Лучшая страна в мире

Опять я вижу во сне воду. Вода везде – на мне, во мне и вокруг, она течет, разливается, сочится отовсюду. Я слышал, что сон про воду – к переменам, и каждый раз, как приснится вода, думаю: «Вот черт! Опять перемены! Будет ли этому когда-нибудь конец?»

И машину мою уже третий год подряд во время весенней уборки столичных улиц оттаскивают на штрафную площадку. Вот уже третий год подряд мой красный «ситроен» конца восьмидесятых годов оказывается в конце улицы Сейльдускгатен в тот момент, когда работники коммунальной службы начинают поливать и подметать улицу к 17 мая [1] , чтобы горожанам и гостям города было ходить по ней приятно во время праздника и в последующие дни.

Как мне кажется, я ставлю машину на парковку по всем правилам. Так было сейчас, и в прошлом году, и в позапрошлом. В нынешнем году, по-моему, особенно хорошо. Она стоит аккуратно и никому не мешает. Я даже считаю, что припарковался просто отлично, такую парковку можно назвать идеальной. В последний раз, когда я пользовался машиной, то есть почти неделю тому назад, я тихонько заехал на эту улицу, отыскал свободное местечко и аккуратно припарковался. Я еще немного посидел, чтобы дослушать передачу английского радио, великодушно ретранслированную для нас Норвежским государственным радиовещанием, про одного исследователя, которого суд приговорил к наказанию за недостаточно гуманное обращение с лабораторными мышами, за это у него отобрали мышей, и в результате пошло насмарку несколько лет работы, посвященной вопросу о восстановлении поврежденной ткани головного мозга. Дослушав, как там разделались с исследователем, с мышами и с британской судебной системой и дождавшись конца передачи, я сначала убедился, что колеса стоят впритык к поребрику, и лишь после этого выключил мотор и вышел из машины. Помню, я еще порадовался, что так удачно ее поставил. Детский сад напротив был расположен ровно на таком расстоянии, чтобы детишки не могли добросить сюда камнем, в конце квартала висел запретительный знак, так что практически улица кончалась тупиком, там стояли багажные тачки, на которых развозят газеты подписчикам, но до перекрестка было достаточно далеко, и не было оснований опасаться, что развозчики, являющиеся чуть свет с толстыми связками ключей, поцарапают машину, пока владелец спит сладким предрассветным сном, не ведая, как там поживает брошенный без присмотра автомобиль.

И вот мне понадобилась машина. Прихожу, а машины нет. Возмутительное зрелище! На том месте, где должна была стоять моя машина, стоит чужая, и первое, что мне приходит в голову вот уже третий год подряд, – это мысль, что мою машину украли, кто-то ее угнал, взломал замок, соединил проводочки и укатил. «Обыкновенная бытовая кража», –

подумал я. Какой-нибудь наркозависимой личности взбрело вдруг отправиться на другой конец города, куда-нибудь, где можно разжиться наркотиком, и вот, проходя мимо моего автомобиля, в его дурной голове мелькнуло, что гораздо удобнее ехать на машине, чем тащиться пешком, на машине оно будет быстрее, чем на своих двоих. Мысль, собственно, правильная. Ну он и выбил стекло, а дальнейшее легко дорисовать уже по желанию и настроению. Суть в том, что машины на месте нет. Сейчас она стоит где-то еще – не припаркованная как следует, батареи сели, потому что хулиган-угонщик или компания хулиганов бросили ее с зажженными фарами – стоит скорее всего на восточной окраине города или на западной. Нынче что тут, что там одинаково пользуются психотропными средствами! Так что поди угадай, где стоит мой автомобиль.

