Лучше умереть!

де Монтепен Ксавье

— Известно ли вам, кто она такая, эта Люси, на которой вы собрались жениться?

— Да, сударь: честная девушка.

— Сирота, двадцать один год назад помещенная в парижский приют и вписанная в тамошние списки под номером 9. Вам это известно?

— Да, сударь, и это не имеет для меня ни малейшего значения! Брошенный ребенок ни в чем не виноват, тут родителям стыдиться следует.

— Допустим! — сказал миллионер, улыбнувшись при этом как-то гадко. — Все это очень благородно и великодушно с вашей стороны, но позвольте спросить: вы не пытались сами, ради собственного спокойствия, узнать, кто же ее родители?

— Еще раз повторяю: какое это имеет значение? Даже если ее родители — люди недостойные, разве это может иметь к Люси хоть какое-то отношение?

— И вправду, любовь с ума вас свела! Так знайте же: Люси — дочь Жанны Фортье, убившей вашего отца, а поскольку на слово вы мне не поверите, я сейчас представлю вам бесспорное доказательство этого факта.

Люсьен сдавленно вскрикнул и рухнул на стул, невидяще глядя куда-то в пространство; все тело его конвульсивно подергивалось.

Глава 13

В тот самый момент, когда в кабинете Армана в Курбвуа разыгралась эта сцена, на набережной Бурбонов, 9, возле дома Люси остановилась карета; из нее вышла Мэри, поднялась на седьмой этаж и постучала в дверь мастерицы; дверь открылась. Увидев перед собой Мэри, Люси в удивлении — почти в испуге — отшатнулась: она хорошо помнила, как обидела ее в прошлый раз дочь миллионера.

— Вы, сударыня, здесь!

— Мне нужно поговорить с вами по очень серьезному вопросу.

— По очень серьезному вопросу! — повторила Люси, разволновавшись еще больше.

— Да. Надеюсь, вы разрешите мне присесть?

— О! Простите! От удивления я совсем растерялась.

Дочь миллионера опустилась на стул и, глядя мастерице прямо в глаза, начала разговор с довольно неожиданного вопроса:

— Вы говорили мне, что вы — сирота?

— Да, сударыня.

— Выросли в приюте, никаких родственников у вас нет, а следовательно, нет никакого состояния, и единственным источником денег вам может служить ваш упорный труд?

— Это так, но я вполне довольна своей жизнью.

— Довольна! — почти с иронией воскликнула Мэри. — Что-то не верится!

— Уверяю вас… — начала было Люси.

— И не пытайтесь. Вряд ли вы сможете меня переубедить.

Люси умолкла.

— Так вот! За этим я и пришла. Сама ведь я богата… очень богата… и поэтому хочу обеспечить ваше будущее.

Теперь невеста Люсьена и вовсе ничего уже не понимала.

— Обеспечить мое будущее? — удивленно пролепетала она. — Это как же?

— Самым простым и надежным способом. Я предлагаю вам три тысячи франков.

Теперь пришла очередь Люси посмотреть Мэри прямо в глаза.

«Может быть, она умом повредилась?» — подумала девушка.

— Вы слышали, что я сказала? — спросила госпожа Арман.

— Слышала, но ничего не поняла.

— Не поняли, почему вдруг я предлагаю вам целое состояние?

— Именно.

— И полагаете, наверное, что я не совсем в своем уме. Ну так вот! Вы ошибаетесь. С ума я вовсе не сошла, и речь идет отнюдь не о благотворительном пожертвовании: я намерена заключить с вами сделку.

— Прошу вас, сударыня, объясните толком, а то вы все загадками говорите… вы предлагаете мне огромную сумму… и какую-то сделку. Что же это за сделка?

— Получив ту самую сумму, которую вы назвали огромной, вы должны сразу же уехать — и не просто из Парижа, а вообще за пределы Франции.

— Уехать из Парижа! И даже из Франции! — воскликнула Люси в крайнем изумлении. — Но зачем?

Мэри, стиснув зубы, нахмурилась.

— Затем, чтобы я вас больше не видела! — прошипела вдруг она.

Люси в ужасе отшатнулась. Теперь уже она была просто уверена в том, что ее гостья не в своем уме. А дочь миллионера продолжала:

— Чтобы я не думала все время о том, что вы здесь, в этом городе… чтобы вы не стояли больше у меня на пути… чтобы я могла спастись от этого медленного угасания, вернуться к жизни… и, наконец, изведать счастье и покой!…

Люси резко вскочила на ноги.

— А! — вскричала она, в ужасе отбежав подальше от госпожи Арман. — Теперь наконец ясно, почему вы так переменились ко мне; теперь мне понятно, почему в вашем взгляде сквозят лишь презрение и ненависть! Вы завидуете мне!

— Да, я вам завидую! — ответила Мэри, тоже поднимаясь со стула; глаза ее сверкали.

— Вы любите Люсьена!

— Люблю.

— И вы считаете, что я должна разбить свое сердце, лишь бы только избавить вас от ревности, лишь бы удовлетворить ваши капризы! Надеетесь, что я вот так вдруг возьму и уеду, поклявшись никогда больше не видеться с Люсьеном! Вы предлагаете мне за три тысячи франков пожертвовать всем!

— Я могу и увеличить сумму, если нужно…

— И вы могли вообразить хоть на миг, что я соглашусь на эту постыдную сделку?

— А почему бы нет?

— Почему? Потому что я люблю Люсьена! Люблю всеми силами души, и эта любовь будет жить во мне до тех пор, пока бьется сердце! А вы вообразили, что я способна свое сердце продать! До какой же степени вы презираете меня?… Ну так вот! Я такого презрения не заслуживаю. И с омерзением отвергаю предложенную вами постыдную сделку. Я люблю Люсьена… Вы тоже его любите! Вот пусть он сам и выбирает!… Мне бояться нечего: я не сомневаюсь в его честности! Так что, сударыня, говорить нам с вами, по-моему, уже не о чем…