Ложный след
Шрифт:
— Ну как? — спросил Валландер. — Нашел что-нибудь?
— Бензина у нее, судя по всему, было достаточно, — ответил Нюберг, поднявшись. — Мы нашли остатки пяти полурасплавившихся канистр. Вероятно, они были пусты, когда вспыхнул пожар. Если соединить чертой те места, где мы их нашли, то выходит, что она окружила себя канистрами.
Валландер не сразу понял, о чем говорит Нюберг.
— Что ты имеешь в виду? — спросил он.
Нюберг обвел рукой поле.
— Я хотел сказать, что она выстроила вокруг себя укрепления. И разлила бензин по кругу. Словно ров вокруг крепости, только у этой крепости не было входа. А сама она находилась в середине. С последней канистрой, которую приберегла для себя. Может быть, она совсем отчаялась и впала в истерику. А может, она была сумасшедшая или тяжелобольная. Не знаю. Но она себя подожгла. Ей виднее, что она там для себя решила.
Валландер задумчиво кивнул.
— Тебе известно что-нибудь о том, как она сюда попала?
— Я позвонил, чтобы прислали служебную собаку, — сказал Нюберг. — Но след она не возьмет. Земля пропиталась бензином. Собака только запутается. Никакого велосипеда мы не нашли. Осмотр проселочных дорог, ведущих к трассе Е65, ничего не дал. Насколько я понимаю, она могла хоть на парашюте сюда высадиться.
Достав из сумки с оборудованием рулон туалетной бумаги, Нюберг вытер с лица пот.
— Что говорят врачи? — спросил он.
— Пока что ничего нового, — ответил Валландер. — Я понимаю, у них задача не из легких.
И вдруг Нюберг заговорил серьезно.
— Зачем человек так с собой поступает? — спросил он. — Неужели действительно настолько не хочется жить, что остается только расстаться с жизнью таким мучительным способом?
— Вот и я об этом думаю, — ответил Валландер.
Нюберг покачал головой.
— Что творится вокруг? — спросил он.
Валландер промолчал. Ему совершенно нечего было ответить.
Вернувшись к машине, он позвонил в полицейское управление. Трубку взяла Эбба. Валландер решил уклониться от проявлений ее материнской заботы и притворился, что спешит и сильно занят.
— Еду переговорить с фермером, у которого сгорело поле, — сказал он. — Буду во второй половине.
Вернувшись в Истад, Валландер выпил кофе и съел бутерброд в больничном кафетерии. Затем отправился искать отделение, куда положили на обследование Саломонсона. Он окликнул медсестру, представился и изложил свое дело. Та взглянула на него с недоумением.
— Эдвин Саломонсон?
— Я не помню его имени, — сказал Валландер. — Это тот Саломонсон, что поступил к вам вчера вечером после пожара возле Марсвинсхольма?
Медсестра кивнула.
— Мне надо поговорить с ним, — сказал Валландер. — Если, конечно, он не очень болен.
— Он не болен, — ответила медсестра. — Он мертв.
Валландер с недоумением посмотрел на нее.
— Мертв?
— Он умер сегодня утром. Вероятно, от сердечного приступа. Он умер во сне. Вам лучше поговорить с кем-нибудь из врачей.
— Не стоит, — ответил Валландер. — Я только хотел услышать, как он себя чувствует. Ответ я уже получил.
Валландер вышел из больницы, яркий солнечный свет ударил в глаза.
Вдруг он понял, что совершенно не знает, как ему быть.
