Лучше бы я был холостяком
Шрифт:
– На чашке или кастрюльке с молоком, которую оставлю на газовой плите, не должно быть моих отпечатков, – сказал я себе и тут же подумал о том, что отсутствие всяких отпечатков так же могло навести следователя на неблагожелательные размышления.
– Вероятно, ваша жена решила вскипятить кружечку молока, но, войдя на минутку в спальную комнату, совершенно о ней позабыла, – не то спрашивая, не то следуя цепи логических размышлений, скажет дотошный молоденький оперуполномоченный, недавно получивший юридическое образование и мечтающий о продвижении по служебной лестнице.
– Наверное, так оно и было, – сухо отвечу я, скрывая чувство восхищения своей проницательной гениальностью. – Ларочка всегда была рассеянной женщиной…
– Но в таком случае мне непонятно.
– Что именно?
– Мне непонятно, зачем она аккуратно стерла все отпечатки пальчиков? Ведь даже
– Было бы гораздо проще открыть газ и лечь в постель, – согласился бы я, пытаясь избежать его испытующего взгляда.
– В том-то все и дело, – заявил бы этот карьерист и тут же добавил: – Дешевый трюк с кипячением молока невольно наводит на мысль об убийстве.
Он вновь окинул бы меня проницательным взглядом и уверенно заявил:
– Вашу жену убили весьма изощренным способом, но забыли одну деталь…
– Какую именно? – не только ради приличия спросил бы я и тут же, пытаясь сохранить самообладание, поинтересовался: – Вас что-то смущает?
– Совершеннейший пустяк. Отсутствие отпечатков ее пальчиков.
– Разве это так важно?
– Отсутствие каких бы то ни было улик – тоже улика, которая сразу наводит на нежелательные мысли о спланированном и заранее подготовленном убийстве.
– Насколько я знаю, у Ларочки никогда не было врагов. Она со всеми находила общий язык и всегда во всех вопросах приходила к компромиссному решению.
– Не хочу обидеть, но смею заметить, что в большинстве случаев с летальным исходом, как правило, обычно виноваты самые ближайшие родственники.
– Вы намекаете…
– Я ни на что не намекаю. Вы сами не хуже меня понимаете, кто в данной ситуации становится самым главным и первым подозреваемым…
От подобных умозаключений кровь застыла в моих жилах. Во всяком случае мой ненавистный тесть мог прийти точно к такому же выводу и уж однозначно не стал бы проводить длительные разборки. Я даже боялся представить, какой долгой и мучительной будет моя смерть. Являясь криминальным авторитетом, Василий Николаевич Грохотов наверняка воспользуется самым устрашающим изощренным способом. Впрочем, эти же тягостные мысли привели меня к оригинальному решению данного вопроса. Нужно было всего лишь выставить чистую посуду на середину кухонного стола, и Ларочка самопроизвольно убрала бы ее в навесной шкафчик, ненароком оставив массу своих отпечатков, которые в дальнейшем обеспечат мне алиби и тем самым спасут мою задницу. Мне бы только осталось аккуратно, с помощью полотенца или какой-либо фланелевой салфетки, выставить тот или иной предмет хозяйственной посуды на газовую конфорку. Тогда ни один, даже самый дотошный и опытный, сыщик не сможет меня в чем-то заподозрить и уж тем более, окинув недоверчивым взглядом, не скажет:
– Кое-что не сходится в цепи действий этого несчастного случая. Вернее, в этой цепочке случайностей слишком много лишних ненужных звеньев.
Разумеется, какое-то время так замечательно обдуманный план убийства моей жены был на грани провала. Я не давал покоя собственным мыслям, пока внезапно не подумал о взрыве.
«Если при запахе газа у Ларочки будет шанс спастись от неминуемой гибели, – прикинул я, – то в случае взрыва у нее не будет ни малейшей возможности остаться в живых!»
По-прежнему опасаясь допустить какую-либо оплошность, я осторожно и постепенно отшлифовывал детали моего второго преступления и с каждым днем медленно, но уверенно приближался к намеченной цели. Экстравагантное убийство моей жены стало моей главной фикс-идеей. Как наполнить квартиру газом и при этом остаться вне подозрения, я уже знал. Осталось решить проблему взрыва. Мало того, что газ должен был взорваться в определенное время, так при этом я сам не должен был пострадать и тем более обязан был находиться на довольно-таки приличном расстоянии от дома. Волновало ли меня имущество, которое будет уничтожено? Да никоим образом! Ни Ларкина квартира, ни ее вещи меня не интересовали. Я знал, что по страховому договору получу довольно-таки кругленькую сумму, которой мне хватит до скончания века. Волновала ли меня судьба соседей, которые могли случайно пострадать во время проведенного мной теракта? Да ничуть! В элитном доме, в котором мне посчастливилось поселиться, проживали одни зажиточные толстосумы. Их дальнейшая судьба меня абсолютно не интересовала. Даже в том случае, если бы я знал, что рухнет все здание целиком и все его жители погибнут, я бы, ни капли не колеблясь, довел свой коварный замысел до его трагического завершения. Довел… если бы только знал, как это сделать. Что я только не выдумывал и каких брошюр и террористических инструкций не перечитал, все было бесполезно. Практически я даже имел понятие о том, как самому собрать взрывное устройство, благо доступная сеть Интернета располагала обширным кругозором всевозможных познаний, но так и не мог найти исчерпывающий ответ на свой вопрос. В какие научные дебри я только ни влезал, все было бесполезно, а все мои последующие малозначительные опыты и эксперименты были беспочвенны. Я уже был на грани отчаяния, когда совершенно неожиданно пришел к решению своей сложной задачи. Весьма странно и довольно-таки глупо звучит, но убийству моей жены способствовала наша, пусть и угасающая любовь. Всякий раз, когда Ларочка требовала от меня выполнения супружеского долга, она выключала электрический свет и зажигала свечи.
