Ложный след
Шрифт:
Он пробрался в сад чудовища и теперь находился к нему как никогда близко. В верхнем этаже горел свет, нижний был темен. Он вспомнил, что сестра бывала здесь прежде, и эта мысль привела его в бешенство. Она рассказывала ему о доме, и Хувер еще тогда решил, что спалит его дотла. Но — не сейчас. Позже. Он крадучись приблизился к подвальному окошку и осторожно вынул раму: крепеж был выкручен заранее. Пролезть внутрь не составило для него никакого труда. Он знал, что попадет в погреб, где раньше хранились зимние яблоки. Там и теперь чувствовался их слабый кисловатый запах. Хувер прислушался. Все тихо. Он прошмыгнул вверх по лестнице, ведущей из подвала, и очутился в просторной кухне. По-прежнему тишина. Только слышно, как вода шумит в трубах.
Дверь в ванную была чуть приоткрыта. В темноте коридора он различил человека, которого должен убить. Тот стоял перед зеркалом, намыливая себе лицо. Хувер бесшумно скользнул по коридору и встал за дверью в ванную комнату. Затаился. Когда мужчина погасил в ванной свет, Хувер занес топор. Один удар — и мужчина повалился на ковер, не издав ни единого звука. Хувер срезал полоску кожи с его темени и сунул в карман. Затем стащил тело вниз по лестнице. Пижамные штаны, в которые был одет убитый, сползли и волочились следом, зацепившись за одну ногу. Хувер старался не смотреть на него.
Дотащив тело до кухни, он прислонил его к откинутой дверце духовки. Сунул голову трупа в жар и покинул дом тем же путем, каким проник в него.
В утренних сумерках он закопал скальп под окном сестры. Теперь оставалось принести ей всего одну, дополнительную жертву. Он закопает в землю последний скальп. И все кончится.
Он думал о том, что предстояло сделать. О мужчине, который сидел рядом с ним на диване и даже не подозревал о священной миссии, возложенной на Хувера.
Он еще не решил, возьмет ли с собой девушку. Ту, что спала в комнате по соседству.
Теперь он должен отдохнуть. Скоро рассвет.
Завтра он примет последнее решение.
Сконе
5–8 июля 1994 г.
29
Вальдемар Шёстен, мужчина средних лет, инспектор-криминалист из хельсинборгского полицейского управления, в теплое время года все свои свободные часы посвящал старой, тридцатых годов, лодке красного дерева, которая когда-то случайно попала в его руки. Он не собирался изменять своему обыкновению и пятого июля, во вторник, когда без нескольких минут шесть поднял жалюзи в спальне. Шёстен жил в недавно отремонтированном доходном доме в центре города. Пройти одну улицу, пересечь железнодорожные пути, потом территорию порта — и он уже у пролива. Погода стояла прекрасная, в точности как обещали газеты. Отпуск у Шёстена начнется не раньше чем через три недели. Предвкушая последний рабочий день, он каждое утро проводил в гавани для прогулочных лодок, до которой на велосипеде было и вовсе рукой подать. Осенью Вальдемару Шёстену исполнялось пятьдесят лет. Он три раза был женат, имел шестерых детей и теперь снова собирался жениться. Женщина, которую он повстречал, разделяла его любовь к старой лодке с импозантным названием «Морской король-2». Лодка унаследовала свое имя от красивой парусной шлюпки, на которой Шёстен в детстве плавал вместе с родителями. Шлюпка называлась «Морской король-1». Когда Шёстену было десять лет, ее пришлось продать какому-то норвежцу. Но он до сих пор помнил их первого «Морского короля» и часто думал о его судьбе. Плавает ли он, или уже утонул? А может быть, просто сгнил?
Шёстен наспех выпил чашку кофе и уже приготовился выходить. В эту минуту раздался телефонный звонок. Его удивило, что кто-то звонит ему в такую рань.
— Вальдемар?
Шёстен узнал голос интенданта Биргерсона.
— Да, это я.
— Надеюсь, что не разбудил.
— Я уже собирался уходить.
— Хорошо, что я тебя застал. Тебе лучше немедленно приехать.
Вальдемар Шёстен знал, что Биргерсон не стал бы ему звонить, не случись чего-то очень серьезное.
