Ложный след
Шрифт:
— Может быть, — сказала она чуть погодя. — Она похожа на машину, которую я видела тем утром. Но точно ли это та самая, я не знаю. Я не заметила номеров.
Валландер кивнул.
— Я на это и не рассчитывал, — сказал он. — Извини, что доставил тебе беспокойство.
Анн-Бритт предусмотрительно захватила с собой Нурена, которому теперь и поручили доставить Сару Бьёрклунд обратно в Истад. Сама Анн-Бритт предпочла остаться.
Время было еще раннее. Несмотря на это, казалось, что о случившемся уже знает вся Швеция. Шёстен устроил на улице импровизированную пресс-конференцию, а Валландер с Анн-Бритт тем временем поехали на пристань завтракать.
Он во всех подробностях рассказал ей о происшедшем.
— Оке Лильегрен фигурирует в следственных материалах по делу Альфреда Хардерберга, — сказала она чуть погодя. — Помнишь его?
Валландер мысленно вернулся к прошлому году. Он с неприязненным
Валландер сидел над третьей чашкой кофе и смотрел на пролив, который в то летнее утро наводняли парусники и паромы.
— Мы этого не хотели, но все-таки получили, — проговорил он. — Еще один убитый со снятым скальпом. Экхольм уверяет, что теперь мы достигли того магического рубежа, за которым наши шансы на идентификацию преступника резко возрастают. Все — согласно разработкам ФБР. Которые, вероятно, имеют большое значение. Теперь мы еще отчетливее сможем указать все сходства и различия нашего дела по сравнению с другими.
— Мне кажется… У меня такое чувство, что он ожесточился, — неуверенно сказала Анн-Бритт. — Если можно говорить о большей или меньшей степени жестокости, когда дело идет об убийствах и скальпировании.
Валландер с интересом ждал продолжения. Нерешительность Анн-Бритт часто свидетельствовала о том, что она напала на важную мысль. Валландер уже имел случай в этом убедиться.
— Веттерстедт лежал под гребной лодкой, — продолжала она. — Удар был нанесен сзади. Скальп срезан. Как будто преступник действовал не спеша, аккуратно. Или, может, здесь дело в неуверенности? Потому что это был его первый скальп? Карлмана он убил ударом спереди. Тот должен был видеть своего убийцу. Скальп сорван, а не срезан. Создается впечатление, что это был жест неистовства. Или презрения. А может быть, неконтролируемой ярости. Потом идет Бьёрн Фредман. Видимо, он лежал на спине. Скорее всего, связанный. Иначе бы Фредман сопротивлялся. Преступник влил ему в глаза кислоту и должен был придерживать рукой его веки. Удар по голове нанесен с большой силой. И наконец, Лильегрен. Голова засунута в духовку. Здесь появляется что-то новое. Ненависть? Или непостижимое наслаждение больного человека, который демонстрирует свою власть?
— Все это ты должна рассказать Экхольму, — сказал Валландер. — Пусть заложит в свой компьютер. Я с тобой согласен. В его поведении происходят очевидные изменения. Как будто он катится по наклонной плоскости. Но о чем это нам говорит? Иногда у меня возникает такое чувство, будто мы пытаемся расшифровать отпечаток ноги, которому уже миллионы лет. След доисторического животного, застывший в вулканической лаве. Что меня занимает больше всего, так это принцип, по которому упорядочены эти убийства. Мы исходим из того, что обнаружили трупы в определенной последовательности. Потому что в этой последовательности совершались убийства. Отсюда возникает естественная для нас взаимосвязь событий. Вопрос в том, не упорядочены ли они еще по какому-то принципу, который нам неизвестен? Может быть, какое-то из этих убийств важнее других?
Анн-Бритт задумалась.
— Ты хочешь сказать, что кто-то из убитых мог стоять к преступнику ближе, чем остальные?
— Вот именно, — сказал Валландер. — Стоит ли Лильегрен ближе к центру, чем, скажем, Карлман? И кто из них наиболее удален от этого центра? Или же всех их связывают с убийцей одинаковые отношения?
— Да, отношения, которые, возможно, существуют только в его извращенном сознании.
Валландер допил кофе и отпихнул от себя пустую чашку.
— Единственное, в чем мы можем быть уверены, так это в том, что жертвы выбраны не случайно, — сказал он.
— Бьёрн Фредман выпадает из общего ряда, — проговорила Анн-Бритт, поднимаясь из-за стола.
— Да, — сказал Валландер. — Выпадает. Но можно рассуждать наоборот, и тогда получится, что исключение составляют те трое.
Они вернулись в Тогаборг, где их встретило известие о том, что Хансон выехал в Хельсингборг для разговора с начальником районной полиции.
— Завтра госполиция будет здесь, — резюмировал Шёстен.
— Кто-нибудь разговаривал с Экхольмом? — спросил Валландер. — Ему бы следовало поскорее сюда приехать.
