Ложь. Записки кулака

Уважаемый читатель! Вы держите в руках книгу, которая повествует о трагичной странице в истории нашей Родины, связанной с периодом насильственного насаждения колхозного строя в стране. Изданию книги послужили воспоминания и размышления непосредственного участника и очевидца событий того времени — моего отца, Попова Ивана Сергеевича, ныне покойного. Искренне убежден, что отец был бы очень доволен, узнав, что этот труд читает человек, который сможет его оценить и тем самым взглянуть другими глазами на прошедшую эпоху, в которой жили миллионы его соотечественников. Эпоху, когда фальсификация образа жизни людей и пропаганда лжи были возведены в ранг государственной политики. Когда страх людей за свою жизнь перед властью, было нормой поведения миллионов. Возможно, кто-то подумает, что в основу книги взята избитая тема. Не спешите так думать, не торопитесь делать скоротечных выводов. Согласен, что у нас достаточно издано научных исследований и художественной литературы о политических заключенных, репрессиях, лагерях. Но нигде вы не найдете описания судеб раскулаченных со слов самих очевидцев событий — кулаков. Среди заключенных в ГУЛАГе было немало людей грамотных, порой высокообразованных, имеющих отношение к науке и творчеству. Впоследствии они, либо сами написали о репрессиях, либо поделились своими личными воспоминаниями и рассуждениями с известными литераторами. Раскулаченные же, в основной своей массе, были забитыми

и малограмотными деревенскими людьми, которые не только написать, но не могли даже связно рассказать о своих злоключениях, а тем более о причинах их вызвавших. К тому же были до смерти напуганы и молили бога, чтобы о них лишний раз даже не вспоминали.

Отец умер неожиданно, просто не проснувшись однажды утром. Поэтому уже после его смерти, выполняя свой сыновний долг, я постарался творчески обработать и придать вид художественного произведения оставшимся после него записям, дополнив их тем, что смог узнать сам. Тем самым осуществить мечту отца заполнить информационный пробел в истории многочисленной армии наших сограждан, вся вина которых заключалась в том, что они умели и хотели работать на земле, за которую воевали и проливали кровь на фронтах гражданской войны. Донести до всех, кому интересна история государства и Воронежского края, правду о гонениях на этих людей в местах проживания, затем об издевательствах на поселениях, вдали от родных мест. О выпавшим на их долю тяжелых испытаний голодом, непосильным трудом, болезнями, отчего больше половины несчастных отдали богу душу. Из рассказов отца я знал, что тем, кому посчастливилось вырваться из этого ада, еще долгое время были объектом унижений. С ними старались не связываться, с опаской брали на работу, связанную даже с самым тяжелым и неквалифицированным трудом, не допускали к учебе. Попав под бесчеловечный эксперимент массового психологического внушения в сознание безграмотной толпы большевистского лозунга «земля — крестьянам, фабрики — рабочим», русский народ оказался одураченным. Откуда люди могли знать, что понятия «пользоваться» и даже «владеть» далеко не всегда сочетаются с понятием «распоряжаться». Что не для того враги России тратили огромные деньги, сначала на содержание революционеров всех мастей, а затем на организацию октябрьского переворота 1917 года, чтобы большевики, захватившие власть на волне террора и развязанной братоубийственной гражданской войны, вдруг позволили русскому народу самостоятельно распоряжаться плодами своего труда. Тем более от земли — основного богатства такой страны, как Россия. Описанные события действительно происходили в небольшом селе, расположенном неподалеку от Воронежа. Все персонажи были реальными людьми, среди них нет ни одного вымышленного. Большинство названы своими настоящими именами, многих я знал лично.