— Я выезжаю, — сказал он. — А в чем дело?
— В одном из старых особняков в Тогаборге был замечен дым. Когда пожарные вошли внутрь, то обнаружили в кухне человека.
— Мертвого?
— Убитого. Когда ты на него посмотришь, поймешь, почему я позвонил.
Вальдемар Шёстен видел, что с лодкой этим утром ничего не выйдет. Настроиться на рабочий лад не составило для него никакого труда: он был очень исполнительным полицейским, к тому же внезапная смерть обещала, что расследование будет интересным. Вместо ключей от велосипедного замка Шёстен взял ключи от машины и вышел из дома. Всего через несколько минут он затормозил возле полицейского управления. Биргерсон поджидал его на ступеньках. Он сел в машину и назвал адрес.
— Кто убит? — спросил Шёстен.
— Оке Лильегрен.
Шёстен присвистнул. Оке Лильегрен был хорошо известен не только в городе, но и во всей стране. Сам он любил называть себя ревизором, а в народе прослыл как серый кардинал: именно он в восьмидесятые годы стоял за рядом нашумевших махинаций с подставными акционерными обществами. Если не считать условного срока в шесть месяцев, полиции и суду никогда не удавалось привлечь Оке Лильегрена к ответу, несмотря на откровенно противозаконный характер его деятельности. Оке Лильегрен стал символом экономической преступности в самом худшем ее проявлении. Кроме того, оставаясь на свободе, он тем самым доказывал неспособность судебных органов противостоять таким, как он. Лильегрен был родом из Бостада, но в последние годы лишь изредка наезжал в Швецию и тогда жил в Хельсингборге. У Шёстена на памяти была одна газетная статья, в которой предпринималась попытка установить, сколькими домами и квартирами в разных уголках света владел Лильегрен.
— У нас есть временные ориентиры? — спросил Шёстен.
— Один ранний бегун заметил, что из форточек тянет дымом. Он и забил тревогу. Пожарные приехали на место в четверть шестого. Войдя внутрь, обнаружили на кухне труп.
— Где горело?
— Нигде.
Шёстен вопросительно посмотрел на Биргерсона.
— Лильегрен лежал, приваленный к откинутой дверце духовки, — продолжал тот. — Духовка была включена на полную мощность, а голова трупа засунута внутрь. Он жарился, в самом точном смысле этого слова.
Шёстен поморщился. Он начал понимать, какое зрелище его ожидает.
— Самоубийство?
— Нет. Кто-то ударил его топором по голове.
Шёстен невольно дал по тормозам и уставился на Биргерсона. Биргерсон кивнул.
— Лицо и волосы почти полностью обгорели. Но врач считает, что все-таки сможет установить, был ли Оке Лильегрен скальпирован.
Шёстен ничего не ответил. Он думал об убийствах близ Истада. Они стали главной новостью того лета. Сумасшедший убийца режет людей и снимает скальпы.
Они подъехали к особняку Лильегрена на Ашебергсгатан. У калитки стояло несколько машин — одна пожарная, несколько полицейских и «скорая помощь». Весь сад был обнесен заградительными лентами и уставлен табличками. Шёстен вылез из машины и, заметив бегущего к нему журналиста, отрицательно покачал головой. Они с Биргерсоном перелезли через ограждение и направились к дому. Войдя внутрь, Шёстен почувствовал странный запах. Чуть погодя он сообразил, что это пахнет тело Лильегрена. Биргерсон подал Шёстену носовой платок, чтобы тот прикрыл рот и нос. Кивнул в сторону кухни. У дверей дежурил полицейский, он был очень бледен. Шёстен подошел и заглянул внутрь. То, что он увидел в кухне, походило на кадр из фильма ужасов: полуголый мужчина стоит на коленях, тело привалено к дверце духовки. Шея и голова исчезли в черном проеме. Шёстен с отвращением вспомнил сказку о пряничном домике. Врач склонился над телом и светил в духовку фонариком. Шёстен спрятал носовой платок и попробовал дышать так, через рот. Врач подозвал его кивком головы. Шёстен подался вперед и заглянул в духовку. На ум пришло сгоревшее дочерна жаркое.