Лучи смерти товарища Теслы
Шрифт:
— Так и называется? «Лучи смерти»?
Яков Иосифович кивнул.
— Не уверен, в чём там суть, если в физике смыслишь — поговори с Кебучевым, он тут реально голова… В общем, сам Хозяин лучами этими заинтересовался. Ну, и не только он: Тухачевский, говорят, на пару с Блюхером чуть ли не лично рвались на испытания, что это за штука такая и правду ли американец в письме набрехал.
— Ну так а что за штука? В чём принцип?
— Не знаю. Из штатов ихних прикатил этот Ефроим, четыре месяца назад. Он от фирмы «Телефорс», фирма эта самому Тесле принадлежит, и официально американец к нам по следам ГОЭРЛО приехал, консультировать и помогать восстанавливаться после разрухи Гражданской войны и голода. Но в реальности меня к нему сразу приставили, и сюда, дескать, обеспечь все условия. Генрих Григорьевич лично к себе вызвал,
Следователь в задумчивости выпустил колечко ароматного дыма.
— Я так понимаю, что Кебучева сюда, по сути, тоже назначили?
— Да. Он в своё время проводил эксперименты с профессором Филипповым, в Петербурге ещё, в начале века. И вот этот Филиппов что-то похожее изучал, Ефроим сразу сказал, что Тесла велел найти его учеников, кто остался, и сюда, в полную свободу. Собственно, Александр Трилович этот оказался тоже учеником, то ли самого профессора, то ли кого-то из его подопечных. Кебучев вообще его не встречал раньше, но Александр лет десять назад пытался что-то похожее изучать в Лондоне. Я уж не знаю, что ему Тесла наговорил, сколько заплатил, но приехал Трилович сам, с горящими глазами и чертежами. Вот, работа и закипела.
— Получается, Триловича взяли со слов Теслы, и познакомился он со всеми уже здесь?
НКВДшник кивнул. Немного поёрзал на стуле.
— Самое главное, что сказать хочу. Понимаешь, штука эта, «лучи смерти», реально работает… В общем, был у нас уже эксперимент. Жахнули мы по дыне — вдребезги, как будто с хорошей винтовки. Взорвали уже так пять дынь и три арбуза, мешок с луком разнесли в хлам, деревянную мишень девять дней как прожгли.
— Прожгли? Это огнемёт что ли?
— Да нет. Это… трубка такая, с катушками, которая электрический ток в энергию превращает. Можно залп сделать, а можно выжечь. Мишень, вот, насквозь прожгли за три секунды, хотя толщина доски была двенадцать миллиметров. Завтра испытания будут, посмотришь… В общем, ты уж постарайся, выясни всё. У нас через пять недель отчёт, всё идёт к тому, что замнаркома будем на комиссию звать и начальника Генштаба. Сам понимаешь, какая ответственность…
Глебов хмуро кивнул: мало того, что исследовали невесть что в обстановке особой секретности, так ещё и торопятся с отчётом для начальства. А по ночам у них люди исчезают…
***
Проснулся Глебов с зарёй. Размялся по методике «боевой самозащиты», которую им преподавали на курсах «спецфиза». Прошёлся по комнате, пока чистил зубы, перебрал книги на столе: Горький, Островский, Бабель, кое-что из Гоголя и Толстого.
Забежав к Агнарову и взяв ключ от комнаты Триловича, следователь побродил немного по «Полигону», запоминая расположение зданий при дневном свете, и отправился завтракать. Завтрак был плотный и сытный, офицеры из числа ВОХРы поглядывали с интересом, но с разговорами не лезли. Возможно, причиной этому был севший рядом Латыгин.
После завтрака Клим направился в комнату исчезнувшего. Запер за собой дверь, щёлкнул выключателем. Шумно вдохнул — чувствовался слабый запах подгоревшего дерева и какой-то ещё аромат. Неожиданно дошло, что напоминает воздух после дождя, когда идёшь по мокрым листьям московского парка.
Измерил комнату шагами: на два шага короче и на четыре уже, чем его собственная. Огляделся, аккуратно положил собственную «кожанку» и шляпу на стул, принялся за повторный подробный обыск. Начать решил с левого угла, от двери.
Ботинки новые, без следов ваксы, подошва лишь слегка затёрта. Зонт обыкновенный, какой-то английской марки. Постель смята: нижняя простыня слегка скомкана, верхняя отброшена на треть в сторону, колючий шерстяной плед в ногах. Ни под простынями, ни под матрасом, ни в наволочке нет ничего, кроме пары перьев из подушки и пыли.