С уважением,

Попов Александр Иванович

Дом Пономарёвых располагался в середине Большака, между церковью и рекой. Был он кирпичным, под железом, и состоял из двух половин, разделённых между собой холодными сенями. Под домом находился обширный подвал. Двор ограничивали многие сараи и сарайчики, хлева для скота, навесы для инвентаря, амбары и поветки. Среди строений приютилась чёрная баня. Все было сделано добротно, со знанием дела. За двором раскинулось обширное гумно с вместительной ригой и сад с пасекой. Здесь чувствовались чистота и порядок, не в пример загаженному скотиной двору. Во дворе старались всё делать так, чтобы скотине было уютно и тепло, но ничего не делали для удобства домочадцев. Весной, осенью, да и летом, в дождливую погоду, во дворе стояла непролазная грязь, а мужчины, женщины и дети лаптями месили липкую землю, обильно сдобренную навозом. И никому не приходило в голову завезти во двор несколько телег песку или, не дай бог, установить в укромном уголке уборную. Нужник на дворе иметь было не принято. Оправлялись в хлеву, используя для сидения кусок сломанной оглобли, заделанной своими концами в смежные стены одного из углов. Обычный дом в селе состоял из одной комнаты и сеней, сделанных из красного кирпича. Объяснялось это не богатством и зажиточностью крестьян, а тем, что не было строевого леса. Все лесные массивы в округе принадлежали барину Сомову, который никогда и никому не продавал лес, а если соглашался продать, то заламывал такую цену, что дешевле было построить мраморный дворец. Поэтому крестьяне приглашали всех своих родных или соседей, копали глину, песок, делали замесы, резали кирпичи и обжигали их в примитивных печах, вырытых в земле. Если хозяин имел такую возможность, то он строил дом на две комнаты, большую и малую, с холодными сенями посередине. Почему-то комнату называли избой. Именно в таком доме проживала семья Пономарёвых. В каждой избе стояла русская печка, которая занимала, чуть ли не половину всей площади. В большой избе от печки и до противоположной стены под потолком размещались полати. По всем стенам, ниже подоконников, тянулись широкие деревянные лавки. Лавка, стоящая у входа, была забрана досками до самого пола и называлась коником. Та, что находилась возле печки — судницей. В углу, под божницей, стоял большой стол, а у судницы — низкая кадка для помоев, именуемая дежой. Вот и вся обстановка. Но всё было продумано и служило по своему назначению. Печь служила спальней для бабки и деда, куда они брали маленьких внучат. Полати отводились детворе постарше. Когда в зимнее время появлялись швецы, вальщики или другие мастера, то полати предоставлялись им, а детворе на полу стелили на солому полушубки и тулупы. Если в это время начинался отел и окот скота, то в избу помещали телят, поросят и ягнят вместе со свиньей и овцой, а ребятишкам приходилось делить с ними своё ложе. Так было заведено испокон веку, и хоть бы кто догадался взять и утеплить сарай, сложить там печку и поместить в нем долгожданный приплод. Если в избу помещали мелкую живность, то сени предоставляли ожеребившимся лошадям и отелившимся коровам. И делали это не потому, что не было хлева, а потому, что боялись воровства, которое случалось в селе довольно часто. На лавках, пододвинув к ним скамейки, стелили женатым мужикам, а на конике укладывали неженатого парня или прохожего гостя. Рукомойников не было, да о них и не имели понятия. Просто не знали, что это такое. Все умывались над дежой. В неё же ночью справляли малую нужду, а утром мужики выносили на двор. В малой избе, в отличие от большой, не было ни полатей, ни лавок, ни коника с дежей. В углу избы стояла русская печка, рядом большой стол, окруженный скамейками. Рядом с печкой, у задней стены, были установлены деревянные топчаны. Здесь не готовили еды, не держали скотину, даже мужикам не разрешалось без надобности заходить в неё. Здесь было женское царство, где вместе с матерью размещались взрослые девчата, девочки-подростки и учились шитью, вышиванию и грамоте. В отличие от большой избы, здесь мыли полы и даже протирали окна, старались поддерживать чистоту. В таких, практически скотских условиях, веками жило всё село и продолжало жить. Особенно невыносимой была судьба у женщин. Во-первых, женщины не имели даже элементарных условий для личной гигиены, а во-вторых, многовековые традиции, условности, тупость и бескультурье ставили их в абсолютную зависимость от мужей, что вызывало пренебрежение к женщине, как к человеку. Даже Пономарёвы, имея относительный достаток, лишь изредка привозили из города кусок самого дешёвого хозяйственного мыла, которое резали суровой ниткой на небольшие кусочки и выдавали снохам в качестве подарка. Смертность среди женщин намного превышала смертность мужчин, поскольку выполняли ту же работу, что и мужчины. Они пахали, сеяли, косили и молотили. Кроме того, они варили, ухаживали за детьми, стирали. Иногда, даже в трескучий мороз, на реке в проруби палками били постельное белье, предварительно прокатав его в золе. Они же ездили с мужьями в лес за дровами, пилили дрова в снегу по пояс и все это с голыми ногами. Женщина не могла даже и подумать, чтобы надеть на себя не только трусы, но и подштанники мужа. Если кто из них и сделал бы это, то её посчитали бы ведьмой, и если не убили, то сожгли вместе с детьми. Для женатых строили времянки, называемые поветками, где супружеская пара проводила ночи в летнее время, но спать им приходилось мало. В уборочную все обязаны были ехать в поле, где женщины работали наравне с мужчинами и никому из них не давали поблажки, даже беременным. Зачастую женщины рожали в поле и им помогали другие, а если начинались только схватки, то роженицу отправляли домой на попечение старух или повитухи. Роженица не пользовалась никакими благами, ни особым вниманием. Её кормили, как всех, квасом, картошкой и другой немудрёной пищей и никто не догадывался сварить для неё отдельно куриный бульон, молочную кашу, накормить сметаной или творогом, хотя по двору ходили сотни кур, в хлеву стояло полдюжины коров и другой живности. И это была не жадность, не чёрствость, а тупость окружавших людей, говорящих про беременных: «Авось, не барыня!».

