Ложная слепота
Шрифт:
Я осторожно кивнул.
– Это, должно быть…
– Ни на что не похоже. Ты даже представить не можешь, – Бейтс аж задохнулась и перевела дыхание. – Хотя, может, тебе и не надо, – добавила она и уплыла вверх по хребту.
Каннингем с Бандой находились в мед отсеке, но на расстоянии тридцати градусов дуги друг от друга. Каждый ковырял пленников на свой манер. Сьюзен Джеймс равнодушно тыкала пальцами в нарисованную на столе клавиатуру. В окнах парили Колобок и Растрепа.
По мере того, как лингвист печатала, по
– Есть результаты?
Она со вздохом покачала головой.
– Я оставила попытки понять их язык. Удовольствуюсь пиджином.
Она коснулась значка. Колобок пропал с экрана, на его месте возникла таблица иероглифов. Половина значков шевелилась или пульсировала в бесконечной петле: разгул пляшущих каракулей. Остальные просто светились.
– Символьная база, – Джеймс неопределенно помахала рукой. – Комбинации «субъект-глагол» передаются анимированными вариантами существительных. Они радиально симметричны, так что я располагаю аффиксы по окружности рядом с предметом. Может, это им покажется более естественным.
Под сообщением Джеймс показался новый кружок иероглифов – вероятно, ответ Колобка. Но системе увиденное чем-то не понравилось. В отдельном огне вспыхнули иконки: на огненном счетчике загорелось «500 Вт» и не погасло. Колобок на экране забился, протянул змеящуюся суставчатую длань и несколько раз ткнул в панель.
Джеймс отвернулась.
Вспыхнули новые знаки. Пятьсот ватт упали до нуля. Шифровик вернулся в позу эмбриона; пики и провалы на телеметрии выровнялись.
Сьюзен перевела дыхание.
– Что случилось?
– Неверный ответ.
Она вызвала запись и показала изображение, на котором пришелец «поскользнулся». На экране крутились пирамидка, звездочка, упрощенные изображения шифровика и «Роршаха».
– Глупо как-то. Это… для разогрева. Я попросила его назвать предметы в окне, – она рассмеялась, тихо и невесело. – Понимаешь, с утилитарными языками такая штука: если не можешь назвать предмет, то и говорить о нем не можешь.
– И что он ответил?
Она указала на первую спираль.
– Присутствуют многогранник звезда Роршах.
– Пропустил шифровика.
– Со второго раза поправился. И всё же… глупая ошибка для существа, которое может перехитрить вампира, нет? – Сьюзен сглотнула. – Наверное, даже шифровики, умирая, начинают ошибаться.
Я не знал, что ответить. За моей спиной Каннингем едва слышно бормотал себе под нос какую-то двусложную мантру в бесконечном повторе.
– Юкка говорит… – Сьюзен осеклась и начала снова: – Помнишь, как на «Роршахе» нас порой охватывала ложная слепота?
Я кивнул, раздумывая о том, что сказал вампир.
– Очевидно, другие органы чувств тоже могут отключаться, – продолжала она. – Ложная потеря осязания, ложная потеря обоняния, ложная потеря слуха…
– Глухота.
Она покачала головой.
– Но ведь ты не глохнешь. Как ложная слепота – это не слепота. Что-то в твоем мозгу продолжает воспринимать информацию, видеть и слышать, пускай ты и не… осознаешь этого. Пока кто-то не заставит тебя осознать или не появится угроза. Тебя просто охватывает неутолимое желание отступить, а пять секунд спустя там, где ты стоял, проезжает автобус. В каком-то смысле ты знал, что он приближается, но не понимал этого.
– Звучит дико, – согласился я.
– Сири, наши шифровики… знают ответы. Они разумны, мы это выяснили. Но создается впечатление, что они не осознают этого, если их не пытать. Будто у них все органы чувств охвачены ложной слепотой.
Я попытался представить себе жизнь без ощущений, лишенную активного осознания происходящего.
– Думаешь, такое возможно?
– Не знаю. Это просто… метафора. Наверное.
Она сама в это не верила. Или не знала. Или не хотела, чтобы я узнал.
Я должен был понять, а не гадать. Раскодировать лингвиста.
– Поначалу я думала, они просто упираются, – неуверенно произнесла Сьюзен, – но с какой стати?
Я не знал, понятия не имел. Отвернулся от Джеймс, чтобы упереться взглядом в фигуру Роберта Каннингема: Каннингема-заику – пальцы барабанят по настольному интерфейсу, внутреннее око закрыто, поле зрения ограничено картинками, которые КонСенсус на всеобщее обозрение развешивал в воздухе или набрасывал на плоские поверхности. Лицо биолога как обычно бесстрастно, тело подергивалось мухой в паутине.
Хорошая аналогия. И не для него одного. Сейчас «Роршах» громоздился всего в девяти километрах впереди по курсу; так близко, что заслонил бы самого Бена, если бы у меня хватило храбрости выглянуть наружу. Мы застыли в невозможной близости от «Роршаха», а тот разрастался перед нами, словно живой, и в нем размножались живые твари, как полипы, отпочковываясь от дьявольских механических сосцов. Смертоносные пустые тоннели, по которым мы ползали, шарахаясь от теней в собственных мозгах, теперь, наверное, кишели шифровиками. Сотни километров извилистых проходов, коридоров, залов наполняли войска.
Такова «безопасная» альтернатива в представлении Сарасти. Мы пошли этим путем, потому что освобождать пленников было опасно. Слишком глубоко внедрились в ударную волну, и пришлось отключить внутричерепные наращения. Хотя внешняя магнитосфера «Роршаха» была на порядки слабее его внутренних полей, но на таком расстоянии не посчитает ли нас пришелец привлекательной мишенью или слишком серьезной угрозой? Не решит ли чудовище вонзить в сердце «Тезея» невидимый кол?
Любой импульс, способный пробить экранирование корабля, поджарит не только проводку в наших головах, но и нервную систему «Тезея». Полагаю, пять человек на мертвом корабле получат чуть большие шансы выжить, если у них не будут дымиться мозги, но я сомневался, что нам это сильно поможет. Сарасти, очевидно, думал иначе. Он отключил даже инжектор антиевклидиков в своей голове и, чтобы его самого не закоротило, перешел на уколы.