Лучше не бывает

Рощина Наталия

Неожиданный приезд Шахова доказал, что она не излечилась. Полина едва сознание не потеряла, увидев, как Дмитрий выходит из машины. Решила быть твердой, но не смогла. Она любила, и этим все сказано. Шахов был таким милым, таким потерянным. Как она могла оттолкнуть его? Он достучался до самых дальних уголков ее исстрадавшейся души. Полина раскрылась. Столько лет она запрещала себе вспоминать, а тут – понесло. Слово за слово. Пусть, пусть он знает, что ей пришлось пережить!

Кажется, ее рассказ впечатлил Дмитрия. Она не хотела его разжалобить. Жалость – это мелко, недостойно. Ей нужно было, чтобы ее поняли. Чтобы Шахов ощутил, какую боль причинил ей. Он должен знать, кого вычеркивал из своей жизни. Обязан пообещать, больше никогда так не поступать с ней. С другими – это на его совести, но не с ней.

Когда она решила, что все наладилось, Шахов снова заставил ее почувствовать себя только винтиком в большой игре. Наивная. Размечталась, что Дмитрий приехал исключительно по зову сердца. Красиво говорил, был страстным. Яркая ширма, скрывающая главное. Шахов просто не знал, с чего начать, как подступиться. И только перед самым отъездом, услышав ее категорический отказ возвращаться в город, достал диск.

– Что это? – дрогнувшим голосом спросила Полина. Улыбка сошла с ее лица. Если бы Шахов потрудился в этот момент посмотреть ей в глаза, он увидел бы, как погасли в них огоньки надежды. Она все поняла.

– Диск с моим новым романом. Романом… Я немного преувеличил. Нужно еще подогнать объем, подчистить, убрать шероховатости. Честно говоря, я хотел, чтобы ты занялась этим. Лучше тебя никто не сможет передать то, что я чувствую.

– То, что ты чувствуешь? – Сделав ударение на «ты», Полина поджала губы. Взяла диск и уставилась на него. Блестящий плоский диск, на котором очередная идея Дмитрия. Сырая идея, требующая доработки. И это мягко сказано. – Третий?

– Третий.

– Бог в помощь!

– Мой новый редактор – профан. Он все испортит. Мы с ним не находим общего языка. – Шахов врал. – Только ты придашь словам нужный смысл, придашь остроты сюжету. Ты все отшлифуешь.

Он хотел, чтобы к его редактору роман попал только после Полины, после ее обработки. Иначе все обречено. То, что ему удалось написать – очень сыро. Правда, на этот раз он превзошел самого себя. Попытался расписать сюжетные линии, прорисовать характеры персонажей. Ему надоело возиться дня через три, а работа не была сделана даже наполовину.

– Если тебе это неприятно, я не буду настаивать. – Шахов протянул руку, как будто собираясь забрать диск обратно. – Надеюсь, ты не подумаешь, что я только из-за него здесь?

– Ты сам это сказал.

– Я приехал за тобой! Я сейчас этот диск раздавлю и все! – Дмитрий сделал вид, что хочет решительно отобрать его.

– Не нужно… Здесь никого нет. Для кого этот спектакль?

– Поля… Ты нужна мне.

– Я знаю. Я давно это знаю.

– Давай уедем отсюда вдвоем.

– Конечно, вдвоем. Мы всегда были только вдвоем. Ты никогда не знакомил меня со своими друзьями. – Полина говорила первое, что приходило в голову. Все недосказанное рвалось наружу.

– Хочешь, позовем твою подругу в гости? Пусть приезжает. Мой дом открыт для нее.

– Что так?

– Просто потому, что я благодарен ей. Она помогла тебе, когда было трудно. В наши дни такое нечасто случается, поверь. – Шахову не терпелось, чтобы Полина взялась за работу как можно быстрее. Сколько еще она собирается сидеть в этой глуши? Здесь нет компьютера. Значит, время будет потеряно.

– Мне нужно еще несколько дней.

– Полина, меня беспокоит твое самочувствие. Тебе нужна нормальная обстановка, человеческая.

– А тебя не интересовало мое самочувствие, когда ты не звонил три недели? – Воробьева пристально посмотрела на Шахова. – Ты не думал, что меня уже вообще может не быть?

– Да ты что… Мне это даже в голову не приходило. Ты же умная, сильная женщина. – Шахов отвел взгляд. Учитывая то, что он узнал о Полине, уверенности в ее способности справляться с ситуациями поубавилось. Главное, чтобы все эти воспоминания детства не мешали ей править роман.

– Ты бросил меня, помнишь? А теперь пытаешься убедить, что любишь.

– Жизнь – это сон, милая, а любовь – мечта. Стоит проснуться, и все исчезает, – тихо, глядя куда-то вдаль, произнес Дмитрий.

– Говоришь красиво, поступаешь грязно. Ты ведь используешь меня, Дима. – Полина покачала головой. – Не спорь. Я сама знаю. Жалкое зрелище: влюбленная женщина, любовь которой не нужна.

– Неправда. Я же пытался объяснить. Мне казалось, мы больше не будем к этому возвращаться.

– Конечно, не будем. – Она снова была одинока.

То, что Шахов рядом, ни о чем не говорит. Он с таким же успехом признается в любви той, которая будет нужна ему больше, чем она. Кстати, ей он так и не сказал, что любит. Он умудряется обходиться без этого глагола. По крайней мере, в общении с ней. Он получит свое и снова бросит. И совесть не будет его мучить. Такой мужчина, такая судьба.

– Ты возьмешься за новый роман? – Его уже не интересовало ничто иное. От волнения сотрясала мелкая дрожь. Шахов понимал, что Полина видит, как он переживает. Ему не нужно было играть – душа уходила в пятки от одной мысли о том, что Воробьева откажет.

– Возьмусь.

– Сколько тебе нужно времени?

– Зависит от того, в каком состоянии рукопись.

– В обычном, – улыбнулся Шахов.

– Тогда как пойдет.

– Постарайся сделать все к концу октября.

– Раньше ты не ставил условий.

– Обстоятельства изменились, Поля.

– Вдохновение – штука интересная. Ну, не мне тебе, известному автору, об этом рассказывать.

Дмитрий подошел, обнял ее за плечи. Волнение постепенно улеглось. Полина согласилась – вот главное. Надо как-то успокоить ее, расслабить. Тогда она и работать лучше будет, эффективнее.