Пропажа машины случилась для меня очень некстати. Я как раз собирался в финское посольство на переговоры по поводу заказа, платного заказа, а мне позарез нужно заработать, мне, как и всякому человеку, требуется заработок, нужны деньги, так что надо поспеть в финское посольство, а я даже не знаю толком, где оно находится, а план города остался в машине, он был в машине, когда я ее припарковывал, я даже заглянул в него рассеянно, дослушивая передачу про исследователя, который плохо обращался с мышами. Мне помнится, что рассеянным взглядом я все же отметил тогда сходство очертаний Фрогнер-парка с какой-нибудь африканской страной, границы которой проведены по линейке потому что они когда-то давным-давно в один злосчастный день были произвольно установлены под перебранку несогласных между собой людей, и, несмотря на то что радио разорялось на всю катушку, я все-таки обратил внимание, что улица, на которой находится финское посольство, начиналась от одного из углов парка, но вот какого – хоть убей, не помню. А время поджимает, впрочем, как всегда. Хотя почему же! Бывало и так, что я рассчитывал время с запасом, ну не то чтобы с запасом – но во всяком случае не в обрез. Подумать только – лишнее время, которое можно потратить на себя! Так сказать, между битвами [2] . Но сейчас ситуация такая, что времени оставалось только-только. И взывать к небесам о помощи не имеет смысла, ведь машины на месте нет, а без машины нечего и мечтать о том, что чтобы успеть вовремя на встречу с финнами. И кто же их знает, как они на это отреагируют. Я, например, не имею об этом ни малейшего представления. Про финнов вроде бы говорят, что они славятся широтой натуры, финны – люди душевные и простые. Говорят-то говорят, да мало ли что говорят, а на поверку все оказывается в точности наоборот, да и личные качества у каждого бывают такие разные. Некоторые финны наверняка не придают большого значения опозданиям и расхлябанности, для них это пустяки, они только махнут рукой, у них совсем другое в голове, зато другие финны отнесутся к этому даже очень и очень серьезно и будут страшно сердиться; чего доброго, совсем потеряют самообладание и начнут махать кулаками, будут рвать и метать, хотя таких-то уж вряд ли стали бы держать в Министерстве иностранных дел, утешаю я себя, их, наверное, вообще никуда не берут на работу, по крайней мере такого типа финны, уж наверное, не посадят в свое посольство, а то, подумать только, на что бы это было похоже, ведь это же значило бы поставить под угрозу отношения между Норвегией и Финляндией – такие славные, добрососедские, но в то же время, поди, такие хрупкие, которые, насколько я знаю, всегда складывались к обоюдному удовольствию, и все, разумеется, хотят, чтобы оно и дальше шло в таком добрососедском духе, все по накатанному в духе взаимопомощи взаимопонимания, так сказать – ты мне почеши спинку, и я тебе почешу, и чтобы если спорить, так только тихо и вежливыми голосами, и чтобы товарные потоки и услуги свободно перетекали из страны в страну, а перетекает много чего, и все течет и течет, как вода, а вода – это перемены. Неужели нам, людям, никогда не видать покоя?

Осталось десять минут. Через десять минут меня ждут в финском посольстве. Что же мне делать? Взять такси – как-то вроде слишком экстравагантно. Знать бы, во сколько это обойдется. Может быть, в сотню, может быть, в сотню с чем-то. А у меня в настоящий момент неважно с деньгами; то есть, по правде говоря, я почти без денег; пожалуй, как раз и хватит прокатиться разок на такси. Дорога предстоит неблизкая, посольство находится совсем в другом районе, без преувеличения – на противоположном конце города, мне надо попасть с западного края на восточный. Вообще-то Осло не такой уж большой город, некоторые даже считают его просто маленьким, особенно учитывая тот факт, что это столица целой страны, то бишь Норвегии, но, как-никак, в Осло живет – дайте сообразить – что-то около полумиллиона человек, ну плюс-минус сколько-то еще, а это немало, по-моему так вовсе немало. В Осло много домов. И улиц. Город растет вширь. Иногда порядочное расстояние набирается. Бывают такие концы, что поневоле заметишь разницу, к примеру между востоком и западом, она не такая уж пустяковая, чтобы от нее отмахнуться. И чтобы добраться из одного места в другое, требуется время, в особенности если без машины; у меня-то машина есть, но она пропала; очевидно, украдена, подумал я опять, так что практически я человек без машины, а сам вот уже сколько времени тут прохлаждаюсь и зря теряю драгоценное время, размышляя, как мне поступить. Давно пора брать такси. Будь я пошустрей, я бы сразу прыгнул в трамвай, как только обнаружилось, что машина исчезла, а на меня точно столбняк напал, огорчился и ни туда, ни сюда, – действительно, словно остолбенел. Ну а кто бы на моем месте не почувствовал себя так же? Это же машина! К машине привязываешься, с годами она становится словно бы членом семьи, а для меня, бессемейного, – другом. Я подзываю такси и сажусь. Обычно я редко пользуюсь такси. Когда надо, я предпочитаю пешочком. «К посольству Финляндии», – говорю я шоферу. Ему пришлось доставать дорожный атлас, такой же, какой лежит или лежал у меня в машине, отличный атлас, уличная сеть Осло представлена на нем очень подробно, включая несколько пригородов. Шофер ищет на плане посольство. Он переворачивает карту вверх ногами, вертит шеей. Наконец объявляет: «Улица Томаса Хефти» – и трогается с места. «Жми на газ!» – говорю я как бы шутливо, но в то же время так, чтобы шофер понял – на самом деле я вполне серьезно. Он элегантно повез меня по тем улицам, по каким надо, которые знают только таксисты, посрамляя мою предубежденность, и одновременно рассказывая про Томаса Хефти: что Томас Хефти был настоящий мастер на все руки, что в свое время он много сделал для развития беспроволочного телеграфа, к тому же был политиком и членом Международного олимпийского комитета, и много чего еще, о чем я раньше никогда не знал и не слышал, для меня новость и эти факты, и то, что таксист рассказывает мне о чем-то другом, кроме повышения цен на бензин, еще он рассказывал, например, о том, что из больницы Уллевол сбежала сомалийка с резистентной формой туберкулеза. А ты понимаешь, что это значит, приятель? Это значит, что если ты с ней повстречаешься, то всё, тебе крышка! Ложись и помирай! Мы им разрешаем проживание в стране, выбрасываем на них деньги, в то время как наши старики валяются в коридорах, это же как наводнение, оно все затопляет, и в воздухе носятся перемены, все меняется, а вода поднимается все выше, и все течет, и надо как-то выплывать.

