Лучшие классические детективы в одном томе (сборник)
Шрифт:
В одно прекрасное утро Джон Ферье собрался было ехать в поля, как вдруг услышал стук щеколды. Выглянув в окно, он увидел полного рыжеватого мужчину средних лет, который направлялся к дому. Ферье похолодел: это был не кто иной, как великий Бригем Янг.
Ферье, дрожа, бросился к двери встречать вождя мормонов – он знал, что это появление не сулит ничего хорошего. Янг сухо ответил на приветствия и, сурово сдвинув брови, прошел вслед за ним в гостиную.
– Брат Ферье, – сказал он, усевшись и сверля фермера взглядом из-под светлых ресниц, – мы, истинно верующие, были тебе добрыми друзьями. Мы подобрали тебя в пустыне, где
– Так, – ответил Джон Ферье.
– И взамен мы потребовали только одного: чтобы ты приобщился к истинной вере и во всем следовал ее законам. Ты обещал, но если то, что говорят о тебе, правда, значит, ты нарушил обещание.
– Как же я его нарушил? – протестующе поднял руки Ферье. – Разве я не вношу свою долю в общий фонд? Разве я не хожу в храм? Разве я…
– Где твои жены? – перебил Янг, оглядываясь вокруг. – Пусть придут, я хочу с ними поздороваться.
– Это верно, я не женат. Но женщин мало, и многие среди нас нуждаются в них больше, чем я. Я все-таки не одинок – обо мне заботится моя дочь.
– Вот о дочери я и хочу поговорить с тобой, – сказал вождь мормонов. – Она уже взрослая и слывет цветком Юты; она пришлась по сердцу некоторым достойнейшим людям.
Джон Ферье насторожился.
– О ней болтают такое, чему я не склонен верить. Ходят слухи, что она обручена с каким-то язычником. Это, конечно, пустые сплетни. Что сказано в тринадцатой заповеди святого Джозефа Смита? «Каждая девица, исповедующая истинную веру, должна быть женой одного из избранных; если же она станет женой иноверца, то совершит тяжкий грех». Я не могу поверить, чтобы ты, истинно верующий, позволил своей дочери нарушить святую заповедь.
Джон Ферье молчал, нервно теребя свой хлыст.
– Вот это будет испытанием твоей веры – так решено на Священном Совете Четырех. Девушка молода, мы не хотим выдавать ее за седого старика и не станем лишать ее права выбора. У нас, старейшин, достаточно своих телок [18] , но мы должны дать жен нашим сыновьям. У Стэнджерсона есть сын, у Дреббера тоже, и каждый из них с радостью примет в дом твою дочь. Пусть она выберет одного из двух. Оба молоды, богаты и исповедуют нашу святую веру. Что ты на это скажешь?
18
Гебер Ч. Кембелл в одной из проповедей наградил этим нежным эпитетом сотню своих жен. (Прим. автора.)
Ферье, сдвинув брови, молчал.
– Дайте нам время подумать, – сказал он наконец. – Моя дочь еще очень молода, ей рано выходить замуж.
– Она должна сделать свой выбор за месяц, – ответил Янг, подымаясь с места. – Ровно через месяц она обязана дать ответ.
В дверях он обернулся; лицо его вдруг налилось кровью, глаза злобно сверкнули.
– Если ты, Джон Ферье, – почти закричал он, – вздумаешь со своими слабыми силенками противиться приказу Четырех, то ты пожалеешь, что твои и ее кости не истлели тогда на Сьерра-Бланка!
Погрозив ему кулаком, он вышел за дверь. Ферье молча слушал, как хрустит галька на дорожке под его тяжелыми сапогами.
Он сидел, упершись локтем в колено, и раздумывал, как сообщить обо всем этом дочери, но вдруг почувствовал ласковое прикосновение руки и, подняв голову, увидел, что Люси стоит рядом.
– Я не виновата, – сказала она, отвечая на его недоуменный взгляд. – Его голос гремел по всему дому. Ах, отец, отец, что нам теперь делать?
– Ты только не бойся! – Он притянул девушку к себе и ласково провел широкой грубой ладонью по ее каштановым волосам. – Все уладится. Как тебе кажется, ты еще не начала остывать к этому малому?
В ответ послышалось горькое всхлипывание, и ее рука стиснула руку отца.
– Значит, нет. Ну и слава богу – не хотел бы я услышать, что ты его разлюбила. Он славный мальчик и настоящий христианин к тому же, не то что здешние святоши, несмотря на все их молитвы и проповеди. Завтра в Неваду едут старатели – я уж как-нибудь дам ему знать, что с нами приключилось. И насколько я понимаю, он примчится сюда быстрее, чем телеграфная депеша!
Это сравнение рассмешило Люси, и она улыбнулась сквозь слезы.
– Он приедет и посоветует, как нам быть, – сказала она. – Но мне страшно за тебя, дорогой. Говорят… говорят, что с теми, кто идет наперекор Провидцу, всегда случается что-то ужасное…
– Но мы еще не идем ему наперекор, – возразил отец. – А дальше видно будет, еще успеем поостеречься. У нас впереди целый месяц, а потом, мне думается, нам лучше всего бежать из Юты.
– Бросить Юту!
– Да, примерно так.
– А наша ферма?
– Постараемся продать, что можно, выручим немного денег, а остальное – что ж, пусть пропадает. По правде говоря, Люси, я уже не раз подумывал об этом. Ни перед кем я не могу пресмыкаться, как здешний народ пресмыкается перед этим чертовым Провидцем. Я свободный американец, и все это не по мне. А переделывать себя уже поздно. Если он вздумает шататься вокруг нашей фермы, то, чего доброго, навстречу ему вылетит хороший заряд дроби!
– Но они нас не выпустят!
– Погоди, пусть приедет Джефферсон, и мы все устроим. А пока ни о чем не беспокойся, девочка, и не плачь, а то у тебя опухнут глазки, и мне от него здорово попадет! Бояться нечего, и никакая опасность нам не грозит.
Джон Ферье успокаивал ее весьма уверенным тоном, но Люси не могла не заметить, что в этот вечер он с особой тщательностью запер все двери, а потом вычистил и зарядил старое, заржавленное охотничье ружье, которое висело у него над кроватью.
Глава IV
Побег
На следующее утро после разговора с мормонским Провидцем Джон Ферье отправился в Солт-Лейк-Сити и, найдя знакомого, который уезжал в горы Невады, вручил ему письмо для Джефферсона Хоупа. Он написал, что им угрожает неминуемая опасность и что крайне необходимо, чтобы он приехал поскорее. Когда Ферье отдал письмо, на душе у него стало легче, и, возвращаясь домой, он даже повеселел.
Подойдя к ферме, он удивился, увидев, что к столбам ворот привязаны две лошади. Удивление его возросло, когда он вошел в дом: в гостиной весьма непринужденно расположились двое молодых людей. Один, длиннолицый и бледный, развалился в кресле-качалке, положив ноги на печь; второй, с бычьей шеей и грубым, одутловатым лицом, стоял у окна, заложив руки в карманы, и насвистывал церковный гимн. Оба кивнули вошедшему Ферье.