Лучшая зарубежная научная фантастика: После Апокалипсиса
Шрифт:
Это объяснение немного изменило картину, которую Тёрн уже нарисовала у себя в голове. Прежде магистр казался ей расхитителем, наживающимся на горе других. Теперь же – скорее хранителем, который отдает должное давно ушедшим. Она даже пожалела, что плохо подумала о нем.
– И где вы их находите?
– В антикварных лавках, магазинах с импортными товарами, на распродажах имущества. Большинство людей в них ничего не смыслят. Есть, конечно, торговцы, которые специализируются именно на этом товаре, но я с ними не разговариваю.
– А
Старик немного замешкался, лишь на секунду, а затем сказал:
– Считаю. – Он посмотрел через плечо на портрет Джеммы. – Если бы в живых остался хоть один человек, я бы его вернул.
– Вы имеете в виду, что они все умерли? Все до одного?
– Насколько мне известно.
После его слов картина приобрела иное качество. К ее утонченности, красоте, застывшей во времени, прибавилась железная рама смертности. Вся семья погибла. Тёрн встала и подошла поближе, не в силах противиться желанию.
– Бабочки тоже вымерли, – сказала она.
Магист Прегалдин встал позади нее и тоже посмотрел на портрет.
– Да, – подтвердил он. – Бабочки, девочка, семья, мир – все исчезло. И никогда не повторится.
Теперь картина казалась изысканно пронзительной. Лишь она пережила трагедию, чтобы стать доказательством того, что все это когда-то существовало. Тёрн посмотрела на магистра Прегалдина.
– Вы там были?
Он медленно покачал головой.
– Нет. Это случилось до меня. Но я всегда интересовался данным периодом, вот и все.
– Ее звали Джемма, – сказала Тёрн. – Джемма Дивали.
– Откуда ты знаешь?
– В книге прочитала. В глупой книге. Там еще было что-то об абстракции дополнительного слоя и прочей чепухе. А про саму картину больше ничего.
– Я тебе покажу, что там имелось в виду, – сказал магистр. – Встань сюда.
Он поставил ее в четырех футах от картины, затем взял лампу и подсветил сбоку. Когда свет переместился, изображение Джеммы Дивали вдруг исчезло, а вместо него появился абстрактный узор из сцепленных между собой спиралей и кружащихся вертушек, фиолетовых и синих.
Тёрн даже вскрикнула от удивления.
– Как у вас это вышло?
– Благодаря микроскопической структуре крыльев бабочек, – объяснил магистр Прегалдин. – Позже я покажу тебе под увеличительным стеклом. Почти под всеми углами они отражают одну и ту же длину световой волны, но под одним углом – совсем другую. В том и заключалось мастерство художника, чтобы создать оба изображения. Большинство людей думает, что это всего лишь проявление технической виртуозности, без всякого смысла.
Она посмотрела на магистра.
– Но вы так не считаете.
– Нет. Нужно понимать, что искусство виндов заключается в создании тайных посланий, понятийных слоев и загадок, которые необходимо разгадать. Я изучал картину с тех самых пор, как приобрел ее и увидел этот узор. И
Магистр подошел к терминалу и вывел информацию. На дисплее появилось простое алгебраическое уравнение.
– Уравнение решается с помощью любого произвольного числа в значении X. Во второй раз для значения X берется полученный ответ, и уравнение решается опять, и так далее несколько раз. Затем из всех решений выстраиваешь график по осям X и У, и вот что выходит.
Он нажал клавишу, на экране появилась пустая ось координат. Машина принялась решать уравнение, на графике в случайном порядке стали появляться точки. Тёрн нахмурилась, потому что не увидела в них никакого порядка.
– Я ускорю процесс, – сказал магистр Прегалдин. Точки начали появляться быстрее, словно снежинки на окне или песок на полу. – Это все равно что составлять график игры в кости, иногда выпадает удача, иногда результат даже выходит за границы реальности. Всё как в жизни. Первые годы бродишь наугад, родители тянут тебя туда, друзья тянут сюда, все варианты противоречат друг другу, мешают и спорят, пока ты вдруг не начинаешь слышать свое сердце. И тогда появляется определенный узор.
Точки на экране начали возникать кучно, и теперь Тёрн увидела смутные очертания спиралей. Чем больше появлялось точек в случайных местах на графике, чем четче проступал узор.
Магистр Прегалдин сказал:
– По мере того как проявляется узор, ты начинаешь видеть, что все эти отдельные точки – составляющие чего-то прекрасного: снежинок, спиралей или концентрических кругов. Так же происходит и с узором в нашей жизни: он не сразу проявляется в нужном порядке, поначалу нам не хватает информации, чтобы увидеть красоту. Наш путь определен невидимым произведением искусства, созданием целой жизни событий.
– Вы имеете в виду судьбу?
– Вот в чем вопрос, – мрачно кивнул учитель, глядя на экран. Из-за бликов лицо его казалось плоским и таинственным. – Существовал ли этот узор до нас? Предопределено ли уравнение, лежащее в основе нашей жизни, или оно создается в результате нашего случайного выбора значения X? На данный вопрос ответить я не могу.
Узор на экране стал очевидным, он был таким же, как и тот, что скрывался за портретом. Тёрн сравнивала их между собой.
– А как узор связан с Джеммой?
– Еще один хороший вопрос, – задумчиво сказал магистр Прегалдин. – Не знаю. Возможно, это послание ей от художника или предсказание, которое так и не сбылось, потому что она погибла прежде, чем смогла определить свой узор жизни.
Тёрн молчала, думая о девушке на портрете.
– Она погибла во время голоцида?
– Да.
– Вы ее знали?
– Я же сказал, меня там не было.
Тёрн ни на секунду ему не поверила. Он точно там был, теперь она знала это наверняка. Не только был там, но все еще находится там и навсегда там останется.