Ложь. Записки кулака
Шрифт:
Адъютант вспомнил об оставленном прикрытии убегающего штаба, двумя пулемётчиками, но мысленно их похоронил, потому что очень уж авантюрная была затея, оставить двух рядовых на растерзание неприятеля. Выслушав короткий рапорт солдата, он бегом бросился в дом, сразу вернулся и пригласил Сергея войти.
В большой опрятной комнате, в окружении командного состава, за массивным столом восседал командир полка. Когда Сергей строевым шагом подошел к столу и приложил ладонь к виску, полковник встал, опустил руки по швам и выслушал его рапорт. Офицеры, видя, что полковник стоит по стойке смирно перед неизвестно откуда взявшимся рядовым, тоже встали. Выслушав рапорт Сергея, командир предложил всем садиться, в том числе и Сергею. Он помялся и присел
— А где же твой напарник, — спросил полковник, — живой ли он?
— А как же, ваше высокоблагородие, жив и здоров!
— А где он?
— Там на улице, охраняет пулемёт, — махнул рукой Сергей в сторону окна.
— Так вы и пулемёт притащили?
— А как же? Он же за мной числится. Мы еще и две коробки с пулемётными лентами принесли.
— Да понимаешь ли ты, Пономарев, что совершил? Вы с напарником не только выполнили мой приказ задержать наступление противника, но и осуществили совершенно немыслимое — за сутки прошли восемьдесят верст, таща на руках пулемёт и коробки с лентами.
Полковник встал из-за стола, подошел к Сергею, со слезами на глазах обнял его и трижды поцеловал. Затем снял со своей груди Георгиевский крест и приколол его к рубахе Сергея.
— Носи, заслужил герой!
— Служу царю и отечеству! — еле выговорил от волнения Сергей и наивно спросил:
— А как же вы, ваше высокоблагородие, будете без Георгия?
— А я, Пономарёв, выхлопочу Георгия тебе, и буду носить его на своей груди. Вот и побратаемся. Согласен?
— Согласен, ваше высокоблагородие!
— Тогда лады!
— Да вот еще, ваше высокоблагородие, чуть не забыл за часы, — Сергей достал часы и протянул полковнику.
— Нет уж, рядовой Пономарёв, это тебе подарок на память от меня лично. Береги и воюй исправно!
Сергей, растроганный такой милостью, поблагодарил полковника, офицеров и попросил разрешения уйти, но полковник сказал, чтобы он сел на свое место. Потом что-то прошептал адъютанту и приказал одному из офицеров позвать напарника Сергея. Через некоторое время распахнулись двери, и в проеме появилась массивная фигура Николая, тянувшего за собой пулемёт. На груди висели, связанные ремнем, пулемётные коробки.
— Ты зачем, Гусев, притащил пулемёт, ведь здесь не австрийцы, а русские?
— Ваше благородие, нельзя имущество без присмотра оставлять на улице, враз умыкнут, а здесь никто не посмеет, — ответил добродушный Николай.
— Мы все в этом больше чем уверены, — оглядывая богатырскую фигуру Николая, засмеялся полковник. Засмеялись и остальные офицеры.
— А теперь поставь его вон в тот угол, а сам садись за стол рядом со своим первым номером.
— Слушаюсь, ваше благородие!
В это время в комнату вошли несколько солдат, неся в руках всевозможную посуду с едой из запасов купчика, и стали расставлять её на столе. Появились и замысловатые бутылки с невиданными наклейками. Ни Сергей, ни Николай никогда подобного не видели и даже не догадывались о существовании среди выпивки такого разнообразия. Здесь были и водка, и коньяки, и шампанское, не говоря уж о всевозможных закусках на разрисованных тарелках. Когда присутствующие расселись за столом и наполнили бокалы, полковник, подняв свой бокал, встал и торжественно сказал:
— Лично от себя и от всего состава вверенного мне полка поднимаю этот бокал за тех, кто выполнил свой солдатский долг, будучи до конца верен отечеству и присяге! Ура, господа офицеры!
