Лучше умереть!
Шрифт:
Выйдя из квартиры Люсьена, Жанна бегом спустилась вниз и быстро, но неуверенно, словно слепая, зашагала по улице, не переставая повторять:
— Моя дочь… Люси — моя дочь… Я нашла свою дочь…
Постепенно свежий воздух привел ее в чувство; лихорадочно стучавшая в висках кровь успокоилась, и женщина ускорила шаги. Поднявшись на седьмой этаж, несчастная увидела ключ, торчавший в замочной скважине, и замерла в страшном волнении. Там, за дверью, была ее дочь… Сейчас она увидит ее, обнимет, но так и останется для нее мамашей Лизон, разносчицей хлеба… Жанна толкнула дверь и вошла.
— Это вы, мамаша Лизон! — с улыбкой сказала Люси.
— Да, миленькая. Это я, детка. Я, детка моя дорогая…
Разносчица хлеба горячо обняла девушку, потом спросила:
— Вы куда-нибудь выходили сегодня?
— Да. Относила работу госпоже Опостин, и теперь очень жалею об этом: пока меня не было, заходил Люсьен… А вы случайно не виделись с ним?
Жанна, собрав все силы, твердо сказала:
— Нет, я не видела его сегодня.
— Консьержка заметила, что вид у него был очень грустный.
— Наверное, ей просто показалось.
— Может быть. А если нет? Я боюсь, мамаша Лизон… С самого утра, после сцены с госпожой Арман, меня одолевают дурные предчувствия.
— Забудьте о них, миленькая. Люди нередко принимаются терзать себя без всякой причины. Вам нужно как-нибудь развлечься. Хотите, поужинаем сегодня вместе?
— Прекрасная мысль!
— Я схожу за продуктами и все приготовлю.
— Хорошо. А я тем временем закончу свою работу.
Жанна еще раз обняла свою дочь и вышла, думая: «Бедняжка! Как же она будет мучиться, когда узнает!»
Прибыв на улицу Мурильо, Люсьен велел лакею сообщить о его приходе дочери миллионера; когда он вошел в маленькую гостиную, Мэри ждала его, прислонившись спиной к камину. По его изменившемуся лицу она сразу поняла, что гость страшно взволнован, но сумела скрыть охватившее ее беспокойство.
— Папы еще нет, господин Люсьен, — сказала она. — Как мило вы сделали, что приехали пораньше… Но вы так бледны! Что случилось? Вам плохо?
— Да, сударыня, — тихо произнес Люсьен надломленным голосом. — Мне было очень плохо и плохо до сих пор.
— Но почему? У вас что, был с папой какой-то разговор?… Неприятный разговор?
— Да, это так: у нас с вашим отцом состоялся весьма неприятный разговор, и поэтому мне теперь очень плохо…
— Не понимаю…
— Выслушайте меня и вы все поймете. Теперь настал решающий момент. И нам нужно выяснить отношения. А для этого придется говорить искренне… даже если эта искренность прозвучит жестоко…
Мэри смертельно побледнела. Горло у нее сдавило от страха, так что в ответ она не смогла сказать ни слова и лишь кивнула в знак согласия…
— По воле случая, а точнее говоря — в силу необходимости найти себе работу, — в один прекрасный день я оказался в вашем доме. В тот день вы приняли меня очень любезно, тепло, по-дружески, и я нисколько не кривил душой, поклявшись потом в своей вечной признательности. Ведь вы, всячески поддерживая ходатайство моего друга Жоржа Дарье, повлияли на решение отца и тем самым обеспечили мое будущее, ибо я получил на заводе ту должность, о которой и мечтать не смел… Мне выпала неслыханная честь: вы обратили на меня особое внимание и питаете ко мне благосклонность, которой я, безусловно, ничем не заслужил, да и не пытался снискать…
— А! — вскричала Мэри. — Теперь я понимаю, почему вы пришли пораньше, почему вы здесь и, нагоняя на меня страх, говорите со мной так холодно, что кровь стынет в жилах! Вы пришли сказать мне о том, что не любите меня и никогда не полюбите…
Люсьен как ни в чем не бывало продолжал:
— Вы питаете ко мне то чувство, которое я питал к другой. Я любил ее…
— Да, вы любили ее, — горько сказала Мэри, — и до сих пор любите, а моя надежда на то, что когда-нибудь наши с вами жизни соединятся, оказались пустой мечтой.
— Вы и ваш отец, сударыня, — продолжал Люсьен, — сделали все от вас зависящее, чтобы уничтожить эту любовь, переполнявшую мое сердце… Я не упрекаю вас: я просто констатирую факт. Я принял то единственно верное и честное решение, что возможно в подобной ситуации. По мере возможности я стал избегать встречаться с вами, стараясь держаться как можно дальше. Знаю, я причинил вам немало страданий и очень сожалею об этом, но было бы несправедливо с моей стороны упрекать себя: ведь я любил.
— А теперь явились сообщить мне о том, что я должна оставить свои надежды, да? А разве я виновата, что полюбила вас? Разве я могла догадаться, что вы любите другую и она отвечает вам взаимностью? Чувство, которое вы внушили мне, стало моей жизнью — понимаете: жизнью! Теперь уже я и моя любовь неразделимы! Я уже не смогу избавиться от нее. Простите меня, Люсьен, если это — страшное преступление! Отныне я не стану больше покушаться на вашу любовь, но кто знает, что произойдет в будущем? Позвольте мне надеяться, позвольте мне жить… Прошу вас… на коленях прошу!
И Мэри, задыхаясь и дрожа, опустилась на колени перед Люсьеном, умоляя и заклиная его:
— Я слишком еще молода, чтобы умереть… Я хочу жить… и буду жить, если вы скажете, что, может быть, когда-нибудь придете ко мне и хоть чуть-чуть меня полюбите… Это невероятно, я понимаю, но, может быть, все-таки возможно… Кто знает, вдруг в один прекрасный день вы полюбите меня даже сильнее, чем ту, что царит в вашем сердцем сегодня…
— Начиная с сегодняшнего дня, я уже не могу, я просто не вправе ее любить… — тяжело вздохнув, прошептал Люсьен.