Лучи смерти товарища Теслы
Шрифт:
До обеда Клим Глебов расхаживал по «Полигону», прикидывая угол обзора. Получается, что вход в дом с комнатами «главных» расположен к глухой стене барака для остальных рабочих. При этом, если «вахтёр» выйдет покурить, то ему будет видно ступеньки и дверь, пусть и из-за угла. Дальше главная дорога, почти напротив склад — там точно никого. Есть ещё офицерский барак, но оттуда видно только окна дома «главных» и обитель Агнарова. Сам Яков Иосифович спал, да и окна его комнаты выходят на комнату Латыгина. Получается, единственный, кто мог что-то видеть — это охранявший
Поговорив со Степанычем, как представился «вахтёр», следователь ничего нового не узнал. В ту ночь дежурил он же, выходил подымить перед сном, около полуночи — видел Кебучева, который докурил папиросу примерно в это время и зашёл в дом. Со слов «вахтёра», главный инженер всегда курит перед сном, примерно в одно и то же время… В первой справа от входа комнате горел свет — это не спал Сахаров. Он обычно поздно ложится. Никаких разговоров и посторонних звуков Степаныч не слышал. Вспомнил только, что у офицерского барака было двое полуночников, курили и о чём-то трепались. Но со спины «вахтёр» не узнал, кто именно это был.
До обеда оставалось немного времени, и Глебов решил отыскать Кебучева и поговорить с ним, что тот вспомнит.
Гавриил Платонович отыскался в КБ — старательно выводил схему электрического прибора замысловатой конструкции. Клим сразу узнал почерк на подписях под прибором — это Кебучев был автором чертежа на русском языке, обнаруженного на столе у Триловича.
— Гавриил Платонович, добрый день! Не помешаю?
— Сударь, дайте минут пять — и я весь внимание.
— Да, конечно. Спасибо.
Через пять минут главный инженер закончил свой чертёж, передал его инженерам в характерных синих комбинезонах и, добавив устно несколько указаний к выполнению чертежа, с улыбкой повернулся к следователю.
— Я вас внимательно слушаю. Товарищ…
— Клим Глебов, очень приятно. Прислан из Москвы…
— Я вас понял… Давайте пойдём, покурим.
Выйдя из конструкторского бюро, мужчины прошлись вдоль здания и встали под радиовышкой. Глебов обратил внимание, что курил Кебучев дорогие импортные папиросы, с необычным фильтром. И прикуривал не от спичек, как все, а от зажигалки — видел следователь такие только в «торгсине». Буржуйствует…
— Я вас слушаю, Клим Глебов. О чём конкретно вы хотели поговорить?
— В ту ночь, когда всё произошло… Вы последним зашли в здание из гражданских, около полуночи. Может, что-то слышали или видели? Заметили что-то необычное?
— В ту ночь — ровным счётом ничего. Тихо, спокойно, из-под двери Сахарова свет пробивается. У бараков рабочих курил «вахтёр» — я тому кивнул, мы с ним частенько дымим в одно время. Имени, правда, не знаю.
Клим обратил внимание на интонацию учёного.
— А до исчезновения бывали тут необычные случаи? Я имею в виду не эксперименты, а, так скажем, что-то ещё…
— Молодой человек, а что вы считаете необычным?
Следователь улыбнулся — хоть шестидесятилетний профессор и был почти в два раза старше, всё равно обращение несколько смутило. Прочистил горло.
— Ну… Вот у вас тут человек исчез. Взял и исчез, как будто растворился в воздухе. С пятном на полу и запахом в комнате как после дождя. Вот это для меня необычно, я такого за десять лет службы следователем ни разу не видел. Понимаете, о чём я?
— А, так всё-таки запах есть… Клим, вы в школе учились? Ну, хоть ЦПШ? Чего-нибудь дальше своей следственной науки смыслите? Вы не обижайтесь, я просто на примере Латыгина и Агнарова убедился, что даже те, кого сюда назначили, в физике ни в зуб ногой…
— Ну, скажем так — дураком я никогда не был… Третий в выпуске гимназии, неоконченное высшее вас устроит?
Гавриил Платонович смерил собеседника удивлённым взглядом.
— Из бывших… Это хорошо, очень хорошо… В общем, Климушка, в современной нам с вами физике происходят такие вещи, что и уму непостижимо. Только открытия Резерфорда и Планка чего стоят. А ещё Эйнштейн, Бор, Ферми, Майорана… В общем, мир меняется, тайны мироздания нам поддаются…
— Гавриил Платонович, вы, конечно, меня извините. Но к чему вы это?
— Да так… Вот прожечь энергией «лучей смерти» дверцу от шкафа лично я необычным не считаю. Приходите после обеда, сегодня мы манекен поджигать будем… А вот если хотите необычного — поговорите с Агнаровым. У нас тут дней десять как был один… хммм… инцидент. Кое-что взорвалось. И знаете, как интересно: трупов четыре, а теней от них пять. От такого я чуть было не поверил в высшие силы — но вовремя выпил коньяку-с и успокоился.
Мило улыбнувшись, главный инженер отсалютовал и отправился обратно в конструкторское бюро. Глебов вздохнул: вот и выяснилось, что темнит Агнаров. Интуиция не подвела…
Испытания прошли в штатном режиме. Все собрались вокруг гудящей установки со множеством электромагнитных катушек и проводов, Сахаров раздал затемнённые очки для защиты зрения. Низкорослый американец в синем классическом костюме и модных лакированных ботинках пошептался с Кебучевым, кивнул и потянул за рычаги. Внутри футуристического прибора стали потрескивать молнии, затем с ослепительной вспышкой из него вырвался белый луч, ударивший в грудь манекена из папье-маше. Тот вспыхнул и загорелся, упав на землю. На всё ушло не более двух секунд, установку остановили, Агнаров радостно похлопал по плечу главного инженера и пожал руку американцу. Стали расходиться, а экспериментальный прибор поспешно затянули брезентом…
Клим в задумчивости курил и поджидал «царька». Во-первых, «лучи смерти» действительно существуют и работают. Эта штука была куда мощнее и опаснее огнемёта. Во-вторых, манекен не просто так был одет в поношенную форму — не было сомнений, зачем сюда хотят звать Тухачевского и иных. В-третьих, следов взрыва около установки видно не было: значит, инцидент, о котором упоминал главный инженер, произошёл где-то в другом месте. И главный по объекту сознательно не только не рассказал о самом событии, но и скрыл место от глаз «москвича»…