Лучше только дома
Шрифт:
Но хватит о грустном. Поговорим о делах поважнее. Как удалась речь Тома? Он выиграл дебаты? Когда же мы наконец согласуем графики и увидимся? Чмоки!
Кому: Джею, Jay@mybestfriendisgay.com
От: Dot@noplacelikehome.com
Тема: Жизнь, смерть и Джордж Клуни
Жаль, что сегодня днем мы разминулись, и спасибо за Сильвию. Ты ее буквально очаровал. Само собой, в деликатные подробности твоей жизни я ее не посвящала, но, если чересчур размечтается, тайну придется выдать. К врачу съездила удачно — разве что пришлось прождать лишний час, и я совсем издергалась. В больницу практически втащила себя за шиворот,
Среди пациентов я заметила миловидную женщину с шестнадцатилетней дочерью, которую Матильда приняла бы за ожившую Барби. Мать была бледна и нервно теребила нитку на рукаве жакета. Обе сидели молча, изредка поглядывая друг на друга, и ободряюще улыбались. Жизнерадостная грудастая медсестра назвала очередную фамилию. Я ожидала, что откликнется мать, но поднялась девочка. Значит, рак у нее. От сочувствия у меня сжался желудок, я возненавидела себя за то, что стала свидетельницей чужой трагедии. Обе явно пришли сюда впервые: сестра лично водила их по кабинетам и объясняла суть процедур. Мать и дочь охотно улыбались и старались держаться «как подобает», а им, скорее всего, хотелось лишь одного — разрыдаться.
Наблюдая за этой парой, я знала, что их ожидает в ближайшие ужасные месяцы обследования и лечения. К глазам подступили слезы. Мне пришлось прикусить губу, чтобы не расплакаться. Что бы ни случилось, я не имею права нарушить этикет приемной — это недопустимо. Нельзя плакать, нельзя беспокоить окружающих и ставить в неловкое положение себя. Но эта пациентка совсем еще девочка… Может, хорошие манеры помогают выжить. В преддверии катастрофы люди цепляются за этикет. Невозмутимое лицо, недрогнувшие губы — как все это по-британски. Я никогда не видела в приемной рыдающих или даже просто повышающих голос людей, хотя некоторые выходили от врача, услышав, что жить им осталось всего несколько месяцев. Интересно, везде ли действует это правило? Не представляю себе сдержанных итальянцев или американцев. Возможно, приближение смерти вселяет смирение и спокойствие… а может, просто не веришь, что все это происходит с тобой. Помню, я читала, как миллионы евреев, покорных своей судьбе, шли в газовые камеры… Но такие глубокие мысли меня посещают нечасто. Обычно в приемной я развлекаюсь игрой «Найди парик» и прикидываю, кто симпатичнее — Джордж Клуни или Брэд Питт.
Кому: Джею, Jay@mybestfriendisgay.com
От: Dot@noplacelikehome.com
Тема: На вкус и цвет
Да нет же! Джордж Клуни лучше!
Кому: Бет, Bethearthmother@rooted.com
От: Dot@noplacelikehome.com
Тема: Так держать!
Решила сообщить тебе, что обследование прошло успешно: ничего лишнего в организме пока не выявлено. Кульминацией дня стал ленч с Джеком, и знаешь кого мы встретили? Алекса, которого обхаживала продюсерша Джессика Бедмай — восходящая звезда Би-би-си. Она как раз подыскивает режиссера для нового масштабного проекта. В чем его суть, пока не могу сказать, намекну только, что речь идет об экранизации «Тэсс из рода д'Эрбервиллей» [11] для Би-би-си-2 — созвали целую толпу звезд и вбухали бешеные деньги. Алекс и Джессика были так увлечены разговором, что мы решили им не мешать.
11
Роман классика английской литературы Томаса Гарди (1840–1928).
Ленч
А может, все гораздо проще? В конце концов, тысячи людей до меня узнавали, что у них рак, лечились и продолжали жить. Но почему-то мы помним только тех, кто умер. Почему я не могу примириться с тем, что у меня рак? Ответ очевиден: из-за детей. Невыносимо думать о том, что меня не будет рядом в важные периоды их жизни. Учеба в школе, подруги, дни рождения, первые мальчики, экзамены, карьера, брак, внуки — словом, я не увижу ни заурядных, ни судьбоносных событий нашей долбаной жизни. Но есть и другое, более фундаментальное обстоятельство. Я просто не в состоянии осознать сам факт прекращения моего существования. Помню, перед операцией я разговорилась с медсестрой Эммой.
— Я готова ответить на все ваши вопросы. Вас что-нибудь тревожит?
— Да, — ответила я. — Линда Маккартни.
Эмма явно растерялась.
— Вы о чем?
— У нее была ремиссия, она даже разъезжала верхом, а через два дня скончалась. Не понимаю, почему так быстро.
Эмма терпеливо объяснила, что у Линды, в отличие от меня, болезнь была безнадежно запущена, прогнозы — неутешительны, но так и не смогла втолковать, почему смерть наступила молниеносно. Смеешься себе, дышишь, катаешься верхом — и вдруг тебя нет. Можно еще понять, будь это авария или сердечный приступ. Но почему рак убил жертву так стремительно? Что произошло? Такие мысли я старательно отгоняю и, если честно, никому в них не признаюсь.
Смерти я никогда не видела. Только один раз столкнулась с ее подобием — в мавзолее Ленина в Москве. Он лежал такой усохший, совсем крохотный, с кожей странного оттенка лососины. Его будто украли из музея мадам Тюссо. Он казался ненастоящим. Но ты-то, я знаю, знакома со смертью, тем более самого близкого человека — матери. Может, все дело в умении взрослеть. Теперь-то я понимаю, что после смерти матери ты каким-то чудом сумела перескочить из детства во взрослую жизнь. А я по-прежнему подросток, пуп земли, раздражительный и нетерпимый, вечно готовый хлопнуть дверью — и не только в переносном смысле.
Наверное, только когда умирают родители, ты вдруг понимаешь, что ты тоже смертен и что твоя очередь — следующая. Но маму я никогда не видела больной, а отец не погиб — просто исчез. На прошлой неделе он прислал мне открытку. Мы не виделись уже несколько лет. Похоже, он прижился в Америке. Конечно, когда я заболела, мы созвонились, но отец был среди тех, кто наотрез отказывался верить в серьезность положения. Во многих отношениях Джек мне ближе отца, которого никогда не оказывалось рядом в трудную минуту. С самого раннего детства я привыкла не ждать от него ничего другого.
Джек расспрашивал, чему научила меня болезнь. А я так старалась доказать всем вокруг, что я — лучшая онкологическая пациентка в мире, что мне просто не хватило времени притормозить и осознать происходящее. Я лезла вон из кожи, чтобы моя болезнь не стала обузой для Алекса и детей. Я не желала донимать их капризами и просьбами. Если не считать дневного сна, в моей личной и профессиональной жизни ничто не изменилось. В больнице я никогда не жаловалась. Чтобы отблагодарить медсестер и врачей в последний день химиотерапии, я скупила все ботанические сады Кью. Я всегда была жизнерадостна и оптимистична.