Лучшее за год XXIV: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк
Шрифт:
Да, я слышал эти истории и раньше. А кто не слышал? Люди на Луне. Меня всегда удивляло, как в подобные россказни мог верить мой образованный и умный друг.
— Просто возьми книгу, — настаивал он.
— Для чего, чтобы хранить?
— Ну, естественно.
— Уж поверь, я ее сохраню, — пробормотал я и засунул том в седельную сумку, чувствуя себя одновременно гордым и виноватым.
Я читаю книги без печати Доминиона. Что сказал бы отец, узнав об этом? Как отреагировала бы мать? (Естественно, я ничего им не показывал.)
После этого я нашел поблизости поросшее
— Он действительно любит эти старые книги, — решил я завязать беседу.
Учитель обычно не отличался разговорчивостью — настоящий портрет старого ветерана, — но сейчас кивнул и без лишних церемоний ответил:
— Его научили любить их. Я сам помог ему в этом. Вот сейчас думаю: так ли уж это было мудро? Не перестарался ли я? Возможно, когда-нибудь книги его убьют.
— Каким образом, Сэм? Подвигнут на отступничество?
— Джулиан слишком умен, это ему вредит. Он препирается с духовенством Доминиона. Буквально на прошлой неделе я видел, как он спорил с Беном Крилом [8] о Боге, истории и прочих абстрактных вопросах. А вот именно этого ему делать и не следует, если, конечно, Джулиан хочет сохранить свою жизнь.
8
Наш местный представитель Совета Доминиона — по большому счету мэр города.
— Почему, ему что-то угрожает?
— Зависть властей предержащих, — ответил Сэм, но больше ничего не сказал, только сидел и поглаживал свою седую бороду, время от времени с тревогой поглядывая на восток.
День близился к концу, и в конце концов Джулиану пришлось оторваться от кучи книг, прихватив с собой только парочку призов: «Введение в биологию» и еще один том, «География Северной Америки». Пора идти, настаивал Сэм, лучше вернуться в поместье до ужина. В любом случае всадники уже выехали, официальные сборщики и кураторы Доминиона скоро прибудут, дабы разобрать оставшееся.
Но я говорил, что Джулиан познакомил меня с одной из ересей. Вот как это случилось. В сонном царстве вечера мы остановились на вершине холмистой гряды, смотрящей на Уильямс-Форд, огромное поместье наверху, и Сосновую реку, берущую начало в горах на западе и несущую свои воды по долине. С этой точки мы видели шпиль Доминион-Холла, вращающиеся колеса мельницы и лесопилки, от уже подходящих сумерек вокруг висела синева, туманная от дыма очагов, тут и там расцвеченная остатками осенней листвы. Дальше к югу железнодорожный мост подвешенной нитью нависал над тесниной Сосновой. Погода словно говорила: «Идите в дом, сейчас хорошо, но это ненадолго, заприте окна, разожгите огонь, сделайте себе яблочного взвара — скоро зима». Мы оставили лошадей на ветреной вершине, и Джулиан нашел куст ежевики с крупными ягодами. Мы сорвали несколько и съели.
Это
Джулиан заметил странное выражение моего лица и поинтересовался, в чем дело. Я поделился с ним своими размышлениями.
— Ты прямо как философ, — ухмыльнулся он.
— Ну тогда понятно, почему они такие жалкие.
— Адам, ты несправедлив, ты же за всю свою жизнь не встретил ни одного философа.
Джулиан в них верил и даже заявлял, что видел одного или двух.
— Ну, я думаю, человек жалок, если воображает, будто он — призрак или что-нибудь в таком же духе.
— Это условия существования всего на свете, — возразил мой друг. — Вот возьмем эту ягоду, к примеру. — Он сорвал одну и протянул мне, держа на своей бледной ладони. — Неужели она всегда так выглядела?
— Естественно, нет, — нетерпеливо ответил я.
— Когда-то она была зеленой почкой, еще раньше частью куста, а до того семенем внутри ягоды…
— И так по кругу, до бесконечности.
— Нет, Адам, в этом и смысл. Ежевика, вон то дерево, тыква в поле, ворон, летящий над ними, — все они произошли от предков, которые не походили на них в точности. Ежевика или ворона — это форма, а формы со временем меняются, так же как облака, когда путешествуют по небу.
— Формы чего?
— ДНК, — честно ответил Джулиан. (Его новая книга по биологии была далеко не первой, которую он прочитал по этому предмету.)
— Джулиан, — предупредил Сэм, — я обещал родителям этого мальчика, что ты не будешь его развращать.
— Я слышал о ДНК, — ответил я. — Это жизненная сила предков-материалистов. Миф.
— Вроде людей, ходящих по Луне?
— Именно.
— И на кого же ты опираешься, говоря так? На Бена Крила? На «Историю Союза»?
— Все меняется, кроме ДНК? Это чересчур даже для тебя, Джулиан.
— Да, он действительно забавен, если бы я такое говорил. Но ДНК изменчива. Она старается запомнить себя, но ей никогда не удается сделать это в совершенстве. Вспоминая рыбу, она воображает ящерицу. Вспоминая лошадь, представляет гиппопотама. Вспоминая обезьяну, представляет человека.
— Джулиан! — настойчиво повторил Сэм. — По-моему, достаточно.
— Ты говоришь как дарвинист, — заметил я.
— Да, — признал мой друг, улыбаясь при мысли о столь жуткой ереси. Осеннее солнце придало его лицу оттенок медного пенни. — По-видимому, да.
В ту ночь я лежал в кровати, пока не убедился, что родители заснули. Потом встал, зажег лампу и взял новую (или, скорее, очень старую) «Историю человечества в космосе», которую перед этим спрятал под дубовым комодом.