Я только чуть-чуть опоздал на собеседование, и финны приняли это очень спокойно. Оказывается, их двое; мне предстоит говорить с двумя финнами. Неужели не хватило бы и одного? – мысленно спрашиваю я себя. Но, может быть, тут как раз нужны двое; вероятно, они специализируются в разных сферах и каждый будет говорить о своей области. Они хотят выпустить брошюру. О Финляндии. Для норвежцев. В этом состоит задача. Финское посольство обеспокоено тем, что число норвежцев, посещающих Финляндию, слишком невелико, и было бы не так уж сложно увеличить его в несколько раз, ведь в Финляндии, как известно, есть многое, что могло бы заинтересовать туристов, даже очень и очень многое; для начал, говорит один, хотя бы вот это, и с ходу высыпает целую кучу озер, и лесов, и развлечений, которые там имеются, – например, катание на байдарках, а если ты, скажем, предпочитаешь городские удовольствия, то пожалуйста, в Финляндии есть и города с ночными клубами и ресторанами, они посмотрели друг на друга, и второй добавил: и шоппинг. Еще сауна, то сеть баня, у нас она называется сауна. Но сауна-то и у нас сауна, потому что «сауна» – финское слово, так что можно представить себе, какое важное место занимает в жизни финнов баня! Бань там миллионы, я так и вижу, как они хлещут водку и шлепают себя березовыми вениками, это большое удовольствие, так что очень жаль, что так мало норвежцев – разумеется, и людей других национальностей тоже, но надо же с кого-то начать – открывают для себя те радости и развлечения, которые есть в Финляндии, и что они так редко проводят там свой отпуск.

