Лучшее место на земле. Книга 1-2

Эльтеррус Иар

– Нам так положено, – пояснил Скрипач. – Сами подумайте. Мускулистому качку замаскироваться значительно сложнее. Но при всем том… дайте, пожалуйста, монетку.

Шеф лаборатории контактов порылся в коробочке на письменном столе, выудил пятачок и протянул Скрипачу. Тот для начала скатал монетку в аккуратную трубочку (Федор Васильевич присвистнул), потом раскатал обратно (у Федора Васильевича округлились глаза), а потом сложил монетку вчетверо.

– Ничего себе, – потрясенно протянул Федор Васильевич. – И вы хотите сказать?..

– Да,

Ит даже сейчас запросто проделает то же самое, – подтвердил Скрипач. – Это так, ерунда. Баловство.

Он снова разогнул монетку, а затем смял ее пальцами, как конфетный фантик, и галантно протянул Федору Васильевичу.

– Можете себе представить, какая у меня была спина? – спросил он. – Но мы отвлеклись. О чем вы хотели рассказать? – Скрипач кивнул на принесенные папки. Федор Васильевич отвлекся от созерцания смятой монетки, положил ее перед собой на стол, взял одну из папок и развязал шпагат.

– Да, действительно… Почему мы пропустили проблему. Смотрите, Скрипач. Вот это мы привезли из Домодедова. Вы только не пугайтесь, хорошо?

В папке оказалась огромная пачка эпикризов и куча снимков. Увидев первый, Скрипач поневоле вздрогнул, но тут же опомнился.

– Еле довезли тогда, – пояснил Федор Васильевич. – Это мы снимали в первые сутки. Признаться, думали, что умрет. Ездили за ним ребята вчетвером. Данил, Паша, Валерка, ну и Саша Конаш, это наш зам. начальника отдела комиссий. Вы потом ему обязательно проставьтесь, без него ничего бы не получилось. Он, собственно, Ита и обнаружил… да потом еще и на своем катере помог довезти, у нас с транспортом вечные проблемы. Они за три часа полкоробки камфары извели – сердце останавливалось, он уже не справлялся, несмотря ни на выносливость, ни на то, что к дороге его худо-бедно как-то пытались подготовить.

Скрипач неподвижно смотрел на снимок, глаза его нехорошо сузились. Фотография лежала перед ним на столе, но он в тот момент видел нечто гораздо большее – что, было ведомо лишь ему одному.

– На тот момент он весил двадцать семь килограммов, очень плохо дышал, да еще началась интоксикация из-за пролежней. Всю первую неделю мы боролись только за то, чтобы возобновить работу сердца, почек и восстановить дыхание. А весь первый месяц ушел на то, чтобы как-то стабилизировать общую картину. Как вы считаете, нам в это время было до мелочей?

Скрипач кивнул, соглашаясь. Отодвинул фотографию в сторону, взял следующую.

– Ну, тут уже получше – это через полтора месяца после того, как он здесь оказался. Снимок сделан накануне операции, пролежни мы в результате иссекли, и, знаете, это дало очень быстрый положительный эффект. Если до этого он в весе прибавлял мало, несмотря на то, что кормили по шесть раз в день, то после операции пошло резкое улучшение. Вот эта фотография сделана еще через месяц. Тут он, пожалуй, уже даже на себя похож, правда?

Скрипач снова кивнул.

– На этом этапе мы, собственно, и начали потихоньку разбираться с травмой мозга.

Больше всего боялись, что все усилия пропадут даром, потому что после таких повреждений в большей части случаев восстановиться в принципе невозможно. Человек по сути дела превращается в овощ. Мы делали, что могли. Все, что могли, что было в наших силах. Ту же активность мозга отслеживали каждую неделю, это есть в карте, можете прочесть. Если надо, могу поднять все рентгены, которые сделаны, проекции, динамику и…

– Не надо, – попросил Скрипач. – Я вам верю, Федор Васильевич. Действительно, не надо. В этом нет необходимости. Я все понял.

– Раз уж я начал, то все-таки доскажу. Полгода большая часть сотрудников моей лаборатории занималась только им. Мы угрохали на лечение треть субсидий, которые выделяются лаборатории ежегодно, больше нам не позволили. Ребята даже покупали лекарства на свои деньги, потому что достать, к примеру, ту же кокарбоксилазу можно только за наличные и по блату. Народ дошел до того, что, когда какой-то рефлекс восстанавливался, чуть ли не праздник устраивали…

Скрипач выудил еще один снимок. Несколько секунд смотрел, затем зажмурился, потряс головой.

– Вы не поверите, но вот это все – целиком и полностью моя вина. Это произошло только потому, что я имел глупость сказать ему одну фразу. Одну. И этого хватило… для вот этого. Мне до сих пор иногда хочется пойти и утопиться, – признался он. – Или удавиться. Какая же я гадина…

– Ну полно вам на себя наговаривать, – успокаивающе ответил Федор Васильевич. – Многие ошибаются. Вы не исключение. Главное, что обошлось.

– А киста? – с горечью возразил Скрипач. Отложил фотографию, опустил голову на руки. – Черт… мне язык надо вырвать за это!..

– Не загоняйтесь, – попросил Федор Васильевич. – Ну, киста. Но он с ней уже довольно долго живет, судя по всему, и до сих пор не умер – а состояние стало улучшаться лишь совсем недавно, только после вашего перемирия. Мне кажется, все обойдется.

– Дай бог, – пробормотал Скрипач. – Федор Васильевич, вы говорили про деньги. У меня будет просьба к вам… не откажите в любезности, позвольте мне помочь лаборатории.

– Простите? – не понял тот.

– Я не стеснен в средствах, а вам требуются деньги на исследования.

– В смысле? – окончательно опешил Федор Васильевич. – Но зарплата шофера не сможет вам позволить…

– При чем тут зарплата? Я знал, куда иду, и позаботился о том, чтобы иметь, в случае необходимости, возможность… – Скрипач замялся, полез в карман, а затем вытащил оттуда спичечную коробочку, в которой что-то перекатывалось. – Тут – пять изумрудов, от шести до пятнадцати карат. Я могу отдать их вам сейчас, а могу продать и отдать деньги. Подождите, не оскорбляйтесь и не возражайте. Федор Васильевич, я знаю, что вы сейчас можете сказать, но дела у лаборатории явно не блестящи, судя по тому, что сотрудники ужинают бесплатным хлебом с огурцами.