Ложное впечатление (в сокращении)
Шрифт:
«Банк Женевы и Цюриха» специализировался на обслуживании русских нуворишей.
Кранц подошла к старомодной деревянной стойке.
— Чем могу вам помочь? — спросил служащий в безупречном сером костюме.
— Сто семь — двести девять — пятьдесят девять, — сказала она.
Служащий набрал на компьютере номер счета, на экране высветились цифры.
— Могу я взглянуть на ваш паспорт?
Кранц передала ему один из паспортов, что забрала в сейфе своей гостиницы.
— Сколько у меня на счете? — осведомилась она.
— Сколько,
— Чуть больше двух миллионов долларов.
— Какую сумму вы бы хотели снять?
— Десять тысяч долларов и десять тысяч в рублях.
Служащий извлек из-под стойки лоток, тщательно пересчитал банкноты и выложил на стойку два аккуратно заклеенных полиэтиленовых конверта без указания названия банка и логотипа, а также без документа, подтверждающего факт банковской операции.
Кранц спрятала конверты во внутренний карман и неторопливо удалилась. Пропустив два такси, она остановила третье и сказала водителю:
— «Калстен».
Поездка заняла десять минут и обошлась ей в четыреста рублей. Расплатившись, она вышла и присоединилась к группе туристов, глазеющих на витрину сувенирного магазина. В центре витрины красовался самый востребованный товар — генеральский мундир с фуражкой, портупеей, кобурой и тремя рядами боевых медалей. Ценника не было, но Кранц знала, что мундир стоит двадцать долларов.
Кранц вошла в магазинчик. За высоким деревянным прилавком, на котором валялись бумаги, пустые сигаретные пачки и недоеденный бутерброд с колбасой, сидел толстый мужчина в коричневом мешковатом костюме.
— Чем могу помочь? — спросил он с кислой улыбкой.
Кранц объяснила, чем именно. Хозяин расхохотался:
— Это будет недешево, да и потребует времени.
— Форма нужна мне сегодня днем, — заявила Кранц.
— Исключено, — ответил он, пожав плечами.
Кранц извлекла из кармана пачку денег, вытащила стодолларовую купюру и повторила:
— Сегодня днем.
Хозяин поднял брови.
— Может, я и выйду на нужного человека.
Кранц выложила на стол еще сто долларов со словами:
— Мне также нужен ее паспорт.
— Исключено.
Кранц выложила еще двести долларов.
— Но что-нибудь я точно придумаю. — Он сделал паузу и добавил: — За хорошую цену.
И сложил руки на животе.
— Плачу тысячу, если все будет сегодня днем.
— Сделаю все возможное, — сказал хозяин.
— Не сомневаюсь, потому что стану вычитать по сто долларов за каждые пятнадцать минут после… — Кранц бросила взгляд на наручные часы, — двух часов дня.
Такси въехало в ворота Уэнтворт-Холла, и Анна, к своему удивлению, увидела, что Арабелла дожидается ее на верхней ступеньке с охотничьим ружьем под мышкой. Дворецкий открыл дверцу машины, хозяйка спустилась навстречу гостье.
— Как я рада вас видеть, — произнесла Арабелла, расцеловав Анну в обе щеки. — Вы приехали как раз к чаю.
Анна прошла в дом следом за Арабеллой, а помощник дворецкого вытащил из багажника ее чемодан. В холле она остановилась и медленно обвела взглядом стены, не пропустив ни одной картины.
— Да, приятно побыть в окружении родственников, даже если для них это, возможно, последний загородный уик-энд, — заметила Арабелла.
— О чем вы? — насторожилась Анна.
— Адвокаты Фенстона прислали письмо с напоминанием, что если я завтра до полудня полностью не погашу долг их клиенту, то должна быть готова распрощаться со всеми фамильными ценностями.
— Он намерен разом пустить с молотка всю коллекцию? Но это бессмысленно — выручка не покроет даже первоначального долга.
— Покроет, если он следом выставит на продажу и дом.
— Не посмеет… — начала Анна.
— Посмеет. Нам остается только надеяться, что господин Накамура не изменит своей любви к Ван Гогу. Честно говоря, это моя последняя надежда.
Арабелла провела Анну в гостиную. Появилась горничная с серебряным подносом и стала накрывать столик у камина. Тут вошел Эндрюс.
— Миледи, вам посылка. Курьер просит, чтобы вы непременно расписались в получении.
Арабелла вышла за Эндрюсом. Когда она вернулась, улыбка на ее лице уступила место мрачному выражению.
— Что-то случилось? — спросила Анна.
— Идемте, сами увидите.
Анна прошла за ней в холл. Эндрюс и его помощник снимали обшивку с красного футляра, который Анна надеялась никогда больше не увидеть. Женщины смотрели, как Эндрюс осторожно удалил поролоновую обертку и открыл холст, тот самый, что Анна последний раз видела в студии Антона.
— Что прикажете с ним делать? — спросила Арабелла. Дворецкий тихо кашлянул. — Хотите что-нибудь предложить, Эндрюс?
— Нет, миледи, но я подумал, что вас следует уведомить. Машина с другим вашим гостем уже подъезжает.
— У этого человека явный дар выбирать подходящий момент, — заметила Арабелла и глянула на себя в зеркало. — Эндрюс, господину Накамуре приготовлена комната Веллингтона?
— Да, миледи, а доктору Петреску приготовлена комната Ван Гога.
Дворецкий сошел по ступеням, так рассчитав шаг, чтобы очутиться внизу в тот самый миг, когда «лексус» остановится у входа. Эндрюс открыл заднюю дверцу, и господин Накамура вышел из лимузина с небольшой квадратной коробкой в руке.
— Японцы всегда прибывают в гости с подарком, — шепнула Анна, — но ни в коем случае не открывайте коробку при нем.
— Леди Арабелла, — господин Накамура отвесил ей в дверях низкий поклон, — для меня большая честь получить приглашение в ваш великолепный дом.
— Это вы оказываете моему дому честь своим посещением, господин Накамура, — ответила Арабелла.
Накамура с поклоном повернулся к Анне:
— Рад снова вас видеть, доктор Петреску.
— Я тоже рада вас видеть, господин Накамура. Надеюсь, перелет был приятным?