Лучи смерти товарища Теслы
Шрифт:
Роман Константинович взъерошил волосы.
— Но это же бред!
— Что именно, любезный?
— Всё! Какая, к чёртовой матери, плавильная печь посреди пустыни?! А доменная печь и раскалённая сталь?! Это чушь собачья! Вы что, насмехаетесь?
Гавриил Платонович примирительно вскинул руки.
— Помилуйте, голубчик. Я лишь говорю то, что я могу предположить на основе своих знаний… И я прекрасно понимаю, что первые два варианта… хммм… скажем так, фантастичны.
— А третий? Молнии-то не было!
— Как посмотреть.
Все в комнате с немым вопросом уставились на профессора, пока тот с неизменной улыбкой сделал большой глоток чая.
— Вот
— Как это «шаровые»?
— А вот так. Представьте себе, что вы имеете молнию, только заключённую в некую сферу, размерами с мяч для детской игры или чуть более. Такая сфера… хммм… по всей видимости, должна обладать если не всеми, то по крайней мере частью характеристик обычной молнии. По крайней мере, она светится тем же цветом, она в воздухе и, согласно ряду утверждений, может во что-то шарахнуть. Говорят, Георг Рихман в восемнадцатом столетии скончался от удара такой молнией, когда пытался их изучать.
Агнаров неожиданно встал, вытащил из кармана галифе металлическую фляжку и подлил всем в чай водки.
— Продолжайте!
— А что продолжать… Ну, вроде как, летает эта сфера, белого цвета или около того, потрескивает, может ударить электрическим током. Те немногие, кто в это вообще верит, утверждают, что это форма существования молнии, необычная по своим свойствам. В то же время, например, Кельвин и Фарадей само явление считали скорее оптической иллюзией или даже чем-то иным, не родственным электричеству.
— А вы сами что думаете?
Кебучев с видимым удовольствием как следует отхлебнул чая с водкой, ухмыльнулся.
— Как учёный я могу заявить, что науке неизвестно ни одного достоверного случая наблюдения шаровой молнии. А изобилие рассказов о ней в устах моряков и иных сомнительных личностей, включая малограмотную деревню или впечатлительных барышень, наводит на мысль, что всё это байки и брехня.
— А не как учёный?
— А не как учёный… В юношеские годы я этой идеей очень увлёкся, когда услышал от Михал Михалыча. Выискивал информацию, ездил по Петербургу, всё пытался поймать её, узнать, хотя бы увидеть. Профессор Филиппов, кстати, активно мне потакал в этом и был уверен, что нам улыбнётся удача… А потом его не стало…
Гавриил Платонович вдруг встал с края стола, подошёл к кровати и открыл тумбочку. Достал оттуда потёртый конверт, вернулся к столу и положил конверт поверх бумаг. Климу показалось, что руки профессора подрагивали, когда он это делал.
— В лаборатории профессора Филиппова была установлена фотокамера. Нам эту идею подсказал Эрнест Резерфорд, он с помощью фотопластинок регистрировал свои частички вещества… Вот последний кадр с этой камеры.
Мужчины склонились над конвертом, Кебучев медленно и осторожно достал из него фотографию.
Оттенки сепии вырисовывали лабораторию профессора Филиппова. Белёные стены, коричневые деревянные полки вдоль них, на полках различные приборы и датчики, многие размыты. Посреди этого всего перед замысловатой установкой стоит, по всей видимости, сам профессор — костюм, залысины, борода. В левой вытянутой руке шнур спуска фотокамеры, пальцы размыты, но можно догадаться, что он щёлкает затвором. Перед лицом профессора, сантиметрах в пятидесяти, застыл молочно-белый шар, вокруг которого искрящийся ареол. Лицо Михаил Михайловича выражает сразу и удивление, и страх, и восторг.
— Это ведь то, о чём мы все подумали?
— Не знаю, о чём вы подумали, но я убеждён, что Михал Михалыч смог-таки поймать шаровую молнию и даже сфотографировать её. Вот только это последнее, что он сделал в своей жизни, потому как именно в ходе этого эксперимента прогремел взрыв — и профессора не стало.
— А это не может быть дефект фотопластины или засвет?
Гавриил Платонович отрицательно покачал головой.
— Я к самому Прокудину-Горскому ходил, спрашивал. Тот очень долго изучал фотопластинку и сам снимок, после чего пришёл к однозначному выводу, что изображение настоящее. Более того, он сам видел нечто подобное на реке Мургаб в тысяча девятьсот одиннадцатом году, около ГЭС. Но не успел запечатлеть — шаровая молния, а я уверен, что Сергей Михайлович видел именно её, попросту исчезла в воде. Но телеграмма у меня осталась, фотограф сразу вспомнил мой случай и написал, что видел объект, похожий на тот, что на фотографии. Я тогда на этой речке три месяца пробыл, облазил вдоль и поперёк — и никаких следов.
— А поговорить с этим Прокудиным-Горским можно? Расспросить бы.
— Только если вы сможете добраться в Ниццу — и он захочет с вами разговаривать.
Клим яростно потёр подбородок.
— Послушайте, но, ведь, как я понимаю, это открытие мирового уровня. Чёрт побери, да это ж…
— Шаровая молния, да. Или оптическое явление неизвестной природы. Или иллюзия, вызванная пылью в воздухе. Или примерещилось… Да что угодно. Я больше тридцати лет за ней гоняюсь. На словах существование шаровых молний мне подтверждали как минимум семь человек, в том числе Тесла — он считает, что это сгусток энергии, что-то вроде «следов электричества» в воздухе, принципиально иной, отличной от обычной молнии, природы. Но вот на деле, к сожалению, у нас есть лишь одна эта фотография да рассказы очевидцев. И многие очевидцы уже в летах — скажут, что старческий маразм, дурость или сумасшествие.
— И что, никаких возможностей это зафиксировать или воспроизвести?
Кебучев развёл руками.
— За три десятка лет я так и не понял, что именно создал в своём кабинете мой покойный учитель, и как оно работало. Разгадаем — будет нам «открытие века». Но пока, как я могу судить, мы лишь получили трёх новых свидетелей данному феномену. И отличное зеркало в подарок.
Глебов посмотрел на стекло. Вспомнил про обстоятельства исчезновения Триловича и Ефроима.
— Скажите ещё, профессор. А вот эта штука, шаровая молния. Она может проникать сквозь объекты? Вернее, не так. Может ли она, скажем, залететь в комнату?
— Климушка, голубчик, я тоже сразу подумал о том, что это она помогла исчезнуть нашим товарищам… Не знаю я. У Михал Михалыча в кабинете был взрыв, как будто связку гранат рвануло. Тут мы ничего не слышали… С другой стороны, вы нашли расплавленный песок на том месте, где, как вы говорите, была шаровая молния. Или объект, чертовски сильно на неё похожий. Это наводит на размышления о природе данного явления.
— Какие же, профессор?
Гавриил Платонович сощурился.
— Я могу предположить, исходя из новых фактов, что мы все, я имею в виду учёных, думали не в том направлении. Шаровая молния может оказаться… хммм… скажем так, не видом энергии, а формой её существования… В общем, мне надо почитать ещё о том, при какой температуре и как плавится песок.