Толковая брошюра способна творить чудеса, говорят мне финны, за этим-то они и обратились ко мне. Я уже заслужил известность тем, что пишу хорошие брошюры; не хочу себя хвалить, пускай уж лучше за меня скажут другие; но я и правда умею делать брошюры, действительно умею. Я серьезно подхожу к этому делу. Беда в том, что я ничего не знаю о Финляндии. Но мне срочно нужны деньги, нужна работа, это важно в смысле самоощущения, оно бывает гораздо лучше, когда у меня есть работа, чем когда у меня ее нет, а между тем прошло уже довольно-таки много времени с тех пор, как я сделал последнюю брошюру, я долго жил на этот заработок и даже позволил себе кое-какие экстравагантности, но деньги кончились, и вот я здесь, потому что пора делать новую брошюру, сейчас самое время для брошюрописания, так что я решил лучше не распространяться о том, что ничего не знаю про Финляндию, а, напротив, стараюсь показать, что мне кое-что известно. Я упоминаю о зимней войне 1939 года. О бедняжке Эдит Сёдергран [3] : «Моя дверь открыта для смерти, открыта она всегда». Упоминаю про Зимний дворец. Нет, Зимний дворец – не то. Зимний – в Санкт-Петербурге. Его брали штурмом в 1917-м большевики, коммунисты, очень они озлобились. Я считаю, их можно было понять, им было с чего озлобиться. Царь стоял на вершине крайне несправедливой системы. Там тебе и крепостное право, и всюду, куда ни ткни, сплошное безобразие, вот они и перевернули все с ног на голову. Или с головы на ноги? Неважно! Как бы там ни было, а Зимний дворец штурмовали неспроста. Иначе было нельзя, и Эйзенштейн снял об этом фильм. Я видел эту картину в каком-то клубе любителей кино еще давно, много лет назад. Старик Эйзенштейн, конечно, слегка приукрасил действительность. Ну так и что в этом такого? Ведь это же кино, это неправда, какое это имеет значение, кого это волнует? Ну, что еще есть в Финляндии? В Финляндии есть Лахти, где катаются на лыжах. Там есть супруги Кирвисниеми [4] . Как же ее звали? Раньше у нее была другая фамилия, до того, как она вышла замуж. А его? Кажись, Харри? Еще там есть тысяча озер, и Ян, великий Сибелиус, и дизайн; дизайн, пожалуй, стоит на первом месте; и «Нокия». Как же! «Нокия» – это же самая прибыльная компания Европы! Да у меня у самого есть телефон фирмы «Нокия», чертовски надежный, с красной подсветкой, если кому-то понадобится – мне-то он не нужен, не люблю инфракрасных излучателей, вообще не люблю инфракрасное, наводит на мысли о болезнях, о раке, о смерти; смерть – это перемена, как вода, и смерть течет как вода; смерть – на первом месте среди изменений, не нравится мне это, и катись оно ко всем чертям!

И еще у финнов есть «Калевала». Черт побери, конечно же «Калевала»! Древний эпос, кажется, или как там его. Я видел по телевизору. Там такие бородатые чудики все что-то хлопочут, что-то поют и приносят женщин и самих себя в жертву Богу и просто так. Еще и финнов водятся северные олени и множество удвоенных гласных, и у них есть спирт.

Вон сколько всего я знаю о Финляндии!

Ну а левостороннее движение у вас уже отменили? – спрашиваю я, и тут оба финна так на меня воззрились, что я сразу понял – у финнов ездят по правой стороне. Я извиняюсь за свою оплошность: ну, разумеется, какое же там левостороннее движение! Сам не знаю, почему я об этом спросил. Наверное, потому, что вспомнил о своей машине и расстроился, оттого что она исчезла, вот мысли и путаются. «А ты вообще-то бывал в Финляндии?» – спрашивают финны. «У нас сложилось такое впечатление, что ты бывал там не раз, – говорят они мне. – Ведь кажется, у тебя в Финляндии живет кто-то из родственников, и ты к нему ездишь». Все правильно, говорю я. У меня там живет бабушка по материнской линии, она финка, но она не водит машину, а я в детстве часто приезжал к ней погостить на Рождество. Так я им говорю, только это вранье. И я наматываю все больше вранья. Должно быть, я наврал тогда, когда разговаривал с одним из финнов по телефону, я набивал себе цену и, как видно, перестарался – наговорил лишнего, а он запомнил. Ну и память у финнов! Прямо-таки слоновья память. Я объясняю, что, мол, ошибся насчет левостороннего движения, но это меня просто память подвела, потому что я, понимаете ли, часто бывал еще и в Англии; в детстве, знаете ли; то есть я опять вру, я никогда не бывал в Англии ни в детстве, ни потом, зато в Англии уж точно ездят по левой стороне, и, как мне кажется, говорю я, в этом нет ничего хорошего, это же непорядок ездить по левой стороне, где ж это видано; непонятно, как они все не перебились в авариях, а я столько раз ездил в детстве в Англию и в Финляндию, что в памяти все перепуталось, я не отличаю, где что было, вы же знаете, как это бывает у детей – дети все воспринимают непосредственно, без рассуждения, ребенку нет разницы, что Англия, что Финляндия, все смешивается в кашу, – говорю я. Знаешь, нам бы хотелось, чтобы во время работы над брошюрой ты отделял одно от другого, говорят финны. Да конечно же, – соглашаюсь я. Это не проблема. Я же профессионал по части брошюр,