5
Валландер поехал домой, чувствуя, что ему необходимо выспаться, чтобы вернуть ясность мысли. Ни он, ни кто-либо другой не мог предвидеть, что старый фермер Саломонсон умрет. Вероятно, события вчерашнего дня страшно разволновали и болезненно потрясли его. Неизвестная девушка была в ответе за это, она подожгла рапсовое поле и довела этим Саломонсона до смерти, но сама она была уже мертва. Валландер выдернул из розетки телефонный шнур и лег на диван в гостиной, накрыв лицо полотенцем. Но сон не шел. Спустя полчаса он понял, что не заснет. Валландер снова вставил вилку в розетку и набрал номер Линды в Стокгольме. На листочке рядом с этим телефоном была записана целая серия перечеркнутых номеров. Линда часто переезжала, номера постоянно менялись. В трубке раздавались гудки, никто не подходил. Он набрал номер сестры. Она ответила почти сразу. Они редко разговаривали и почти никогда не говорили ни о чем ином, кроме как об отце. Иногда Валландеру приходила мысль, что их общение окончательно прекратится в тот день, когда отца не станет.
Они обменивались вежливыми фразами, хотя ответы их особо не интересовали.
— Ты звонила, — сказал Валландер.
— Я беспокоюсь за папу, — ответила она.
— Что-нибудь случилось? Он болен?
— Не знаю. Ты когда его навещал последний раз?
Валландер вспоминал.
— Приблизительно неделю назад, — ответил он, тотчас почувствовав угрызения совести.
— Ты что, в самом деле не можешь навещать его почаще?
Валландер решил, что надо сказать что-то в свое оправдание.
— Я работаю почти круглые сутки. В полиции катастрофически не хватает людей. Я навещаю его так часто, как могу.
Красноречивое молчание в трубке говорило о том, что сестра не верит ни единому его слову.
— Я вчера говорила с Гертруд, — продолжала она, не ответив на оправдание Валландера. — Когда я спросила, как там папа, мне показалось, она отвечала уклончиво.
— С чего бы это? — удивился Валландер.
— Не знаю. Я поэтому и звоню.
— Неделю назад он был как всегда, — сказал Валландер. — Разозлился, что я спешу и не могу задержаться надолго. Но пока я там был, он все время рисовал свои картины, у него почти не было времени поговорить со мной. Гертруд была веселая, как обычно. Если честно, я не понимаю, как она его терпит.
— Гертруд он нравится, — ответила сестра. — Все дело в любви. Когда люди любят друг друга, многое можно вытерпеть.
Валландеру захотелось побыстрее окончить беседу. Чем старше становилась сестра, тем больше она напоминала их мать. А к матери он никогда не питал особо теплых чувств. Когда он начал взрослеть, сестра и мать ополчились против них с отцом. Семья как бы разделилась на два враждующих лагеря. И тогда они с отцом стали очень близки. Впервые в их отношениях появилась трещина, когда Валландер, выйдя из подросткового возраста, решил стать полицейским. Отец никогда не мог примириться с этим решением. Но ему так и не удалось объяснить сыну, почему он так жестко не одобряет выбранную им профессию, или предложить что-либо взамен. После того, как закончив учиться Валландер начал работать патрульным в полиции Мальмё, трещина переросла в пропасть. Несколько лет спустя у матери обнаружили рак. Болезнь развивалась очень быстро. На Новый год ей поставили диагноз, а в мае она уже умерла. Его сестра Кристина тем же летом переехала в Стокгольм и нашла там работу в «Телефонном акционерном обществе Л. М. Эриксон», как оно тогда называлось. Она вышла замуж, развелась и снова вышла замуж. Первого мужа Валландер однажды встретил, а нового не видел ни разу. Он знал, что Линда несколько раз бывала у них в Шэрторпе, но по ее словам он понял, что поездки всегда получались неудачными. Валландер знал, что эта трещина, тянувшаяся из детства, останется навсегда. В тот день, когда отец умрет, трещина превратится в бездну.
— Я навещу его сегодня вечером, — сказал Валландер и вспомнил о куче грязного белья на полу.
— Мне бы очень хотелось, чтобы потом ты перезвонил, — ответила она.
Валландер пообещал перезвонить.
Затем он позвонил в Ригу. Когда на другом конце сняли трубку, он сначала подумал, что это Байба. Но потом понял, что подошла женщина, помогавшая по хозяйству: она говорила только по-латышски. Валландер быстро повесил трубку. В тот же момент зазвонил телефон. Он вздрогнул, словно вовсе не ожидал, что кто-то может позвонить.