Во главе семейства Пономарёвых стоял Егор Иванович — худощавый, небольшого роста человек, с усами и бородкой клинышком на довольно симпатичном, загорелом лице. Хотя Егор Иванович и числился главой семейства, но полной хозяйкой в доме являлась его мать, бабушка Вера, которая обычно не вмешивалась в действия своего сына, но при обсуждении серьезных вопросов всегда оставляла за собой последнее слово. Дело было в том, что дом, надворные постройки и часть инвентаря принадлежало бабушке. К тому же, не только в семье, но и в селе не было более грамотного и начитанного среди крестьян человека, равного ей. Бабушка Вера выросла и воспиталась в доме попа.

Однажды местная матушка, во время церковной службы, обратила внимание на красивую черноглазую девочку лет семи-восьми, опрятно одетую в домотканый сарафан и новенькие лапти по ноге. Узнав, чья она, матушка вскоре побывала в семье этой девочки. Ее визит домашних не удивил, ибо матушка частенько наведывалась к крестьянам, интересуясь их семейными делами, и в случае необходимости, оказывала посильную помощь. В этот раз она пришла с необычной просьбой взять на воспитание к себе в дом, увиденную в церкви девочку. Когда она заговорила о цели своего визита, то встретила со стороны родителей такую стену отчуждения, словно нанесла непоправимое оскорбление. Отец девочки заявил, что хотя у него и десять ртов, но в их роду еще не было случая, чтобы кого-нибудь отдавали людям на прокорм. Слава богу, все дети накормлены, одеты, обихожены.

— Вы, Никита Акимович, неправильно меня поняли, — старалась объяснить матушка, — и если что не так, то простите меня. Вот вы говорите, что у вас десять ребятишек, а у меня нет ни одного и профессора в городе сказали, что детей не будет вообще. Я прошу Веру не на прокорм, как вы сказали, а на воспитание. Я богата, образована, и дам ей всё, что в моих силах. Причём, я прошу ее не на всё время, а только на некоторый срок, но если ей понравиться, то пусть живет хоть до замужества. Я освобожу её от барщины, обеспечу на всю жизнь, а не понравиться, пусть возвращается домой в любое удобное для неё время. Разрешите мне помочь Вере стать человеком грамотным и образованным, а крестьянская доля — доля крестьянки, от нее никогда не уйдет. Так что, Никита Акимович, по рукам?