пишу текст и делаю иллюстрации, я разносторонний специалист, занимаюсь вербальной и визуальной частью, в университет я в свое время специализировался по «визуальной коммуникации», – между прочим, сдал с хорошим баллом, на 2,1, а на устном экзамене поднялся даже до 1,9 или около того, на рецензента это произвело большое впечатление; кстати, он, кажется, был из Бергена; замечательный город, между прочим; по-моему, у Бергена есть что-то общее с Хельсинки, эти два города похожи как две капли воды; забавная все-таки система баллов в университете: чем ниже балл, тем выше оценка; казалось бы, правильнее было бы сделать наоборот, так было бы гораздо логичнее. В Финляндии, наверное, оно не так, как у нас, правда? Ну вот, я так и думал. Знаете, когда я пишу, то ухожу в работу с головой, встаю рано – и за письменный стол, и целиком погружаюсь в работу, даже трубку не снимаю. «Вот как? Не отвечаешь на телефонные звонки? – говорит один из финнов. – А как же тогда нам с тобой связываться, чтобы узнать, как продвигается работа?» Ну иногда, бывает, снимаю, если думаю, что тут что-то важное. Вообще-то, наверное, даже чаще снимаю, чем мне кажется. И это тоже вранье. Но радио я точно не слушаю, все время работаю, интенсивно работаю, выкладываюсь целиком, тружусь днем и ночью; впрочем, в основном все-таки днем, но бывает, что и ночью тоже работаю, то есть сутки напролет на финишном этапе, такое случалось, а как же, но самое лучшее – это, конечно, работать днем, как все люди, а ночью спать. «А вы знаете, что произошло этой ночью? – спрашиваю я вдруг финнов, потому что всегда надо самому завладевать разговором и направлять его в нужную сторону, так учат на курсах для соискателей. Финны только помотали головами. – Слушайте, сейчас расскажу, – говорю я им. – А случилось сегодня ночью то, что мою машину украли, и, наверное, по мне заметно, что у меня немного стрессовое состояние, обыкновенно стрессовое состояние для меня не характерно, вообще-то я спокоен, тверд как скала; по крайней мере был таким, кажется, пока мне не начала сниться вода». У меня большой опыт по части признания недостатков, лучше не дожидаться упреков, а предупреждать их заранее, по опыту знаю – это улучшает взаимопонимание, поэтому я и рассказал, в чем дело. Финны мне посочувствовали. Хороший народ эти финны, душевный, надо не забыть и отметить это в брошюре. Напишу, что финны – хороший народ, гостеприимный и терпимый, и если ты пришел к ним со своей проблемой, они помогут ее решить. Может быть, тут я и хватил через край, хотя, с другой стороны, моя задача – уговорить норвежцев ездить в Финляндию, так что не страшно немного переборщить, жанр таков, что это даже как бы напрашивается, надо следовать законам жанра, брошюра и должна быть брошюрой, брошюра рекламирует, тут, как и вообще всюду, действует закон спроса и предложения. Другое дело, если бы финны считали, что к ним ездит слишком много норвежцев, тогда они наняли бы меня для того, чтобы я отбил у норвежцев охоту ездить в Финляндию, тогда мне пришлось бы упирать на недостатки, ну всякое такое, как, например, преступность или там инсульты и низкая рождаемость, близость к русским атомным станциям, алкоголизм, хотя алкоголизм как будто стал снижаться… Куда-то меня не туда занесло, это все из-за стресса; умение проходить собеседование с работодателями никогда не входило в число моих главных талантов, а тут еще и машина пропала. Я согласен, что плохо, когда люди воруют машины. но виновато общество, различия все усиливаются и усиливаются. Пускай для многих условия и улучшаются, но другие оказываются за чертой, и таких становится все больше, эти начинают баловаться дрянью, бездельничают, а там, глядишь, и машины пропадают со стоянки; в Финляндии, поди, то же самое, спрашиваю я осторожно, небось и у вас там автомобили подворовывают? Финны не отвечают, вместо ответа они интересуются, умею ли я говорить по-фински. Я мысленно ойкнул: неужели я тут что-то упустил, вдруг в их условия входит обязательное знание языка; что-то не припоминаю, шла ли об этом речь в телефонном разговоре, вполне возможно, что шла; ну что мне на это ответить? Ну как вам сказать, в основном неплохо понимаю, то есть опять соврал; господи, я совсем запутаюсь в том, что наплел; нехорошо получается; я говорю: немного понимаю. А сам можешь объясниться? – спрашивают они. Объясниться не объясниться! Заладили мне тоже! Ну, говорю, это же все-таки финно-угорский язык, он не похож на норвежский, да и вообще ни на что не похож; нет, знаете ли, объясняться не могу, бухнул я; не знаю я финского, ни словечка не понимаю. Но бабушка