Анн-Бритт Хёглунд пошла узнавать, где Экхольм. Валландер и Шёстен тем временем еще раз обошли дом. Нюберг вместе с другими криминалистами осматривал кухню. Анн-Бритт догнала Шёстена и Валландера на лестнице, ведущей на верхний этаж, и сказала, что Экхольм выехал в той же машине, что и Хансон. Они продолжили осмотр дома вместе. Никто не говорил ни слова. Каждый шел своей невидимой охотничьей тропой. Валландер пытался ощутить присутствие убийцы. Точно так же он искал его в темноте веттерстедтова дома и в светлой садовой беседке Карлмана. Менее двенадцати часов назад убийца поднимался по этой лестнице. Дом все еще хранил незримый отпечаток его пребывания. Валландер двигался медленнее остальных. Он часто застывал на месте и молча всматривался в воздух. Или же садился на стул и глядел в стену, или на ковер, или на дверь. Как будто он осматривал художественную галерею, глубоко погружаясь в созерцание некоторых экспонатов. Время от времени он возвращался назад и еще раз проходил тем же путем. Анн-Бритт Хёглунд наблюдала за Валландером, и ей казалось, что он похож на человека, который движется по крайне тонкому льду. Если бы Валландер мог знать о ее наблюдениях, он бы, безусловно, с ними согласился. На каждом шагу — риск, смена ракурса, дискуссии с самим собой. В своих мыслях он проходил такой же долгий путь, как тот, что проделывал, осматривая очередное место преступления. Дом Густава Веттерстедта был странно пуст. Валландер ни разу не почувствовал присутствия человека, которого искал. В конце концов он заключил, что человек, убивший Веттерстедта, никогда не бывал в доме. Он никогда не подходил к нему ближе гаражной крыши, на которой проводил время за рассматриванием комиксов «Фантом», а затем разрывал их на кусочки. Но здесь, в доме Лильегрена, все было иначе. Валландер вернулся к лестнице и бросил взгляд в сторону ванной комнаты. С этого места преступник мог видеть мужчину, которого собирался убить. Если только дверь в ванную была открыта. А с какой стати ей быть закрытой, если Лильегрен жил в доме один? Он прошел дальше к ванной комнате и замер у стены. Затем Валландер вошел в ванную и на мгновение представил, что играет роль Лильегрена. Он вышел в коридор, представил себе удар, нанесенный не раздумывая, со всей силы, сзади наискосок. Представил, как падает на ковер. Затем он снова превратился в человека с топором в руке. В правой руке. Уже после убийства Веттерстедта они смогли установить, что преступник правша. Валландер медленно спустился по лестнице, таща за собой невидимый труп. В кухню, к духовке. Потом он спустился в подвал и остановился перед окошком. Для Валландера оно было слишком узким, он бы в такое не пролез. Человек, который смог воспользовался им как входом, явно не страдал избытком веса. Преступник должен быть худым. Валландер снова поднялся в кухню и оттуда вышел в сад. Перед подвальным окошком, у заднего фасада дома работали криминалисты, пытаясь снять отпечатки ног. Валландер знал, что они ничего не найдут. Он приходил босиком. Валландер бросил взгляд в сторону живой изгороди, проследив кратчайший путь от подвального окошка до улицы, которая проходила прямо за кустами. Валландер задумался. Почему убийца ходит босиком? Ему неоднократно случалось задавать этот вопрос Экхольму, но тот так и не смог дать ему удовлетворительного объяснения. Когда ходишь босиком, можно легко пораниться. Уколоться, порезаться, поскользнуться, в конце концов. И тем не менее преступник ходил босиком. Почему? Почему он снимает ботинки? Очередное правило, которое необходимо соблюдать? Преступник снимает скальпы. Убивает топором. Не носит ботинок. Валландер застыл на месте. Мысль настигла его внезапно. Она родилась в его подсознании, и подсознание послало сигнал. В эту минуту сигнал достиг цели.
Индеец, подумал Валландер. Воин из первобытного племени.
Внезапно он почувствовал, что на этот раз не ошибся. Человек, которого они разыскивают, — воин-одиночка, и он идет невидимой тропой, которую сам выбрал. Играет роль. Он убивает топором, снимает скальпы, не носит обуви. Но почему индеец разгуливает по летней Швеции и убивает людей? И кто, собственно, совершает эти убийства? Индеец или тот, воображает себя индейцем?
Валландер крепко ухватился за эту мысль, боясь потерять ее, так и не додумав до конца. Преступник перемещается на большие расстояния. У него должна быть лошадь. Мотоцикл. Который стоял за сараем ремонтников. Когда едешь в машине — сидишь внутри, когда едешь на мотоцикле — сидишь верхом.
Он двинулся обратно к дому. Впервые за время расследования он почувствовал, что у него начинает вырисовываться портрет человека, которого они ищут. Минутное напряжение, обострившаяся чуткость — и он сделал открытие. Но Валландер все же решил, что пока будет держать свои догадки при себе.
Одно из окон верхнего этажа распахнулось. Из него высунулся Шёстен.
— Поднимайся наверх! — крикнул он.
Валландер снова вошел в дом Лильегрена. Он недоумевал, что еще они могли там обнаружить. В одной из комнат, которая, по-видимому, служила хозяину кабинетом, возле книжной полки стояли Шёстен и Анн-Бритт. Шёстен держал в руке пластиковый пакетик.