Лучшие истории любви XX века
Шрифт:
– Господин Чехов, – кричал он, – хоть брючки отдайте!
Я не останавливаясь бежал дальше. Наконец портной стал догонять меня. Тогда я быстро остановился, снял с себя широкие китайские шаровары и, оставив их на месте, побежал дальше.Моя нервная напряженность, которую я так искусно скрывал до сих пор от внешнего мира, достигла наконец таких размеров, что в целом ряде моих поступков стала проглядывать наружу. Я вдруг спрашивал кого-нибудь из моих товарищей, не слышит ли он, например, того особенного шума, который слышу я сам в эту минуту, и по лицу товарища догадывался о том, что он не только не слышит его, но и не понимает, о чем, собственно, я его спрашиваю. Я слишком часто подходил к окнам и с тревогой глядел на улицу. Или вдруг во время спектакля, чувствуя потребность вернуться домой, я начинал так быстро играть свою роль, что это обращало на себя внимание моих партнеров».
Единственным
В отчаянии Ольга обращается к ненавистной свекрови… Миша так любит мать! Так почему же Наталья Александровна не воспользуется своим влиянием? Свекровь смотрит на Ольгу усталыми, потухшими глазами. Так Ольга не знала раньше, что Миша пьет? Пьет с самого нежного возраста, с тринадцати лет? Не знает, что его покойный отец был запойным пьяницей? Что именно он приучил мальчика к спиртному? Она – мать – пыталась бороться за Мишу. И потерпела поражение. Остается только смириться… Александр Павлович, бывало, тоже не пил годами. А потом – срывался. И неделями, месяцами не выходил из запоя. Ничего не поделаешь… Дурная кровь!
Этот разговор со свекровью был первым и последним в их совместной жизни мгновением душевной теплоты и взаимного сочувствия: отчаяние и тревога сближают двух ненавидящих друг друга женщин… Но миг проходит – и возвращается былая неприязнь. Только теперь Ольга все знает о Мише. Все! И это знание погружает ее в пучину безысходности.
Из книги Михаила Чехова «Путь актера»: «Единственной причиной, омрачавшей мои отношения с матерью, было то, что, несмотря на мой возраст, я довольно много пил. Пить я научился во время моего пребывания с отцом в периоды его болезни. Я чувствовал, как тяжело матери видеть меня пьяным и как тягость эта возрастала, когда болел отец и мы оба просиживали ночи за пивом. Зная, как страдает от этого мать, я все же не мог побороть страсти к опьянению, и моя безмерная любовь к матери стала приобретать оттенок боли. Не будучи в состоянии отказаться от вина, я старался как бы загладить свою вину тем, что искал факты, которые, как мне казалось, могли быть неприятны матери, и уничтожал их. Когда мне не удавалось находить такие факты, я незаметно для себя начинал их выдумывать. В моем сознании слагались картины возможных для матери неприятностей, и я принимал конкретные меры против вымышленных опасностей. Не знаю, была ли тому виной только моя нечистая перед матерью совесть или же вообще моя чрезмерная, почти ненормальная любовь к ней побуждала меня со страхом думать о могущих возникнуть опасностях, но моя фантазия рисовала все более страшные и беспокойные картины возможных катастрофических событий. С годами фантазия моя изощрялась в этом направлении все больше и больше. Любовь к матери превратилась в сплошную боль и страх за нее. У меня образовались десятки всевозможных примет, которые выполнялись мной в целях предохранения матери от опасностей. Чувство страха росло и становилось моим основным настроением. Оно распространялось уже не только на мать, я стал бояться целого ряда вещей, которые казались мне опасными потому, что наступление их могло путем очень длинного и сложного ряда событий привести в конечном счете к последнему событию и причинить страдание матери. Я замкнулся в круг определенных представлений и не мог да и не хотел выходить из этого круга, хотя пребывание в нем доставляло мне много мучений. Первые признаки накопления в моем сознании гнетущих представлений появились еще в детстве, полного развития они достигли во мне, когда мне было уже двадцать четыре – двадцать пять лет. Я заболел нервным расстройством».