Вскоре о подвиге узнали сослуживцы. Слава Сергея и Николая, как опара на дрожжах, росла и ширилась. Об их подвиге говорили во всех отделениях и командах. Им приписывали такое, чего они и сами о себе не знали. Тем более, что нельзя было не верить этим слухам. Все же Сергей был первым и единственным рядовым — георгиевским кавалером во всем полку. Ему отдавали честь даже старшие по званию.
Тем временем, австрийцы, прорвав русский фронт, заняли несколько городов и сотни населенных пунктов. И только когда к нашим войскам подошли резервы, наступление противника удалось остановить. В этих боях русские понесли ощутимые потери, как в людях, так и в материальной части. Особенно большие потери были среди младшего командного состава, ибо именно они несли на себе основную нагрузку при обучении рядовых, а потом вели их в бой. Надлежало немедленно пополнить младшими командирами армию. Для этого стали подбирать из рядовых наиболее грамотных и отличившихся в последних боях. Одним из первых на курсы был зачислен Сергей.
Опять знакомый дарницкий лагерь под Киевом. С его приземистыми казармами, обширным плацем и даже с некоторыми прежними командирами. Сергей надеялся встретить среди курсантов и Хохла, но он словно в воду канул — ни духу, ни слуху. Живой ли? И снова рутина занятий и муштры. Снова подъем, гимнастика, изучение устава и закона божьего. Очень тяготился он обязательным посещением церкви с ее нудными молитвами, молебнами и проповедями. Не терпел он и священника — отца Иосифа, безграмотно и бездарно проводившего занятия по закону божьему. Сергей, благодаря бабушке Вере, хорошо знал святое писание и часто своими вопросами ставил отца Иосифа в неловкое положение. Так, например, он спрашивал священника:
— Вот, отче, в писании сказано, что Адам и Ева были первыми людьми на земле. Это правда?
— Истинно так, сын мой!
— Потом говориться, что у них родились дети?
— И это истинно так!
— Потом говориться, что когда дети подросли, то они пошли в другие страны и взяли себе жён?
— И это так!
— Но откуда взялись эти жёны, если Адам и Ева со своими детьми были первыми и единственными людьми на земле?
Отец Иосиф закатывал глаза, морщил лоб, долго думал и в таких случаях говорил: «Не богохульствуй, сын мой!». Но священник ни на кого не держал зла. Был отзывчивым, благодушным и миролюбивым, да еще частенько под градусом. В офицерском составе были люди временные. Одни из них отсиживались в тылу, боясь попасть на фронт. От других, под благородным предлогом, постарались избавиться в боевых частях. Кое — кого любвеобильные мамаши постарались за деньги устроить подальше от фронта. Но всех их объединяло одно — ненависть к своему положению, перерастающую в ненависть к тем, кого они обучали. Бесило их то, что здесь, на курсах, не было продвижения по службе, а тем более возможности получить награду, какой можно было бы удивить родных и знакомых, приехав в отпуск. И вдруг приезжает с фронта георгиевский кавалер. И не какой-нибудь, из благородных, а самый обыкновенный деревенский вахлак. Поэтому никто не стал интересоваться тем, за что Сергей получил Георгия, а вместо этого ему на своей шкуре пришлось испытать издевательства офицеров. Его до седьмого пота гоняли по плацу, старались загнать в угол каверзными вопросами по устройству оружия, требовали излагать наизусть уставы и положения, а так же безукоризненно стрелять по мишеням. Сергей, на свое счастье, обладал уникальной памятью и все, что он слышал хотя бы раз, оставалось в его голове навсегда. Отвечал на вопросы четко, грамотно, без смущения. Он чувствовал, что его знания не хуже, а даже лучше, чем у отдельных офицеров и поэтому держался с достоинством. Не заискивал, но и не зазнавался, был чужд гордыне. С товарищами ладил и всегда приходил на выручку. Все чаще и чаще к нему обращались за помощью, просили объяснить непонятное. Он не отказывал, и вскоре о его успехах узнало высшее начальство. Жизнь Сергея в корне изменилась. Узнав его, как грамотного и толкового солдата, вскоре определили помощником командира взвода курсантов и даже стали поручать проведение с ними отдельных теоретических и практических занятий.