покровителя, то тебе следовало прежде обговорить это со мной. Ты узнала бы, что я заранее навестил его.
Мариса терялась в догадках, каким образом он умудрился перехватить записку, которую она отдала миссис Уиллоуби. Что до его последнего утверждения, то при всей уверенности, с какой он произнес эти слова, она отнеслась к ним как к беспардонной лжи.
Сонливость, которую она ощущала в первые секунды после пробуждения, пропала, сменившись гневом. Она рывком поднялась и устремила на него негодующий взгляд.
– Теперь я понимаю, какой ты…
– Поосторожнее с обвинениями, – предостерег он ее, перестав изображать насмешливое почтение. – Я не утверждаю, что мы с герцогом заключили друг друга в объятия. Но мне повезло: я застал его одного, так как его последний дружок, шевалье, по какой-то причине отсутствовал. Это была встреча на более равных условиях по сравнению с предыдущей – интересно, рассказывал ли он тебе о ней?
От странного тона Доминика у Марисы забегали по спине мурашки; она сразу вспомнила все, что знала и слышала о нем. Недостающее восполнялось догадками… Она находилась с ним наедине и испытывала обычный при этом страх, как всегда, не зная и не понимая, что у него на уме. Филип, лютый враг Доминика, был неожиданно вызван в Корнуолл. Ее мысли приняли зловещее направление, заставившее ее побледнеть.
– Ты – чудовище! – прошептала она.
Он засмеялся как от забавной шутки:
– Нас, чудовищ, создают собственными руками другие. Впрочем, ты скорее всего преувеличиваешь. У тебя к этому склонность.
Он холодно оглядел ее, не пропуская ни одной мелочи. Она легла спать в тонкой сорочке, так как усталость помешала ей переодеться в ночную рубашку; сейчас, сидя в постели, она нечаянно уронила одеяло и предстала перед ним почти голая.
– До последнего времени ты проявляла благоразумие, хотя иногда выказывала излишнюю дерзость. Теперь, когда обстоятельства снова нас соединили, почему бы нам не сосуществовать, пока совсем не отпадет необходимость в притворстве? Если ты будешь не слишком драматизировать наши отношения, то мы смогли бы достичь временного перемирия. Видишь ли, ты нуждаешься в моей защите в не меньшей степени, чем я – в приличной вывеске, которую ты мне поможешь изобразить.