Лучшая зарубежная научная фантастика: После Апокалипсиса
Шрифт:
Сентябрьское бабье лето сменилось штормами. Дождь лил каждый день. Жесткий и холодный дождь, проносящийся над водой извивающимися полотнищами. Бесконечные ряды низких облаков ползли на восток. Атлантическая погода. Вода в Потопе стала более мутной и менее соленой. Ловушки для угрей оставались пустыми, а шторма загнали стаи макрели и другой рыбы на глубину. Лукас собрал все, что смог, в огороде, на старой груше и на одичавших и забытых живых изгородях в полоске лесов за дамбой, а потом считал и пересчитывал запас консервов и армейских рационов. Ставил силки на кроликов в лесах и часами ходил за белками от дерева к дереву, дожидаясь момента, когда сможет подстрелить зверька из рогатки. Ловил колюшку в заросших водорослями приливных лужах, окаймляющих
Дожди растянулись на остаток сентября и начало октября. У Джулии появился хриплый и упорный кашель. Она снова воспользовалась на планшете давно заброшенной функцией клавиатуры и теперь печатала эссе, мнения и статьи для журналов, вместо того чтобы записывать их в формате видео. Она помогала поселенцам на Антарктическом полуострове подавать в Международный суд в Йоханнесбурге петицию о присуждении им статуса государства, чтобы они потом смогли предотвратить эксплуатацию нефтяных и минеральных резервов международными корпорациями. Спорила с утопистами с острова Мидуэй, захватывают ли морские драконы, с помощью которых утописты собирали в океане частички пластика, еще и драгоценный фитопланктон, дестабилизируя океанскую экосистему. И так далее, и тому подобное.
Приходила знахарка, лечила ее отварами и горячими компрессами, но кашель становился все хуже. Поскольку у них не было денег на лекарства, Лукас попытался найти работу на водорослевой ферме в Халвергейте. Каждое утро он выходил из дома еще до рассвета и стоял у ворот в толпе мужчин и женщин, пока местное начальство выбирало кого-то из собравшихся и приказывало им выходить вперед, а остальным – возвращаться и попытать удачи завтра. После пятой такой неудачной попытки Лукас шагал по обочине в сторону пристани, где была привязана его лодка, как вдруг рядом остановился потрепанный фургон и юношу окликнул водитель. Это оказался Ричи, сутулый и одноглазый бригадир с креветочной фермы.
– Тебя подбросить, парень? – спросил он.
– Можете ему передать, что следить за мной нет смысла, потому что я понятия не имею, где Дамиан, – ответил Лукас, не останавливаясь.
– Он не в курсе, что я здесь. – Ричи высунулся в окно и пустил фургон малым ходом, подстраиваясь под шаги Лукаса. Шины оставляли легкую волну на залитой дороге. – У меня есть кое-какие новости насчет Дамиана. Залезай. Я знаю местечко, где подают хороший завтрак, а у тебя вид такой, что перекусить тебе не помешает.
Они проехали мимо цепочки мелких лагун, огороженных сетками, мимо стальных баков и трубопроводов крекингового завода, где липиды из водорослей превращали в биотопливо. Ричи болтал насчет чертовой погоды, спрашивал, в каком состоянии лодка Лукаса, и сообщал, что с сожалением узнал о болезни его матери и он, может быть, ее навестит, ему всегда нравилось с ней разговаривать, потому что она заставляла на многое взглянуть иначе, – и под этот поток болтовни они доехали до кафе.
Оно располагалось в углу стоянки, на которой в две линии были припаркованы цепочки грузовиков, и представляло собой два грузовых контейнера, сваренных вместе и окрашенных в яркий розовый цвет. В окошках, прорезанных в ребристых стенах, виднелись красно-белые клетчатые занавески. Внутри теснились пластиковые столы и стулья. Все они были заняты, и несколько человек стояли в очереди, но Ричи оказался знаком с семейством португальцев, державших это заведение. Его с Лукасом усадили за столик в заднем конце, между холодильником и прилавком, и, не спрашивая, принесли по кружке крепкого чая и омлеты с креветками и зеленым перцем плюс гарнир из печеных бобов и чипсов.
