Лучшее за год XXIII: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк
Шрифт:
Келли опустилась на колени рядом с телом, по ее лицу текли слезы. Мы не очень хорошо знали сержанта, но он был одним из тех немногих людей, с кем мы контактировали последние четыре с лишним года.
В трубке послышалось, как Мардж вздохнула.
— Ты прав, это дело нужно расследовать. Я займусь им, Брюс.
— Благодарю.
Прилетел вертолет АНБ, забрал тело Перри и отвез туда, откуда он был родом. Мы с Келли смотрели вслед улетавшему вертолету, и, к моему удивлению, она обняла меня одной рукой за пояс.
Тут меня посетило странное желание умереть прямо на месте,
Впадина определенно менялась. За лето, после таинственной гибели сержанта Перри, — АНБ так и не сумело раскрыть это преступление, — впадина заметно расширилась и обмельчала. Даже наши неточные измерения указывали на значительное повышение температуры. Однако уровень радиации оставался стабильным, здесь дозиметры и мой счетчик Гейгера не противоречили друг другу.
Я предложил еще раз вызвать разведывательный самолет из агентства, но Келли и слушать не захотела.
— Какой от них толк? В том сугробе мог оказаться один из нас, а ваша драгоценная Мардж заявила, что никакой бреши в системе защиты не зафиксировано!
Конечно, она была права. Я начал повсюду таскать с собой пистолет, чего раньше никогда не делал, — я больше не доверял возможности моего агентства защитить нас. Но все это не имело никакого отношения к тому, что происходило в озере.
— Их оборудование все же могло бы предоставить нам ценные данные о впадине.
— А откуда нам знать, можно ли доверять их данным? Мне тоже не очень понравилось, как Мардж обставила все дело с нарушением в системе защиты, но все же я думал, что Келли перегибает палку.
— А что, если я попрошу канадскую авиацию прислать «Орион»?
Келли покачала головой:
— Нет, все равно это будет машина вашего АНБ.
Будь я проклят, но я позволил ей себя уговорить.
Однако с университетскими экспедициями этот ее номер не прошел. Интерес к впадине внезапно снова оживился, и мы перестали быть одни, как раньше. Повсюду сновали люди, которые постоянно выражали недовольство агентством, распоряжавшимся их оборудованием, тучами комаров и нами, за то, что мы не позволяли им пользоваться туалетом в сторожке. Правда, нам пока удавалось сдерживать натиск журналистов, никто из них не получил пропуск в парк, несмотря на шумные требования.
Келли подозрительно поглядывала на исследователей, словно те собирались отобрать у нее впадину. Она сидела в домике на дереве и наблюдала за Изумрудным озером просто в бинокль, терзаясь ревностью к любому, кто приближался к берегу. Иногда я к ней присоединялся, но чем больше изменялось озеро, тем больше она от меня отдалялась. Мне не нужно было напоминать, что она по-прежнему от меня далека, хотя совсем недавно казалась такой близкой.
Однажды поздней осенью она, как обычно, провела весь день в «наблюдательном пункте», а я принес ей сандвичи ближе к вечеру. Парк снова принадлежал нам, хотя толку от этого было мало. Кленовые листья вокруг нее окрасились всеми оттенками оранжевого, красного и желтого, но Келли видела только одно — проклятую впадину.
— Посмотрите, над озером поднимается пар, — сказала она, едва бросив
— Гм… — Я уставился на воду; над озером действительно клубился пар. Особого жара не наблюдалось, но разница температур была достаточной, чтобы в воздухе образовался небольшой туман, он клубился внутри впадины и временами выползал на поверхность озера. Первый снег еще не выпал, но дни становились холоднее, зима приближалась. — Вы чего-нибудь ждете?
— Энтропийная прогрессия ускоряется, — произнесла она вместо ответа на вопрос, — и достигнет пика в шестую годовщину возвращения Ника.
Наверное, это и был ответ.
В конце марта, когда снова начал таять снег, впадина стала такой широкой и мелкой, что выплескивалась на берега Изумрудного озера, а в самом ее центре образовалась заметная выпуклость. Вода была довольно теплая.
Почти все экспедиции за зиму разъехались. Мы с Келли снова были одни и вели размеренную жизнь женатой пары с большим стажем — недомолвки, сдерживаемая раздражительность, взаимное воздержание, — поэтому я удивился, когда однажды она явилась в мою комнату, сияя улыбкой, которую я не видел уже больше года. Я снова в нее влюбился.
— Брюс, вы не поможете мне?
Я отложил в сторону планшетный компьютер с незаконченным отчетом.
— Конечно.
Она отвела меня к «наблюдательному пункту». Перед деревом стоял большой пластмассовый ящик с ржавыми петлями. Я прежде его не видел, хотя узнал лежащие рядом с ним цепную пилу и канистру с бензином. На ящике были свежие следы грязи.
— Что это?
— То, что я закопала давным-давно, — ответила Келли, — когда впервые сюда приехала.
Почти шесть лет мы провели вдвоем в абсолютной глуши, а тут вдруг она начала выкапывать из земли ящики? Энтропийная прогрессия, как же!
Тем временем Келли отпирала замки на ящике.
— Мне нужно поднять, это наверх. Как вы думаете, нам удастся соорудить что-то вроде лебедки?
— Ладно. Но что это?
— Смотрите сами, — сказала она, открывая крышку и вынимая превосходный телескоп.
— Чего мы ждем?
Глубокой ночью в домике на дереве было чертовски холодно, а с Изумрудного озера доносились такие звуки, будто оно там кипит в темноте.
— Мы ждем, когда наступит восьмое апреля, два тридцать ночи. — Келли направила луч фонарика на свои часы. — Что произойдет минут через двадцать.
Я уставился на звезды.
— Он вам сказал что-то во время того телефонного разговора, да?
Келли едва заметно кивнула, будто тень переместилась.
— В циклограмме было нечто большее, чем мы признали. От меня не ускользнуло это «мы».
— Вы с самого начала были частью замысла.
Келли отвернулась от телескопа, настроенного на созвездие Змееносца, находящееся в это время года в южной части неба.
— У нас были планы на случай непредвиденных обстоятельств. Что там они задумали, не знаю, но она наконец демонстрировала мне свою сущность, ту часть, которую скрывала все эти годы.