моя, которая в моих лживых выдумках по-прежнему живет и здравствует в Финляндии, в основном разговаривает со мной по-норвежски, потому что ее муж, то есть мой дедушка, был норвежцем, и моя матушка, всю жизнь прожившая в Норвегии, говорит только по-норвежски, и даже по-английски не умеет говорить, моей матушке в смысле способности к языкам медведь на ухо наступил, но в остальном она хорошая мать, ведь для того, чтобы быть хорошей матерью, не обязательно говорить по-фински, не так ли? Не думаю ли я в связи с работой над брошюрой съездить в Финляндию? Конечно же, я об этом подумываю! Сказал – и тут же пожалел о своих словах. Съездить! Не люблю я поездки, поездки – это перемены, это вода, вода течет. И вот пожалуйста, сам напросился, пообещал съездить в Финляндию ради какой-то дрянной брошюрки; значит, я изменюсь, это неизбежно, из поездки нельзя возвратиться совсем не изменившимся, мне это не нравится, но приходится соглашаться, я чувствую, что от моего «да» зависит окончательное решение. «Ну разумеется, мне же надо будет провести кое-какую подготовительную работу», – отвечаю я на этот вопрос. Поживу там у своей бабушки, и кто знает, может быть, мне это даже кое в чем поможет, создаст нужный настрой, бабушка уже очень старенькая, но Финляндию знает великолепно, в особенности финскую кухню, мне же обязательно придется написать хоть немного о финской кухне; между прочим, кухня у вас замечательная, я люблю финскую кухню, после Финляндии всегда прибавляю пару килограммов, но это вранье, потому что вот уже двадцать лет мой вес не меняется и в Финляндии я никогда не бывал, но бабушка все время занята стряпней, все время что-то такое готовит, много ей пришлось готовить, моей бабушке, мне ее очень не хватает; в Финляндии вроде бы любят студень. Что, Финляндия им по-прежнему славится? Ну неважно, все равно она мне подбросит что-нибудь интересное. Мне финны говорят, чтобы я не забыл сохранять квитанции, если поеду в Финляндию. Ясное дело! – киваю я. Я всегда аккуратно обращаюсь с квитанциями. Наклеиваю их в особую папочку, которую всегда ношу при себе; опять вранье. «Вот только сейчас не захватил с собой, – продолжаю. – Потому что не собирался ничего покупать, думал, что только съезжу в посольство – и сразу домой, никуда не заезжая, то есть так я думал, когда выходил из дому, но тут оказалось, что у меня украли машину; когда я пришел, то ее не было на месте, хотя я е там аккуратно поставил, я всегда очень аккуратно паркуюсь, так что волей-неволей пришлось брать такси, от таксиста я получил квитанцию (показываю квитанцию), и, наверное, будет еще одна за обратный путь, если не пойду пешком, – иными словами, у меня будет две квитанции, в худшем случае – две; надо было, оказывается, взять с собой папку, теперь уже я ученый, в другой раз не забуду ее захватить, без папки я теперь никуда, даже если просто отправлюсь погулять в парке, заранее ведь никогда не угадаешь, что может случиться». В конце концов меня прошиб-таки пот, куда от этого денешься. А на мне надето специальное спортивное белье, которое якобы впитывает влагу и передает ее на следующий слой, но у меня темный свитер, на нем пятна не будут заметны, разве что испарина на лбу, подумал я, ну и влажные ладони; надо помнить, что не стоит скреплять договор, если он состоится, крепким рукопожатием; пожалуй, лучше остановиться на дружеском похлопывании по спине, обняться по старинке, у финнов это должно быть в ходу; помнится, в них есть капля славянской крови, а славянские народы совсем иначе относятся к физическому прикосновению, я сам видел по телевизору – там и президенты, и священники, и простые люди с улицы не боятся физического контакта; надо будет это взять на заметку и упомянуть в брошюре. Хорошо, сказали наконец финны, и мы переходим к контракту. Меня купили. Они купили эту идею и готовы поручить мне всю брошюру целиком, бог весть по какой причине, – может быть, потому, что мало кого знают из брошюрной братии, но какая мне разница, это уже не играет роли; главное, я получаю заказ и мы подписываем контракт. Мне дается на это четыре недели. Больше четырех недель и не требуется, четыре недели – это очень большой срок, луна успеет обернуться вокруг земли, начнется и закончится менструальный цикл, появятся на свет брошюры. Я пожимаю руки обоим финнам. Подумаешь, ладони потные! Контракт подписали, мне уже дали мой экземпляр. На нем стоит моя подпись и рядом финская, такая заковыристая фамилия, что и не прочитать, но мне и неважно. У меня снова появилась работа. Я в безопасности, у меня есть контракт, и я обожаю работать по контракту.