– Мне нравится такая интимная обстановка. В мерцании свечей есть что-то волшебное, чарующее и завораживающее, – обычно говорила Лариса, давая короткое пояснение своим действиям.
– Не имею ничего против этого, – добродушно отвечал я. – Мне тоже нравится мерцание свечей и особенно блики их огоньков на стенах нашей спальной комнаты.
Но в этот раз я промолчал, попросту онемев от изумления. Решение моей проблемы было совсем рядом. Можно сказать, оно постоянно находилось у меня под самым носом. Я чуть не выпрыгнул из постели от восторга, так внезапно нахлынувшего на меня. Ларочка не могла понять, что со мной происходит.
– Давно не видела тебя таким жизнерадостным, – подметила она. – Можно узнать, что происходит?
– От избытка сладострастных чувств, моя милая, – пафосно солгал я, заключив Ларочку в крепкие объятия.
– Почему бы нет? – улыбнулась Лариса, тщетно пытаясь понять, что именно так меня развеселило.
Эту ночь я провел с возбуждением и даже в возвышенной эйфории. Конечно же, Лариса здесь ни при чем. Мне не было до нее абсолютно никакого дела, да и свой супружеский долг я выполнил так же недобросовестно, как плохой работник выполняет ту или иную шабашку, за которую не рассчитывает получить приличное вознаграждение. Стоило Ларочке заснуть, я тут же вышел на кухню, затем вновь проследовал в спальную комнату. Неоднократно повторив этот маршрут, я каждый раз делал для себя некоторые выводы. Даже взял на заметку необходимость прикрыть все межкомнатные двери в ту ночь, которая будет роковой для моей жены. Причем должен был не закрыть их плотно, а именно прикрыть, оставляя постепенный доступ газа в каждую из комнат, и так до тех пор, пока он не просочится в спальню и не соприкоснется с пламенем горящих свечей. Я не сомневался, что взрыв будет такой невероятной силы, которая бесследно уничтожит когда-то любимую мной женщину. Но больше всего меня радовал тот факт, что вместе с Ларисой взлетит на воздух ее бесхвостая тварь. Мэнская кошечка достала меня до такой степени, что я готов был разорвать ее в клочья собственными руками. Так или иначе, но в ту ночь, в которую у меня наступило прозрение и наконец-то нашелся выход из создавшейся ситуации, я совершенно не смог заснуть. Однако, не глядя на мою бессонницу, я встал с постели раньше обычного, и причем в самом наилучшем расположении духа. В это утро я не только поцеловал Ларочку в щечку, но даже погладил ее любимую кошку и услужливо налил ей в блюдечко немного молока.
– Жри, гадина толстомордая, – злорадно прошипел я. – Помни мою доброту и щедрость. На том свете тебя вряд ли кто покормит…
20
Лишь когда я был абсолютно уверен, что ни один самый опытный следователь, и уж тем более ни мой разлюбезный тесть Василий Николаевич, по которому давно плакала тюремная камера, не сможет представить мне веские доказательства моей вины, я наконец-то решил осуществить задуманное преступление. Подходящий для этого момент наступил гораздо раньше, чем я мог предположить. Сразу после того как Грохотов, в очередной раз приехав в Самару, благополучно провел встречу с акулами автомобильного бизнеса, он по обыкновению направился в казино.
– Вот сейчас ты как никогда прочувствуешь разницу между женатым человеком и заядлым холостяком, – обратившись ко мне, сказал он и тут же усмехнулся. – Я иду развлекаться, а ты отправишься в гостиницу блюсти кодекс супружеской верности.
– Но, Николаевич… – резонно подметил я. – Ты ведь тоже когда-то был женатым человеком…
– Был, да сплыл! Мне вольная жизнь больше по душе.
«И мне по душе…» – подумал я, но не решился произнести эти слова вслух.
– Утром встречаемся в ресторане. Позавтракаем и махнем обратно в Тольятти, – приказным тоном произнес Грохотов.