Заглянул в чемодан. Обыкновенный кожаный чемодан, углы немного облезли, деревянная ручка поблёскивает — вещь не новая, как минимум лет пять. Внутри всё строго и аккуратно: справа дюжина пар чистых носков, затем несколько свежих носовых платков, три пары кальсон и ещё одна пара совсем коротких, «кальсончиков». Глебов такое бельё прежде не видел, но догадался, что это укороченный вариант кальсон — видимо, английская мода.
Дальше лежало две одинаковых сорочки белого цвета и одна такая же, только светло-голубая. В углу, завёрнутый в бумагу, покоился галстук-бабочка, рядом с ним тёплый свитер. Следователь простучал стенки — ничего, никаких потайных отделений. В карманах пустота, если не считать швейного набора и маленького русско-английского словаря. Проверил — ни пометок, ни закладок, даже страницы не загнуты.
Тумбочка представляла собой такой же «уголок аскета». Наверху книга с закладкой из банкноты в один советский рубль — некий Герберт Уэллс, что-то про инопланетян. В верхнем ящике запонки, металлическая расчёска, карманные часы на короткой цепочке. Клим отметил время — час тридцать пять… Во втором ящике запасной химический карандаш и ручка, в углу пузырёк чернил. Есть ещё пачка спичек, которой пользовались пару раз, и перочинный нож. В третьем ящике две книги с математическими формулами, обе на немецком: ряд страниц с слегка загнутыми краями, кое-где пометки карандашом на немецком. В том же ящике сложенная вчетверо карта СССР с обозначением городов, Семипалатинск обведён в кружочек. В нижнем ящике щётка для брюк, щётка для обуви и нераспакованная банка ваксы. Всё.
Умывальник был отмечен зубной щёткой, куском мыла и баночкой зубного порошка. Внизу, под раковиной, аккуратно сложенное банное полотенце, рядом жестяная миска для взбивания пены, щётка и бритва. Чуть вглубь лежит кусок мыла — уже советский, с выдавленным клеймом завода и ценой. Нигде ничего.
От безысходности Глебов выругался. На всякий случай вернулся к кровати, простучал левую стену, затем проверил подоконник, противоположную стену вплоть до стола, пол по всей комнате. Ни тайника, ни даже прогнивших досок. Осмотрел буржуйку: давно не пользовались, внутри ни черта. Понюхал воду в кувшине, сравнил с умывальником — дня три стоит, начала пахнуть. Вздохнув, следователь принялся за стол.
Чертежи, чертежи, чертежи. Одни нарисованы от руки на разлинованной бумаге, другие напечатаны. На немецком, английском, французском — один даже на русском, аккуратным почерком, выдающем дореволюционное образование. На чертежах приписки и пометки, все с формулами либо с отдельными словами на английском: «power 700–900 W», «light? fire?», «more expensive…» и тому подобное, явно относящееся к самим чертежам. Книги сплошь по физике и инженерии: три на немецком, две на английском, во всех есть какие-то пометки, обведены формулы, что-то дописано на полях. Под всем этим лежит вырванная из журнала статья на английском — рассуждения о природе электричества за авторством Теслы. Под статьёй блокнот — исписан наполовину, слов от силы сотня, всё остальное формулы и бесконечные расчёты, от которых рябит в глазах, в одном месте заложена линейка. Следователь даже взболтал пузырёк чернил и раскрутил ручки — ничего, ни зацепочки. Как будто не человек, а машина, который только и делал, что занимался своими расчётами, перед сном читая Уэллса. Нет, так шифроваться невозможно, это реально учёный, никакой разведкой тут и не пахнет…
Уже без надежды Клим осмотрел костюм и плащ. Как и ожидалось, идеальный порядок, единственный признак жизни — билет до станции «Конечная» во внутреннем кармане плаща, трёхмесячной давности. Костюм новый, качественный, под подкладкой ничего не спрятано, все швы из ателье, это видно… Стул поднял, перевернул, прощупал, простучал, попробовал выкрутить ножки. Обыкновенный деревянный стул, у него в комнате такие же…
Глебов ещё раз посмотрел на тёмную отметину на полу. Нет, такой человек не мог поставить керосинку на пол и забыть. Не курит, печку не разжигал. Значит, пол прожгло что-то ещё, не связанное с комнатой. И, скорее всего, это было в ночь исчезновения: и запах свежий, и Трилович бы затёр прожжённый пол, либо попросил бы закрасить. Следователь вытащил из кармана портняжный метр, замерил расстояние: восемьдесят семь сантиметров от края пятна до кровати, девяносто четыре от другого края до стола, до стула пятьдесят два. Само пятно двадцать семь сантиметров в диаметре, правильной формы. Прикинул — как раз как его стопа. То есть, в принципе, в пятне мог стоять человек…