Лучшая защита
Шрифт:
— Абсурд, — фыркнул Рик. — Это же звери! Какие у них понятия?! Инстинкты, да и только.
— Как знать. — Попов повернулся на каблуках. — А где Эужен? Герберт, ты его не видишь?
— Нет…
Герберт взобрался на ближайший камень и осмотрел площадку сначала без прибора, а затем при помощи ночного визора.
— Заберусь опять на «зуб»… может, он там?
— Вы в пещеру загляните, — усмехнулся Хант. — Сидит, наверное, в палатке и трясется.
— Я посмотрю, — вызвался Слободан.
Добровского в пещере не было. В палатке тоже. Там, прижавшись друг к другу,
То же сообщил и спустившийся с «зуба» Герберт.
— Не может быть! — пораженный ужасной догадкой, охнул Слободан.
— Тут такая свалка была, что все может быть, — мрачно возразил Попов. — А ну, посвети!
Слободан вытянул руку с фонариком, направив луч на закупоривший расщелину камень. Виктор спустился на пару метров вниз и, присев, осмотрел, а затем обшарил дно.
— Здесь кровь, — сообщил он, понюхав пальцы, — но по запаху не определить, чья.
Он спустился еще немного, снова присел, затем подобрался к каменной «пробке», нагнулся, что-то поднял и пошел обратно.
— Ну?! — нетерпеливо спросил его Хант.
— Вот. — Виктор протянул ему какую-то вещицу.
Слободан направил луч фонаря на ладонь Ханта и обмер. На ней лежал маленький золотой крестик с обрывком цепочки…
Хант помолчал и передал то, что осталось от Эужена, конечно же, Слободану:
— Похорони…
Слободан вспомнил данную себе клятву, но отказался от мысли встать в позу. Пусть это будет последнее поручение в роли мальчика на побегушках. Начинать борьбу за самоуважение в такие трагические минуты было кощунственно. Ведь и Эужен заслуживал, чтобы его уважали. Тем более после героической ги-бели.
Слободан бережно взял крестик и поискал подходящее место. Кругом был сплошной камень. Немного поразмыслив, он решил, что для таких останков подойдет любая трещина. А затем надо найти булыжник потяжелее и просто поставить его сверху. И обязательно написать: «Эужен Добровский, землянин, погиб в бою». Или: «…при освоении Терции». Пока неважно. Сначала погребение.
Трещина нашлась быстро, подходящий надгробный камень тоже, выбор был богатый. Слободан обернулся в надежде, что на похороны соберется вся группа, но пришла только Инга. Герберт снова залез на свой наблюдательный пункт, Хант стоял в дозоре у тропинки, а Виктор проверял обстановку по периметру. Где была Оксана, Слободан не знал. Может быть, даже спала. Ну и пусть. В конце концов, неуважение к другим обернется для нее тем же самым.
Слободан торжественно опустил в трещину цепочку, а затем взял крестик… Каким-то странным был этот крестик… Бухгалтер замешкался. Он жестом попросил Ингу посветить и поднес вещицу к самому фонарю.
— Не понимаю…
— Чего? — удивилась Инга.
— Где перекладинка? И ноги у человека…
— Ты о чем?
— Видишь, здесь рельефное изображение распятого человека?
— Да, это Христос…
— У этого рельефа ноги есть до колен, а дальше нет… И перекладинки внизу нет. У православных крестики всегда с такой дополнительной штучкой…
— Да, странно…
— И вот здесь как будто окалина, видишь, край ровный, словно чем-то срезан? Чем-то вроде… пули.
— Что ты хочешь сказать?
— Пока ничего. — Слободан обернулся и задумчиво посмотрел на Рика.
Инга проследила за его взглядом.
— Это невозможно! — прошептала она, зачарованно глядя в спину Ханту.
— Ну почему? Очень удобный был момент. — Слободан сунул крестик в один из многочисленных кармашков «разгрузки» и придвинул камень.
Инга снова повернулась к бухгалтеру:
— Будет лучше, если мы промолчим! Пусть крестик лежит под этим камнем вечно. Иначе рядом могут оказаться и наши медальоны.
— Это верно, — Слободан сначала хотел сказать, что крестик лежит вовсе не под камнем, но почему-то передумал. — Он гораздо опаснее, чем казался до сих пор. Лучше промолчим…
7
Деревья на скалах не росли. На них вообще ничего не было, кроме птичьего помета. Но мистера Ханта это не волновало. Он требовал завтрак.
Инга вздохнула. Требование было абсолютно справедливым, но как разогреть остатки концентрата и вскипятить воду? Никаких газовых горелок или электроплиток в аварийном комплекте не было. Только зажигалка и пакеты со всякой бытовой мелочовкой. Инга украдкой вздохнула. Пока эта Оксана не положила глаз на Рика, все было не так плохо, но теперь Хант перестал обращаться с Ингой как с женщиной, низведя ее в ранг кухонного автомата.
Негодяй. Как раз такие недалекие хамы обычно идут наоборот — очень далеко. Не успеешь оглянуться, как подпись Ханта начнет мелькать на важных документах, а потом его фамилия окажется и в списках совета директоров. Инга знала немало подобных случаев. Все, на что способны мужчины вроде Ханта, — командовать. Попробуй выйди за такого. Будешь жить как в военном лагере.
И все-таки он притягивает, как магнит. И от этого такое томление в груди, просто невыносимо. Нет, ни о каком романе не может быть и речи, а уж тем более невозможно… ЭТО! Только после официальной регистрации. Но… Ничего серьезного с Хантом получиться не может. Вот с пухленьким Слободаном — запросто, но какой из него муж? Он даже никаких чувств не вызывает, кроме сострадания.
А вот Рик… Он такой… яркий, такой… Сексуальный… О боже, разве можно думать на такие темы?! Инга невольно свела бедра и сильно их сжала. По телу пробежала короткая нервная волна. Стало чуточку легче, но предосудительные мысли ее не покинули. Более того, они трансформировались в отчетливые фантазии. В них обнаженный Рик сжимал Ингу в страстных объятиях и нашептывал ей невероятно красивые слова. Жаль, что они не запоминались, поскольку Инга была почти невменяема от счастья и вожделения. Все это происходило на супружеском ложе, вокруг которого были красиво расставлены белоснежные фарфоровые вазоны с букетами цветов. Занавески широкого окна слегка развевал теплый ароматный ветерок, а за матовым стеклом дверцы платяного шкафа проступали контуры аккуратно повешенного туда подвенечного платья…