Как раз в двадцать пять лет Михаил Чехов стал отцом… И пик нервного расстройства пришелся на кризис его семейной жизни. Вернее, то были взаимосвязанные явления. Ему становилось все хуже. Вскоре он уже не мог один
Единственное, что отравляло Ольге визиты в МХТ, это – встречи с Владимиром Чеховым. Он как раз в это время прислушался к советам брата и благодаря протекции Михаила и Ольги Леонардовны был зачислен на службу в театр. Его влюбленность «прогрессировала», в ней появилось что-то болезненное, что-то от одержимости… Впрочем, Ольга предполагала, что это из-за Мишиных странностей она сделалась такой подозрительной и во всяком неуравновешенном человеке видит безумца. Она и предположить не могла, что Владимир Чехов тоже нездоров психически… А он был нездоров. Только неясно, стала ли его одержимость Ольгой причиной болезни – или была ее следствием?.. Владимир докучал Ольге, но мало занимал ее мысли. Ее беспокоил Миша. Все-таки они были женаты, и их теперь связывала Ада… А Владимир все не оставлял ее в покое, все уговаривал бежать с ним. Свекровь, бывшая свидетельницей этих частых визитов, снова и снова упрекала невестку в безнравственности. Что до Ольги, уже ничего и никого не хотелось – ни мужа, ни Владимира, ни бегства, ни ребенка – только покоя и свободы, которые теперь казались ей недосягаемыми…
В конце концов, Ольга решительно отказала Владимиру Чехову и просила больше не преследовать ее.
Владимир застрелился.
И в этом обвинили опять же Ольгу…
Михаил Чехов вспоминал:
«…двоюродный брат мой Володя застрелился, похитив браунинг из моего письменного стола. Я приехал проститься с телом брата накануне его похорон. Три момента запечатлелись в моей памяти. И.П. Чехов (отец Володи) неподвижно и молча стоит в дверях дальней комнаты – прямой, худой, с вытянутой шеей, с высоко поднятыми бровями, как бы вглядываясь вдаль или прислушиваясь к неясному звуку. Нос его заострился. Костюм висит, как с чужого плеча, и складки брюк внизу падают так, что он кажется прикрепленной к полу деревянной фигуркой. На мой поклон он не ответил. Мать Володя сидит в кресле со спокойным, почти улыбающимся лицом. Я никогда не видел ее такой нежной и простой. Но я с трудом узнаю ее лицо. Те же знакомые мне черты, но за ними – другое, новое, совсем незнакомое мне существо.
– Поди к нему, Миша, – шепчет она, – но, пожалуйста, голубчик, не кричи.
Вижу лицо Володи в гробу. Он не изменился. Таким я знал его, когда он бывал весел. Часто мы оба мазали себе лица красками или жженой пробкой, изображая клоунов или играя шарады. И теперь лицо его покрыто, как бы в шутку, черно-синими пятнами. На голове повязка, как будто он изображает смешного турка в чалме. Я не могу ощутить смерти, и это особенно тяжело мне».
Михаил ярко, красиво, демонстративно страдал из-за смерти брата. Свекровь и нянька плакали и бросали на Ольгу ненавидящие взгляды. Но Ольге было все равно. Совсем все равно. Слишком плохо жилось ей сейчас, слишком много было в ее повседневности настоящих страданий, чтобы почувствовать боль из-за гибели человека, который только и делал, что досаждал ей. И даже своею смертью снова сумел досадить.
А Миша те дни, когда Ольга не могла сопровождать его, попросту оставался дома и пропускал спектакли.
Из письма Михаила Чехова К.С. Станиславскому (датируется приблизительно 31 мая 1917 года):
«Я бы не позволил себе писать Вам обо всем этом и передал бы лично, найдя Вас в театре, но так как эти дни я не выхожу один на улицу, а жена моя не всегда может провожать меня (она поступила на службу), то я волей-неволей должен писать Вам».
В мае 1917 года Ольге Книппер-Чеховой только-только исполнилось двадцать лет… А она была уже женой и матерью – женой алкоголика и безумца! Правда, очень скоро «помешательство» Михаила Чехова утратит вдруг свою остроту, да и пить он перестанет на длительное время… Но она еще этого не знает. И ей положение кажется безнадежным.
Идет война. Уже случилась революция – и назревает вторая. Какое-то темное брожение в стране… Что-то близится страшное… Это чувствуют все. А она – с маленькой дочерью на руках, и не на кого ей опереться! Она словно снова блуждает в том темном лесу, не может найти дорогу к свету. Но в ту ночь некая чудесная сила спасла ее и указала путь. А сейчас? Есть ли сила, которая может ее спасти? Самой ей уже не выбраться из этой трясины. Она чувствует себя беспомощной, она не знает, что ей дальше делать.