В итоге, богатство попадьи, обещание освободить Веру от барщины, да и обыкновенная боязнь навлечь на себя гнев влиятельного священника, склонили чашу весов в пользу матушки. И родители Веры, после некоторого колебания, дали свое согласие. Так Вера, безграмотная крестьянская девочка, крепостная барина Сомова, волей случая попала в другой мир, мир для нее необычный, но очень интересный и так не похожий на тот, в котором она жила до этого. Матушка Софья оказалась хорошим педагогом и отдалась делу воспитания девочки с жаром всей своей души. Вера впитывала в себя знания, словно губка живительную влагу, а матушка учила Веру всему тому, что знала сама. Кроме грамоты, она познакомила её с правилами поведения, умению одеваться, шитью и кройке, кулинарии, правилам ухода за огородом. Со временем привила ей любовь к литературе, и они частенько разбирали те или иные произведения русских и иностранных авторов. Теперь Вера ходила не в домотканых нарядах, а в сатинах, на ногах красовались не липовые лапти, а изящные ботиночки. С возрастом девочка расцвела, налилась соком, округлилась и превратилась в прелестную девушку, писаную красавицу. Когда девушке исполнилось семнадцать, матушка присмотрела ей жениха из работящей семьи Пономарёвых и успешно отрекомендовала его родителям Веры. Нареченный, Иван, был крепким, выше среднего роста парнем, с густыми, волнистыми русыми волосами на аккуратной голове. Матушка выполнила свое обещание и освободила Веру от барщины, построила молодоженам дом, подарила молодым широкую кровать, что было новинкой в селе, подарила английскую швейную машинку, зеркало, паровой утюг и часы-ходики. Она же справила им свадьбу и одела молодых к венцу. Потом снабдила их скотом и некоторым инвентарем. Так, нежданно и негаданно, молодые сразу встали на ноги, вызвав среди односельчан чёрную зависть. Но молодожёны, упиваясь своим благополучием, ничего не хотели замечать и жили душа в душу. Спустя несколько лет после свадьбы Пономарёвых, отменили крепостное право. К этому времени у них уже родилось два мальчика. Первенца назвали Егором, второго-Митрофаном. Спустя два года родился третий мальчик, Алексей. Впоследствии родились еще три девочки. Несмотря на большое хозяйство, родители не заставляли детей исполнять непосильную работу, но и не дозволяли им бить баклуши. Каждому был определен круг обязанностей, за исполнение которых строго спрашивали. Все дети Пономарёвых учились. Учились они хорошо, и успешно окончили церковно-приходскую школу, за исключением Митрофана, который, несмотря на все старания и страдания матери, окончил два класса и заявил, что отныне будет пасти овец. Мать махнула на него рукой и разрешила ему заняться выпасом скотины, считая, что сын скоро разочаруется. Но тот с таким желанием и стремлением управлялся со своими блеющими подопечными, что мать решила больше не навязывать ему своей воли. Шло время, дети росли в достатке и заботе. Мать хотела, чтобы они не только хорошо разбирались в сельском хозяйстве, но освоили и какое-нибудь ремесло. К сожалению, мастеровых в селе было — кот наплакал. Вальщики, сапожники, жестянщики, швецы, портные, даже плотники и столяры приходили со стороны. Не было даже своего кузнеца. У кого учится?