– Знаешь, чего мне больше всего не хватает? – спросил Ричи. – Свиней. Бекон и колбаса. Ветчина. Говорят, что немцы пытаются клонировать свиней, устойчивых к гриппу. Если это так, то желаю им удачи. Ты ешь, парень. Закинешь что-нибудь в желудок,
– Вы сказали, что есть новости о Дамиане. Где он? У него все хорошо?
Ричи прищурился. Его левый глаз, который он потерял на солдатской службе, блеснул тусклым светом. Глаз вырастили из кусочка зуба Ричи, и видеть им можно было не очень четко, зато он позволял различать инфракрасный и ультрафиолетовый свет.
– Знаешь, что такое сопутствующий ущерб? – спросил он.
От страха у Лукаса похолодело внутри.
– Дамиан в беде? Что случилось?
– Когда-то, давным-давно, войны происходили на поле боя, выбранном обеими сторонами. Две армии встречались там по договоренности. Сходились лицом к лицу, вели ближний бой. Потом войны стали настолько масштабными, что воюющие страны на время превращались в одно огромное поле боя. И гражданские оказывались на линии фронта. Или, точнее, линии фронта уже не было. Это называли тотальной войной. А потом войны даже перестали быть войнами. Асимметричные войны. Сетевые войны. В них собственно война смешивалась с преступностью и терроризмом. Когда-то твоя мать была на переднем крае сетевой войны. Против джакару и всех прочих. Она все еще думает, что участвует в ней, хотя эта война уже давно превратилась в нечто иное. В сетевой войне нет никаких армий на поле боя. Лишь некоторое количество узлов в рассредоточенной организации. А сопутствующий ущерб, – продолжил он, отправляя в рот кусок омлета, – есть неизбежное следствие ликвидации одного из таких узлов, потому что все они сосредоточены внутри обычного общества. Узел может быть расположен в городской квартире. Или на островке, где, как полагает кто-то, спрятано нечто ценное и полезное.
– Я не…
– Ты ничего не знаешь. Я тебе верю. Дамиан сбежал с вещью, которую вы двое нашли или украли, и оставил тебя в беде. Но те, с кем связался Дамиан, не подозревают, что ты ничего не знаешь. Вот почему мы тебя искали. Хотели убедиться, что вы с матерью не стали сопутствующим ущербом.
– Погодите. Какие еще люди? Что Дамиан сделал?
– Я пытаюсь тебе рассказать, да только это труднее, чем я представлял. – Ричи положил нож и вилку на тарелку. – Наверное, лучше всего будет сказать, как есть. На следующий день после того, как Дамиан ушел, он попытался провернуть сделку с кое-какими людьми в Норвиче. Плохими людьми. Парень хотел продать им тот кусочек дракона, но они решил его отобрать и ничего не заплатить. Завязалась драка, парень сбежал и оставил человека с тяжелой ножевой раной. Недели через две тот от нее умер. А там такие люди, которые стоят за своих, если ты меня понял. Любой, кто участвует в подобном бизнесе, это «плохая новость», так или иначе. Джейсону пришлось от них откупаться, или они пришли бы за ним. Глаз за глаз.
Ричи постучал мизинцем по своему искусственному глазу.
– И что стало с Дамианом?
– Это и есть тяжелая часть. После той драки в Норвиче парень позвонил отцу. Он был пьян и бахвалился. Трепался, что скоро заработает кучу денег. Я смог проследить его звонок до сотовой станции в Грейвсенде. Джейсон поехал туда, а потом… Черт, по-другому тут никак не скажешь. Тогда он и узнал, что Дамиана убили.
Шок от этих слов пронзил Лукаса, внутри все рухнуло. Лукас укрылся в себе, съежился в промокших джинсах и свитере в наполненном позвякиванием и голосами кафе, рядом с гудящим холодильником. Ричи оторвал верхушки у четырех пакетиков с сахаром, высыпал их в Лукасову кружку с чаем, размешал, вложил ему в руки и велел пить.
Тот отхлебнул горячего чая, и ему немного полегчало.
– Я всегда думал, что из вас двоих ты лучше и умнее, – сказал Ричи.
Лукас мысленно представил друга и со странным холодком понял, что никогда больше его не увидит, никогда с ним не поговорит.
– Вчера с нами связывались из полиции. Они нашли в реке тело Дамиана. Полагают, что он угодил в руки одной из банд, что торгуют вещами инопланетян.
Внезапно Лукас кое-что понял.
– Они хотели то, что росло внутри него, – сказал он. – Те, кто его убил.