И вот я уже на улице. Все уладилось. У меня новый заказ на брошюру. В какой-то момент дело выглядело скверно, однако в конце концов все образовалось, как это бывает почти всегда. Я расплачусь по счетам, а может быть, даже позволю себе что-нибудь сверх необходимого, что-нибудь экстраординарное, какую-нибудь игрушку, например CD, или какую-нибудь штучку для машины – скажем, подушечку с набором для оказания первой помощи, – или пару пластиковых собачек, которые во время езды будут кивать на заднем стекле; ладно, потом посмотрим. Да! Машина! О ней-то я чуть не забыл, а между тем она пропала, ее украли, вспоминаю я снова и сажусь на скамейку. Суматошное выдалось утро, невеселое утро, с одним радостным просветом в финском посольстве, после опять сошлись тучи; ничего не поделаешь – такова жизнь, сплошная карусель, каждый день должен вместить целую кучу противоположных чувств. И тут мимо идет девушка из службы городских автомобильных стоянок; я смотрю на нее, замечаю, что у нее хорошая обувь, наверняка ей много приходится ходить, так что хорошая обувь ей необходима; наверное. она может списывать ее стоимость при подаче декларации, подумал я, и тут, глядя на нее, вдруг догадываюсь, что машину мою, вероятнее всего, не украли, а оттащили на штрафную стоянку. Как в прошлом году и в позапрошлом. Все утро голова у меня была слишком занята другими вещами, чтобы до этого додуматься, а тут вдруг осенило: так и есть! Третий год подряд! Конечно же, я растяпа и непростительно прозевал машину, но, с другой стороны мне очень повезло, невероятно повезло, ведь это значит, что моя машина спокойно дожидается меня в Уллеволе около стадиона, там, где проводятся соревнования на первенство Норвегии и где находится, так сказать, парадная горница страны, стоит себе на коммунальной штрафной стоянке, оборудованной видеокамерами наблюдения, под приглядом соответствующего персонала и под охраной, и книжечка с планами города наверняка лежит там, где я ее оставил, на переднем сиденье, раскрытая на той самой странице, которую я тогда рассматривал, на которой изображен район Фрогнер-парка; кажется, так и вижу ее перед глазами. Я могу поехать туда в любое время, когда захочу, забрать свою машину; конечно, мне это влетит в копеечку, и каждый день, пока машина там стоит, сумма будет расти, но теперь уж скоро я опять буду при деньгах. Я сказал себе, что на этот раз я не стану препираться. В прошлый раз я так долго спорил, что один из служащих даже вышел ко мне из стеклянной будки и ткнул пальцем в § 12 Свода правил парковки автомобилей и расценок за стоянку, где, так сказать, черным по белому было написано, что не позднее чем через 24 часа после того, как на стоянке была установлена табличка с объявлением об изменении правил пользования стоянкой, водитель/владелец транспортного средства обязан выполнить новые требования его парковки а я уже третий раз подряд нарушаю один и тот же пункт этих правил. Обыкновенно все происходит следующим образом: под покровом тьмы работники дорожно-транспортной службы незаметно подкрадываются к парковочным объявлениям и налепляют на них новые таблички, а на табличках написано, например, что завтра ночью с 00.00 до 07.00 состоится мытье улицы, и когда утром ты забираешь свою машину, чтобы ехать на работу, ты видишь объявление и вечером уже не поставишь ее на прежнее место, но для таких людей как я, которые не пользуются машиной ежедневно, потому что они работают на дому (у меня, например, дома есть все, что мне нужно для работы, – и компьютер, и принтер, и сканер, и телефон, есть и кипятильник), так вот, для таких, как я, § 12 чреват роковыми