В это время барин Сомов, местный помещик, решил жениться. Приглядел себе невесту в Питере, и начал готовиться к свадьбе. Покойный отец оставил ему новый, добротный дом, многочисленные службы, даже вместительную стеклянную теплицу, но для молодой, да еще городской избранницы этого было явно недостаточно. Для престижа светской дамы, по мнению жениха, требовался выезд с шикарной каретой и вальяжными кучерами. Нужна была тройка красивых, породистых рысаков, в облегченной сбруе с кистями, серебряным набором, султанами и другой упряжной роскошью. Чтобы не ударить в грязь лицом, барин пригласил из Воронежа лучших мастеров и распорядился изготовить прогулочную карету, упряжь и все необходимое в лучшем виде, не жалея средств на приобретение лучших материалов. Немец, управляющий имением, проявляя заботу, предложил хозяину подобрать пару смышлёных мальчиков из крестьянских детей и приставить их к мастерам. Пусть, мол, числятся на побегушках, но одновременно присматриваются и перенимают азы мастерства. Он говорил барину, что одно дело уметь изготовить инвентарь, но потом за ним все равно ведь придется присматривать, содержать в порядке, ремонтировать, а для этого нужно иметь своего, знающего дело работника. Но сколько немец не ходил по домам — все попусту. Крестьяне отказывали ему, ссылаясь на нехватку рук в семье или находя иные причины. Ларчик открывался просто. Среди крестьян бытовало стойкое мнение, что все мастеровые люди никчёмные — шалопаи, пьяницы и прощелыги, а поэтому отдать ребенка на учение мастеровым равносильно тому, что толкнуть ребенка на порочный путь. Пономарёвым, точнее матери, эта идея наоборот понравилась, и было решено отдать старшенького, Егорку, в учение. Мать сказала немцу, что сын у нее грамотный, послушный, серьёзный не по годам, и лучшего ученика ему не найти. Егору шел уже четырнадцатый год, и он был хорошим помощником отцу, но было решено пожертвовать благополучием семьи ради будущего своего сына.

Мастеровым, грамотный и мыслящий подросток, пришелся по душе ровным характером и исполнительностью. Оторванные от семей, они любили болтать с Егором, скучая по оставленным дома ребятишкам, и с желанием открывали ему секреты своего мастерства, доверяя инструмент и поручая выполнять отдельные, несложные задания. Егор хорошо усваивал теорию, навыки практической работы и за год учебы освоил столько, что другим потребовались бы на это годы. Работа подходила к концу, но барин вдруг неожиданно приказал управляющему рассчитать всех нанятых работников, отказавшись от их услуг. Поговаривали, что невеста, не дождавшись свадьбы, вышла замуж за другого и уехала за границу. Работники, получив расчет, разъехались по домам, но Егора барин не отпустил, распорядившись, чтобы он закончил работу, которую мастера не успели доделать. В итоге Егор прослужил у барина почти четыре года. Возмужал, набил руку на многочисленных заказах барина и вырос в первоклассного специалиста столярных и плотницких дел — мастера «золотые руки». В восемнадцать лет его женили на Домне из рода Дымковых, людей спокойных, серьёзных и трудолюбивых. Однако, женившись, Егор забросил инструмент и вплотную занялся землёй, хотя в ней плохо разбирался и был крайне непрактичным в этом вопросе. Очевидно, Егор Иванович, как и его односельчане, считал, что ремесло — занятие для хлебороба недостойное. И если бы не совместное с родителями проживание и советы матери, то Егор Иванович быстро бы прогорел и оставил семью без куска хлеба.

Прошли годы. Многое изменилось в семье Пономарёвых. Женился брат Егора Ивановича — Митрофан, и ему построили хороший дом рядом с родительским. Отделили Алексея, построив ему небольшой домик ближе к реке. Сестры подросли, заневестились и разбежались замуж. У самого Егора Ивановича народилось три сына и четыре дочки. Когда самая старшая из детей, Вера, вышла замуж и уехала с мужем в Воронеж, второму ребёнку, Сергею, исполнилось восемнадцать лет. Пришло время задуматься о его судьбе. Женитьба братьев, постройка им домов, выделение имущества и скота отрицательно сказалось на благополучии семьи и лишило Егора Ивановича сна и покоя. Он плохо спал, порой терял аппетит, осунулся, все валилось из рук. Мать, конечно, прекрасно видела муки сына, но в отличие от него держалась с достоинством и не высказывала своего беспокойства. По-прежнему была деятельна, шустра и весела. Отец в расчет не брался, он был хорошим работником, но не стратегом. За последнее время, к тому же, сильно сдал и больше отлеживался на печке. Выбрав момент, когда в доме никого не было, мать позвала сына в избу, усадила за стол и повела разговор: