Лучшая зарубежная научная фантастика
Шрифт:
— Где твой канал? Давай посмотрим, сможем ли мы поднять тебе рейтинг.
— Ты серьезно?
— Марти Мэкли сделал для меня гораздо больше. Я сказала ему, что помогу. — Она смеется. — Ведь мы не хотим, чтобы тебя отослали обратно в черную дыру, не правда ли?
— Ты знаешь о черной дыре? — Я не могу скрыть удивления.
Ее улыбка почти печальна:
— Думаешь, если я кладу ноги на мебель, то уже не беспокоюсь о своих родственниках дома? Что меня вообще не интересует то, что происходит?
— Я…
Она качает головой:
— Ты действительно недавно сошел с самолета.
—
Кулаап склоняется ближе:
— Мой ник — «Друг Лаоса». А твой?
— «Литтлксанг». Я думал, «Друг Лаоса» — мужчина…
Она опять смеется, а я шепчу ей почти на ухо:
— Правда, что семья выбралась оттуда?
— Совершенно точно. У меня в поклонниках генерал тайской армии. Он все мне рассказывает. У них там пост прослушки. Ну и частенько посылают разведчиков через границу.
Я чувствую себя так, словно оказался дома.
Мы заходим в маленький лаосский ресторан, все узнают Кулаап, обступают ее, а владелец просто выставляет папарацци за дверь, когда они становятся слишком наглыми, и закрывает заведение. Мы проводим вечер, вспоминая о Вьентьяне. Выясняем, что оба любили есть лапшу у одного торговца на Каэм Кхонг. Что она любила сидеть на берегу Меконга и хотела стать рыбаком. Что мы ходили к одним и тем же водопадам за город по выходным. Что приличного там-мак-хунга [17] за пределами Лаоса не найти. Кулаап — прекрасная собеседница, очень живая и непосредственная. Странная, как любая американка, но с добрым сердцем. Периодически мы фотографируем друг друга и постим снимки на сайтах, подкармливая аудиторию. А потом снова садимся в лимузин, папарацци опять вокруг нас. Повсюду вспышки камер. Люди выкрикивают вопросы. Я горжусь тем, что нахожусь рядом с этой красивой умной женщиной, которая знает больше кто-либо о ситуации на нашей родине.
17
Популярное лаосское блюдо, салат из свежей папайи, чеснока, чили, сахара, арахиса, рыбного соуса и сока лайма. Иногда в него добавляют креветок или крабовое мясо.
В машине Кулаап просит меня открыть бутылку шампанского и разлить его по бокалам, а сама тем временем открывает водоворот и изучает результаты нашего свидания. Она модифицировала программу, теперь следя и за моим сайтом.
— Ты уже получил на двадцать тысяч читателей больше, чем вчера.
Я сияю. Она продолжает считывать результаты и чокается со мной:
— О, кто-то уже сосканировал твое лицо. Ты теперь знаменитость.
Мы выпиваем. Я краснею от вина и счастья. У меня будет столь вожделенный Джэнис рейтинг. Как будто бодхисатва спустился с небес, чтобы меня не выгнали с работы. Мысленно я говорю спасибо Марти за его щедрость. Кулаап наклоняется ближе к экрану, наблюдая за мерцающим контентом. Открывает еще одно окошко, начинает читать. Хмурится.
— А что за хрень ты пишешь?
Я отшатываюсь от неожиданности и пожимаю плечами, спохватившись:
— О правительстве, в основном. Иногда о защите окружающей среды.
—
— Прямо сейчас я работаю над репортажем о глобальном потеплении и Генри Дэвиде Торо.
— А мы разве не решили эту проблему?
Я в замешательстве:
— Какую проблему?
Лимузин поворачивает на Голливудский бульвар, нас толкает друг к другу, а мотоциклисты с камерами окружают машину, словно рыбная стая. Они непрерывно щелкают затворами, снимая. Сквозь тонированное стекло папарацци кажутся светлячками, вспышками еще меньшими, чем мои истории в водовороте.
— В смысле, разве это уже не прошлое? — Она пригубила шампанское. — Даже Америка сейчас сокращает выброс отходов. Все знают, вот в этом проблема. — Кулаап хлопает по подлокотнику. — Налог на выбросы углекислого газа с моего лимузина, например, утроились, даже несмотря на гибридный двигатель. Все соглашаются, что вот это проблема. И мы ее решаем. О чем тут писать-то?
Она — американка и вобрала в себя их хорошие черты: оптимизм, желание идти вперед, создавать собственное будущее. И все плохие: странное невежество, нежелание верить, что можно себя вести не только, как дети.
— Нет. Ничего не решено. Все становится хуже. Хуже с каждым днем. А те изменения, которые мы делаем, производят малый эффект. Может, они слишком малы, а может, уже слишком поздно. Все становится хуже.
Она пожимает плечами:
— Ну, я о таком не читала.
Мне стоит больших усилий не показать своего раздражения. Я указываю на экран:
— Естественно, ты о таком не читала. Посмотри на рейтинг моей рассылки. Люди жаждут радостных историй. Забавных. Не таких, как пишу я. И поэтому мы все создаем то, что хочешь читать ты, то есть ничто.
— И все-таки…
— Нет, — я резко машу рукой. — Мы, новостники, очень умные мартышки. За твои прекрасные глаза и пару кликов мы сделаем то, что ты хочешь. Создадим хорошие новости, которые ты сможешь использовать, продать. Новости «золотой триады». Расскажем, как лучше заниматься сексом, лучше есть, лучше выглядеть, стать счастливее, или как медитировать — ведь это так просвещает. — Я непроизвольно кривлюсь. — Хочешь узнать о технике медитаций во время прогулки или о Дабле ДиПи? Мы обеспечим.
Она начинает смеяться.
— Почему ты смеешься надо мной? — злюсь я. — Я не шучу!
Она машет рукой:
— Знаю, знаю, но ты сейчас упомянул Дабла… А, не бери в голову.
Я замолкаю. Хочу продолжить, рассказать о своих переживаниях, но слишком смущен из-за утраты самообладания. Я потерял лицо. Не привык быть таким. Привык контролировать эмоции, но теперь стал американцем, таким же инфантильным и вспыльчивым, как Джэнис. И Кулаап смеется надо мной.
Я пытаюсь держать себя в руках:
— Думаю, мне пора домой. Кажется, наше свидание окончено.
Она улыбается и трогает меня за плечо:
— Не надо так.
Часть меня кричит, что я — полный идиот, а отказываться от такой возможности безрассудно и глупо. Но есть что-то еще, что-то насчет лихорадочного перелистывания сайтов, подсчета кликов и дохода с реклам. Оно кажется мне нечистым. Словно отец сидит сейчас с нами в машине и осуждает. Спрашивает, разве ради кликов направлял он статьи о пропавших друзьях в газеты.