последствиями; я чувствую себя без вины наказанным – ведь действительно, меня штрафуют за то, что я не пользуюсь машиной каждый день, хотя сами все время стараются как-то сократить езду частных автовладельцев, проводятся специальные кампании, во время которых людей убеждают ездить на работу на велосипеде, на автобусе или на трамвае, а меня, подающего хороший всем пример, так как мой автомобиль по будням почти всегда отдыхает на стоянке, почему-то за это наказывают. Это какой-то двойной стандарт и просто дико, хотя, пожалуй, если подумать, не более дико, чем многое другое, мало ли дикостей творится вокруг, и я ни чего не могу с этим поделать, разве что выдать под настроение заметку для раздела читательских писем, которые печатаются в «Афтенпостен» на последней полосе, например в рубрике вопросов и ответов, там по крайней мере более или менее точно услышишь ответ какой-нибудь руководящей чиновницы из дорожно-транспортного управления, вероятней всего по телефону, дама сошлется на § 12, так что тут уж взятки гладки, и в заключение обратится к владельцам машин с просьбой, чтобы они, пока в столице ведется весенняя уборка улиц, следили за объявлениями, появляющимися на стоянке, газета постарается вставить в материал предполагаемую величину денежной суммы, которую коммуна рассчитывает получить в виде штрафов за эвакуацию брошенных машин, и тут речь гарантированно пойдет о миллионах, а миллион – это тысяча тысяч, а несколько миллионов – это энные тысячи тысяч, и единственный результат, которого я добьюсь, если напишу такую заметку, будет состоять в том. что я сам напрошусь на лишние расходы, причем, как уже сказано, в третий раз подряд за последние три года. на самом деле в надомной работе нет никакой выгоды. Ты, правда, сам распределяешь свое время, это действительно так, но зато ты один, один-одинешенек, и машину твою раз в год утаскивают на штрафную площадку, и тебе никак не удается получить денег по больничному ил оплаченный отпуск и всякое такое, и всюду валяются чайные пакетики. Но тем не менее я в общем доволен своим существованием. Я принимаю жизнь такой, как она сложилась. В ней есть свой привычный ясный и обозримый порядок. На смену одной брошюре приходит другая, и все они сработаны добротно, а кто считает иначе, тот ошибается, и я доволен тем, что есть. Но вот уже несколько недель мне стала сниться вода, и дума: черт знает что, опять надвигаются перемены.

Я звоню в коммунальную контору и получаю подтверждение, что моя машина увезена на штрафную площадку. Пятьсот крон за нарушение правил стоянки и пятьсот за эвакуацию. Это, конечно, несправедливо. Мало того что у тебя без спроса утащили куда-то машину, с тебя за это еще и деньги берут. Сумасшедшая система сумасшедшего мира; получается, что я не могу сейчас же забрать свою машину, придется подождать, пока на мой счет не переведут аванс за новую брошюру. Скорее всего на это уйдет еще день-два. Или даже больше. Эти нахал0ы в банке любят, прежде чем выдать нам наши кровные, подольше помурыжить их у себя. Таким образом они накручивают на них проценты, с одного перевода много, конечно, не накрутишь, но если приплюсовать одно к другому – там ведь тоже все время занимаются сложением, как в начальной школе, – то в сумме набегают хорошие деньги; на всякое такое и существуют банки, но, впрочем, откуда мне знать, я же почти ничего не знаю про банки, да, кстати, раз уж заговорили об этом, и про Финляндию тоже, однако у меня, как у всякого человека, есть на этот счет свои соображения – мыслишки о банчишках, – да и по поводу Финляндии. Но вот о финских банках – нет. Тут я вообще пас.